Парижский детектив — страница 10 из 37

— Ну что, теперь все ясно?

— Лично мне — ничего! — пожала плечами Мелани.

— Это потому, что на нем много лишних штрихов, — согласился Реми, — он слишком «лохматым» получился. Я специально для вас его очистил и сделал цветным для большей наглядности…

Реми снова щелкнул мышкой, и на экране появилось алое пятно.

— Ну, что скажете?

— Похоже, — заявил Кристиан.

— Погодите-ка… Это же… — Элоди прыснула от смеха и посмотрела на остальных. — Вы видите? Это же «зизи»![7]

Раздалось несколько смешков, даже Марион сдержанно улыбнулась, а Фредерик немного смутился.

— Или, официально говоря, получается контур мужского полового органа, — кивнул Реми. — Хохма такая. Вы, пребывая в панике, не осознали этого. Поверить в то, что вы все сговорились воссоздать фаллический символ, я не могу, как вы понимаете, — уж больно неуместно! Стало быть, вы это все видели своими глазами: и нож, и это не совсем пристойное пятно крови. Теперь это очевидно, не так ли?

— Очевидно, — солидно проговорил Этьен. — Но что это все означает?!

— Что вас разыграли.

Немой вопрос. Взгляды горели жаждой получить объяснение.

И Реми его дал наконец.

— Вы увидели бутафорский нож и бутафорскую кровь! У вашего хозяина имеется фабрика, производящая бутафорию для театров и праздников. В том числе и для Хэллоуина… И среди изделий его фабрики наличествует нож, точнее, рукоять ножа с прикрепленной к ней имитацией потеков крови. Штуковина эта называется без затей: «Удар в сердце». Вот она, — Реми вытащил гаджет из портфеля и приложил к своей груди.

Послышалось несколько восклицаний: имитация была великолепна, и детектив вполне сошел бы за труп, если б не смотрел на них с веселой искрой в глазах.

— Более того, хозяин ваш был большим шутником. Как вы убедились, кровавое пятно, при более внимательном рассмотрении, представляет собой контур фаллоса!

Мелани издала звук, похожий на хрюканье.

Марион вдруг широко улыбнулась:

— Жан-Франсуа и впрямь был шутником… Меня это не удивляет.

— Я навел справки, — кивнул Реми, — на светские приемы он иногда приходил то с жутковатой татуировкой, то с неимоверными прыщами, то с синяками и кровоподтеками на лице… А потом на глазах у изумленной публики снимал с себя этот маскарад. Не исключаю, что подобные выходки служили ему не только развлечением, но и рекламой — ему самому и его фабрике бутафории… Разыграл он и вас. В тот момент, когда вы все вломились в его кабинет, он просто-напросто изображал смерть! Возможно, теперь вас это не удивляет… Но в тот момент вы поверили, а?

— Конечно, в тот момент никто из нас… Никому не могло прийти подобное в голову! — воскликнула Марион.

— Даже вам? — с нажимом спросил детектив.

— Почему мне? Откуда я должна была знать?! — изумленно подняла брови красавица.

Реми проигнорировал ее реплику и продолжил:

— Итак, писатель устроил небольшой спектакль. В тот момент, когда вы всей толпой ворвались в его кабинет и увидели хозяина с ножом в груди, он был жив.

— Но зачем?! — в полном недоумении воскликнул Кристиан.

В столовой поднялся шум, возгласы.

— Жан-Франсуа был жив?! — громко воскликнула Марион, и на глазах ее появились слезы. — Но это… это так жестоко с его стороны! Зачем ему понадобился подобный розыгрыш? Я сознание потеряла, когда увидела его с этим ножом… с этой кровью…

— Ради этого он и затеял представление, думаю. Он вас очень любил, не так ли?

— Да, — прошептала она.

— Но на днях он получил по почте ваши фотографии с одноклассником. Хоть и не было на них никакого, так сказать, интима, но парень красивый, молодой, и обнимались вы с ним горячо… Жан-Франсуа сильно комплексовал из-за большой разницы с вами в возрасте. Человеком он был, похоже, сентиментальным и чувствительным, и мысли о вашей возможной неверности… точнее, вашей нелюбви к нему, его больно ранили. Вот он и решил устроить проверку! Хотел увидеть вашу реакцию на его мнимую смерть… Да и мнение остальных, думаю, ему было небезразлично. Ему хотелось верить, что домашние его действительно любят. Что никто не скажет над его мнимым трупом: «Ну, наконец-то хозяин сдох, и мы сможем получить свое наследство!» Возможно, услышь он подобное, то изменил бы завещание…

— Я что-то вконец запутался, — заявил Кристиан. — Жан-Франсуа что, живой? Вы его не в морг увезли?

— В морг, увы… Он-то наверняка планировал выскочить ко всем вам минут через десять-пятнадцать и заявить, что пошутил!

— Кажется, я понял вашу мысль… — задумчиво произнес Этьен. — Он собирался нас просто разыграть, устроить нам проверку! Только кто-то его… — Садовник запнулся.

— Совершенно справедливо, — кивнул Реми одобрительно. — Именно так и обстояло дело: кто-то убил его потом! Так что тайна «запертой комнаты» объясняется очень просто: никто в нее проникнуть не мог — и не проникал. Писатель устроил небольшой спектакль; вы, встревоженные, взломали дверь, что входило в его замысел. Но вот когда дверь уже была взломана… Вот именно тогда кто-то из вас его убил. На этот раз не в шутку — в самом деле. И сделал это тот, кто был посвящен в розыгрыш!

