Он задал ей уйму вопросов, потихоньку подбираясь к главному: могла ли Марион изменять мужу. И если да, то сумел ли Жан-Франсуа об этом прознать. В конце концов, если писатель решился на самоубийство, то причина могла быть только одна: неверность горячо любимой и слишком молодой для него жены…
Марион отвечала с величавостью, которой могла бы позавидовать любая королева. Жана-Франсуа она любила, он гениален, и разница в возрасте не имела значения… Наследство и того меньше: ей прекрасно жилось с мужем, который ее баловал, потакая всем ее капризам… И никакого смысла желать смерти человеку, который любил ее, которого любила она, у нее не имелось…
— Более того, — вдруг добавила Марион, чуть улыбнувшись, — я немного тщеславна, каюсь… Как все женщины. И мне куда интереснее быть женой известного писателя, чем его вдовой… Больше к нам никто не придет домой брать интервью!..
Ввиду такого неожиданного признания Реми обернулся на Ксюшу. Та потерла три пальца между собой — русский жест, непонятный, к счастью, французам и означавший деньги.
— Но вы стали наследницей довольно большого состояния, — проговорил Реми.
— Стала… — откликнулась красавица. — Но у меня и так было все! Знаете, пойти купить самой себе кольцо с бриллиантом — это совсем не в кайф! Куда приятнее, когда муж покупает тебе его в подарок! Понимаете, о чем я?..
Реми понимал. При этом затылком чувствовал, что Ксюша не согласна. Но снова посмотреть на жену не рискнул: Марион ведь видела и Ксению, и как Реми на нее оборачивается…
— Так ты его любила? — вдруг спросила Ксюша.
Марион вскинула свои светло-карие с прозеленью глаза — во Франции такие называют «ореховыми» — на Ксению.
— Конечно! — ответила вдова.
— Почему же ты не плачешь? Если бы убили моего мужа, я бы…
— При чем тут вы?!
Ксюша не ответила, чуть улыбнувшись.
Марион, кажется, собралась возмутиться, но передумала.
— Слезами, мадам, Жана-Франсуа не вернуть… — произнесла она печально.
— К тому же они портят цвет лица… А?
Марион покачала головой с выражением осуждения бестактности Ксении.
— У вас ко мне еще есть вопросы? — перевела красавица взгляд на Реми.
— Пока нет.
И пава выплыла из гостиной.
Реми с Ксюшей вышли во двор.
— Ты ей не веришь? — удостоверившись в том, что никого поблизости нет, спросил жену детектив.
— Нет.
— Интуиция? Или что-то посущественней?
— Я не знаю, как тебе объяснить… Давай так: если бы ты умер…
— Мне такое начало не нравится.
— Я не смогу иначе объяснить!
— Ну, ладно, продолжай.
— Если бы ты умер и кто-то спросил меня: ты его любила? — я бы разревелась. А если бы все же что-то смогла произнести, то закричала бы:
«Да! Я его любила!» Но не «конечно». Это безликое слово. В нем нет чувств!
— Откуда ты это знаешь, Ксю? А если вы просто разные люди? Люди ведь разные, ты согласна?
— Разные… Но не до такой степени. Знаешь, в чем ошибка тех, кто верит лжи?
— В чем?
— В том, что они слишком много места отводят предполагаемой разности, слишком уважают ее. Они не ставят себя на место этого человека, не сравнивают его реакции со своими, и напрасно! Разность есть, безусловно, но она совсем не так велика, как многие думают! Пусть не слезы, ладно, — я могла бы понять глухое молчание, могла бы понять сдержанное рыдание, могла бы понять даже бредовый ответ! Но такой разумный, как «конечно», — нет! Это ложь. Она его не любила.
— Ксю…
— Верь мне, Реми.
— Я не могу следовать твоим доводам… я их не понимаю.
— Просто поверь. Я не ошибаюсь.
Реми подумал несколько секунд.
— Хорошо, — произнес он. — Но Марион не могла убить своего мужа! Она вместе со всеми была за дверью!
— А мы вопрос о самоубийстве совсем сняли?
— Не совсем…
— Но других версий у нас нет?
— Нет.
