— Разве вы не слышали?
— Что?
— Нет! Я не ошибаюсь!… Я слышу шаги…
Мария вскрикнула.
— Ах! Если бы это был он… Да, он возвращается… он спасся от преследователей, но он ранен, может быть, умирает…
— Успокойтесь! Я выйду к нему навстречу. Но его шаги тверды. Нет, он не ранен!
— Иди! Иди! Бертрада… потому что иначе я умру!
Старуха побежала к двери и, открыв ее, вышла в маленький садик. Она шла в темноте, протянув вперед руки.
Вдруг она почувствовала, что кто-то схватил ее за горло, глухое хрипение вырвалось у нее из груди, она зашаталась… но Дьюлуфе поддержал ее.
— Молчи, старая колдунья, — прошептал он ей на ухо, — а не то, клянусь дьяволом, я сожму покрепче руку… и отправлю тебя на тот свет!…
Мария ничего не слышала.
Она стояла неподвижно, вытянув шею, ожидая, надеясь…
Вдруг дверь резко распахнулась.
— Жак! — вскрикнула она.
Вошедший обнажил голову.
— Нет, это не Жак, — насмешливо сказал он. — Узнаете ли вы меня, Мария Мовилье?
Бледная, задыхающаяся Мария готова была упасть в обморок, но она собрала все силы и выпрямилась, преодолев овладевавшую ею слабость.
— Бискар! — сказала она. — Убийца Бискар!
Он гневно топнул ногой.
— Да, убийца Бискар! А вы не чаяли снова увидеться с ним, не так ли? Вы считали его навсегда прикованным к галерной цепи… Нет, моя красавица, Бискар жив… И стоит здесь, перед вами… как демон, вышедший из ада… и вам придется рассчитаться с ним. Да, придется, моя красавица!
Мария не дрожала больше.
Она с непередаваемым презрением указала рукой на дверь.
— Подите прочь! — сказала она.
Бискар в ответ рассмеялся.
— Вы меня гоните! В самом деле!… Это было бы смешно, если бы не было ужасно!… Вы указываете мне на дверь, как лакею… а действительно, кто я такой? Ниже чем лакей, я — каторжник!… Ну, что же! Каторжник явился к дочери графа Мовилье, и она выслушает его!
Лицо Бискара пылало яростью и злобой.
Мария сделала шаг назад и поднесла руку ко лбу, как бы боясь сойти с ума.
— Бертрада! Жак! Ко мне!… — закричала она.
Сложив руки на груди, каторжник глядел на нее горящими глазами.
Никогда, наверное, человек не представлял собой такого совершенного образа дикого зверя!
Вне себя от ужаса, Мария еще раз закричала:
— Бертрада! Жак!
— Ни Бертрада, ни Жак не придут! — холодно сказал каторжник.
— Что вы хотите сказать?
— Бертрада в моей власти… что же касается Жака…
— Жака?
— Да, Жака, вашего любовника, невинная дочь графа Мовилье, Жака, отца ребенка, который здесь лежит и о котором мы сейчас поговорим! Жак не услышит вашего крика о помощи потому, что он умер!
— Умер?… Неправда!
— Правда!… Я убил его.
— Вы… убили его! — прохрипела Мария.— Нет! Это невозможно!
— Разве вы не слыхали выстрела?… Вот оружие, убившее вашего любовника. Вы можете дотронуться до дула. Оно еще не успело остыть.
Мария упала на колени. Ее горе было так ужасно, что она не в состоянии была плакать.
— Я убил его, — повторил Бискар, — потому что он встал на моей дороге. Я думал, что палач исполнит мое дело, но он, вероятно, бежал, и как верный любовник явился сообщить своей возлюбленной приятное известие… к счастью, я был тут!… И Жак умер!
— Боже мой! Сжалься надо мной! — прошептала Мария.
Вдруг она выпрямилась и взглянула Бискару прямо в лицо.
— Ну, что же! Убийца! — крикнула она. — Кончай твое дело… убей теперь меня!
— Убить вас! Мне! Ах, черт возьми! Вы не знаете меня… Да, я убил вашего любовника… Но вам, Мария Мовилье, вам я отомщу не убийством…
— Отомстите? Вы говорите о мщении?… Но что же я вам сделала?…
— Что она мне сделала! — процедил каторжник. — И она еще спрашивает!… Погодите, Мария, вы, верно, забыли… но я, я помню… и если надо помочь вашей памяти, то я сделаю это…
Испуганная мать схватила на руки проснувшегося ребенка и бессознательно качала его.
— Пять лет тому назад, Мария Мовилье… Бискар был лесничим у вашего отца, графа Мовилье… Его держали из милости… Впрочем, кто же такой был Бискар?… Незаконнорожденный, даже хуже — подкидыш… Его нашли в какой-то яме. Это было преступление… потому что лучше было бы оставить ребенка издыхать, подобно собаке…
Каторжник глубоко вздохнул.
— Я жил где попало и как попало, всегда из милости, всегда! О, безумец! Я мечтал, не будучи ничем, сделать из себя нечто. Я много работал, учился. Когда я ходил в город, то говорил себе: кто знает, может быть, твое место уже заранее определено среди этих людей, которые проходят сейчас мимо тебя, не удостаивая даже взгляда! Не помню, с кем я однажды позволил себе заговорить о моих мечтах и планах… О, каким смехом были встречены мои слова! «Ты, Бискар? Нищий!»… Надо мной смеялись! Меня оскорбляли! О, с этого дня беспощадная ненависть овладела всем моим существом, и только эта ненависть поддерживала меня, потому что не будь у меня цели отомстить за все эти оскорбления, я давно бы убил себя! В это время графу Мовилье понадобился свинопас. Ему указали на меня, и он сквозь зубы произнес: «Да». По крайней мере, я не испытывал голода… Я вырос… Со временем я сделался отличным садовником. А потом и лесничим. Вы сказали, что это лакейское занятие. Но мне было все равно. Если бы граф Мовилье предложил мне быть кучером, я и на это бы согласился. И знаете почему, Мария?