— Безумие какое… — прошептала Марион. Слезы катились из ее глаз, нос покраснел, но все равно она оставалась очень красивой.

Зависла пауза. Лица окаменели, но потихоньку домочадцы стали оборачиваться друг на друга: домочадцы принялись вспоминать, соображать.

— Я помчалась за нашатырным спиртом! — торопливо уточнила Мелани.

— Мы несли Марион в спальню, — ответили садовник с поваром.

— Потому что я потеряла сознание… — добавила Марион.

— А я… я пошел проверять ограду и дом с внешней стороны… Фредерик, а ведь у кабинета оставался ты один! Выходит… Парень, выходит-то, что только ты мог убить хозяина!

— Я? Дядю? Да ты с ума сошел!

— Больше некому, — жестко заявил Кристиан.

— Не смей! Ты не имеешь права… Лакей, тебе не понять, что я дядю любил!

— Не стоит напрягаться, Фредерик, — заметил Реми. — Не трудитесь. Фотографии Марион с одноклассником сделали вы, вы же их отправили дяде на электронную почту, чтобы спровоцировать его ревность!

Домочадцы взирали на Фредерика и Марион с недоумением: они ничего до сих пор не знали о фотографиях, в эту историю их никто не посвятил, и теперь они пытались понять, что к чему.

— Он что, он… — Этьен подбирал слова. — Фредерик застукал хозяйку с любовником, что ли?

— Мадам нашла себе молоденького гарсона[8]… а секретарь ее заложил! — радуясь своей догадке, хохотнула Элоди.

Марион сидела неподвижно, ни на кого не глядя.

— Не совсем так, — вступил комиссар, — но фотографировал Марион с молодым красивым человеком именно Фредерик. У нас есть свидетели, которые его видели за этим занятием и опознали его по предъявленной нами фотографии!

Комиссар блефовал: это был один из тех пунктов, в которых Реми попросил его поддержки. И блеф сработал!

— И что с того?! — воскликнул Фредерик. — Я просто заботился о дяде! Он имел право знать, как проводит время жена без него! Он сам меня попросил за ней проследить!

Марион по-прежнему не шелохнулась, несмотря на то, что все обернулись на нее, ожидая возмущенной — или смущенной — реакции.

Такой ход со стороны секретаря был некоторой неожиданностью для Реми, но он быстро нашелся.

— Допустим. Я вам не верю, но допустим, что он сам вас попросил. Однако именно вы навели его на мысль устроить данный розыгрыш с целью проверить чувства Марион! Потому что вы уже спланировали его убийство, причем до последней детали: дядя изобразит сцену, которую вы же ему присоветовали, после чего все домочадцы впадут в панику… Расчет ваш оправдался, так оно и случилось. Вы раздали слугам разные поручения и остались один на один с дядей. Вы вошли к нему. Жан-Франсуа был доволен произведенным эффектом. Он вас даже поблагодарил за идею, — вдохновенно импровизировал Реми, — что, к слову, напечаталось в его файле, так как режим диктовки был еще включен…

— Чушь, чушь! Какие у вас доказательства?

— Вы предусмотрительно стерли последние строчки в тексте романа, да, — проговорил комиссар. — Но мои ребята сумели их восстановить! И мы прочитали ваш разговор с дядей!

Фредерик искал слова, чтобы опровергнуть слова комиссара, но явно не находил. Очередной блеф удался на славу.

— И тут вы встали позади кресла Ларю, — продолжил Реми, — бормоча о своей любви к дяде и удачно завершившемся эксперименте… И ударили его настоящим, уже не бутафорским ножом в сердце! А бутафорскую нашлепку с его халата вы сняли, естественно.

— Неправда… Вы лжете!!!

— Куда вы дели эту нашлепку, Фредерик? Выйти за пределы поместья в тот момент вы не могли… Вы ее спрятали в доме или в саду… — произнес комиссар. — Где именно?

— Нигде! Я не убивал дядю, это какая-то дикость!

— Ладно, — добродушно усмехнулся комиссар, — не трудитесь. Мы ее уже нашли, — проговорил он и вытащил из своего кармана знакомую бутафорию: черную рукоять ножа, к которой была прикреплена превосходная имитация кровавого пятна, напоминавшего фаллос. Гаджет был упакован в полицейский пакетик с наклейкой, как положено.

— Вы не могли ее найти! Я ее спрятал в… — он запнулся. — Вы не могли найти! Это провокация!

— Зато с вашей стороны практически признание!

— Ничего подобного! Я хотел сказать, что вы не могли найти, потому что я не прятал, я не убивал дядю!

— Прятали. Сначала к себе в карман. Затем в своей комнате…

Комиссар в очередной раз блефовал, как они условились с Реми, — логика подсказывала им именно такие ходы. Они просто поставили себя на место секретаря: в тот момент он действительно не мог выйти ни во двор, ни тем более за пределы усадьбы — стало быть, прятал улику в доме и уж как пить дать в своей комнате.

Секретарь выглядел, прямо скажем, плоховато. Лицо его словно разложилось на фрагменты, как в кубистской картине, и он, как ни силился, никак не мог собрать его воедино.