Она даже не повернула головы.
Бискар вздрогнул.
— Я не хотел оставлять дома господина Мовилье, я готов был перенести всякое презрение, всякое унижение, потому что…
Он остановился на мгновение.
— Потому, что я, Бискар, — вскричал он, — я свинопас, нищий, подкидыш… я вас любил, вас, дочь графа Мовилье!
Восклицание отвращения сорвалось с губ Марии.
— А! Молчите!… — продолжал, стиснув зубы, Бискар.
Он помолчал немного.
— Впрочем, не все ли равно! — продолжал он затем. — Оскорбляйте меня… я вознагражу себя и клянусь вам, что это вознаграждение будет ужасно, так ужасно, что вам даже во сне никогда не представлялось ничего подобного… Да, я любил вас… Я прятался в кусты, когда вы проходили… и глядел на вас!… Я был сумасшедшим… Как могло случиться, что, видя вас гуляющей по лесу, я не бросился на вас и не унес в свое логовище!… Я и сам не знаю! А между тем у меня стучало в висках и кровь приливала к голове! Когда вы уходили, я бросался на землю и кусал ее. О! Как ужасны были мои мучения! Я боролся… Я хотел бежать. Но сила, более могущественная, чем моя воля, удерживала меня около вас… Наконец однажды я почувствовал, что не в силах далее бороться… Вы забыли, что произошло в тот день?
Она молча взглянула на каторжника.
— Вы вошли в один из охотничьих павильонов… ваша сестра Матильда ушла… я, дурак, бродил около, думая о вас… повторяя себе: «Я люблю ее, я люблю ее»… Вдруг я услышал шум… я спрятался… и тогда… как только я остался жив?… Из павильона вышел мужчина… это был Жак, да Жак де Котбель, обманывавший своего благодетеля и кравший у него дочь… Одним словом, Жак, ваш любовник… Я оперся о дерево, чтобы не упасть… я был безоружен!… О, с какой радостью я бы убил его!… Он уже удалился, а я все еще не мог прийти в себя… Тогда я не знаю, что руководило мной… я вошел в павильон. Вы стояли на коленях, молясь… за него? Не так ли!… Что я вам сказал, я сам не помню… Я клал к вашим ногам всю мою жизнь, кровь, всю душу… А вы!… О, это ужасно!… Можно, право, было подумать, что вы не поняли меня. Вы медленно встали, потом, указывая мне на дверь, сказали: «Ступайте вон!» Как и сегодня. Но тогда я был вашим слугой. По одному вашему слову я готов был украсть… убить!… Теперь другое дело… вы были госпожой, я — лакеем. Теперь же я господин, а вы моя раба…
Ярость этого человека была ужасна. Глядя на его сверкающие глаза, невольно становилось страшно.
Как мы уже сказали, он был ребенком найден на большой дороге… Откуда он был? И какая кровь текла в его жилах?…
Мария была подавлена его яростью и молча упала на колени, конвульсивно прижимая ребенка к груди.
Бискар замолчал.
У Марии не хватило мужества заговорить с ним, она молча ждала…
— Да, — снова заговорил Бискар, — я помню, как я просил, как валялся у вас в ногах, как умолял: «Не выгоняйте меня! Я спрячусь… Я буду молчать… Вся моя радость будет состоять в том, что я буду издали глядеть на вас…» Но вы были беспощадны. Вы остались глухи ко всем моим мольбам… и в тот же вечер я был изгнан графом Мовилье. О, на этот раз я решил отомстить… Но как? Вот что мучило меня…— Он злобно засмеялся. — Тогда я не был еще так опытен, как теперь. Я еще не знал, что значит страдать и заставлять страдать других… Мой план можно было заключить в одном слове: «Убить!» Убить вашего любовника, убить вас, а потом убить себя. Но вы знаете, чем окончилась первая же попытка… Я пробрался в дом Жака де Котбеля, чтобы убить его… Меня поймали лакеи. Я совершил взлом, я был вооружен… меня обвинили в покушении на воровство с отягчающими вину обстоятельствами. Почему меня не приговорили к смерти? Я сам этого не знаю… или, лучше сказать, я был обязан снисходительности суда и самого графа Мовилье, а также мнимому раскаянию, разыгранному мною перед судьями. Они поверили мне, и я был отправлен на галеры… Теперь я бежал и явился свести счеты… Случай помог мне… я убил маркиза де Котбеля. Теперь ваша очередь…
При этой прямой угрозе Мария выпрямилась, желая встретить смерть без страха, лицом к лицу…
— Убейте же меня! — холодно сказала она.
Бискар насмешливо взглянул на нее.
— Хорошо! А ребенок? — сказал он.
Мария отчаянно вскрикнула.
— О! Вы не осмелитесь дотронуться до этого несчастного создания!
— В самом деле!… А почему это?
— Нет! Это невозможно! — прошептала молодая женщина. — Я одна оскорбила вас… я одна должна и нести наказание!… Почему наказывать маленькое создание за вину его матери?
— Ба! Разве он не сын Жака де Котбеля?
Мария упала на колени перед негодяем.