— Я могу только одно сказать: Марион мужа не любила. Теперь, если верить его романам…
— Ты их читала? — подивился Реми.
— Да, — кивнула Ксюша. — Несколько, из любопытства. Судя по ним, Ларю был человеком сентиментальным, очень чувствительным… Откуда и его бешеная популярность среди женщин-читательниц. Критики не любили его именно за эту сентиментальность, но они ошибались в одном: он не был расчетливым манипулятором, как писали иные. Скорее просто не особо проницательным… Он и в самом деле верил в те красивые грезы, которые ложились в основу его сюжетов! Поэтому и в любовь своей Марион поверил, иначе как бы он на ней женился? Но позже он должен был почувствовать, что красавица вышла замуж за него по расчету!
— Ты мне даешь мотив для самоубийства?
— Кажется, да… Хоть сама в него не верю.
Реми помедлил с ответом.
— Не пойдет, Ксю. Чувствовал он расчет Марион или нет, но для самоубийства нужен был конкретный толчок! Например, он получил на руки доказательства неверности жены. С фотографиями или видеозаписями. Тогда да, это шок. Но по свидетельствам трех человек, которые видели писателя утром, до того, как он заперся в кабинете, — повара, секретаря и Марион, — он пребывал в обычном настроении. Даже приподнятом, поскольку собирался закончить роман не сегодня завтра!
— А что, если он получил в тот же день сообщение по электронной почте? После того как заперся в кабинете?
— Мы это скоро узнаем, камарад, — послышался голос комиссара позади них.
Они обернулись. Ив направлялся к своей машине.
— Как только будут результаты, поставлю вас в известность! Но вряд ли раньше завтрашнего дня!
— Почему? — удивилась Ксюша. — Просмотреть содержимое компьютера можно за пару часов!
— Запротоколировать это содержимое, сделать распечатки, поставить подписи… Это требует времени, ма шер Гзенья!
— Бюрократы!
— Совершенно верно! — хохотнул комиссар и забрался в машину с надписью «Police».
Посреди ночи Реми вдруг рывком сел на кровати. Ксюша пошевелилась, перевернулась на другой бок… И вдруг тоже села.
— Что, что такое?
Слабый свет, попадавший в щель между занавесками, делил лицо Реми на две половины, черную и белую, словно на нем была маска. Да еще этот застывший взгляд, устремленный в стену напротив…
— Реми, — Ксюше стало не по себе, — что случилось?!
— Я понял… Ксю, я догадался! Они просто все сговорились! Вот почему у них у всех алиби! Они все сговорились, как в «Восточном экспрессе»! А на самом деле они выбили замок, вломились к писателю и убили его!
Ксюша опустилась на подушку и прикрыла глаза.
— Завтра, а? Давай завтра? Я спать хочу… — пробормотала она.
И тут же вскочила.
— Они ВЛОМИЛИСЬ? Реми, вспомни фотографию трупа! Он сидел за компом, спокойный такой… Ты представляешь, что отразилось бы на его лице, если бы к нему вдруг вломились ВСЕ?!
Ксюша вскоре уснула, а Реми ворочался-ворочался, пока не встал и не ушел на кухню… Где просидел почти до рассвета, пытаясь выстроить хоть какое-то подобие логики. Ксения права: если бы к писателю вломились все, то на лице мертвеца непременно бы отразилось недоумение, а то и испуг. Или даже — если допустить сговор — только один из них: Жан-Франсуа изумился бы, насторожился, и это запечатлелось бы на его лице! Не говоря о том, что он бы попытался оказать сопротивление! Тогда как экспертиза уже произнесла свой вердикт: никаких следов сопротивления!
…Все упиралось в ключ, будь он неладен! Существовал бы второй, так хоть можно было бы строить догадки… Но все в один голос заверяли, что второго ключа не существует. Выходит, писатель так-таки сам себя зарезал?!
Однако статистика — вещь упрямая, как известно. И говорила она о том, что способы самоубийства с помощью ножа сводятся чаще всего к перерезыванию вен… Реже к тычку в горло. Но самому себе в сердце?!
— Радуйся, камарад!
Комиссар разбудил Реми, только заснувшего на рассвете, звонком.
— Чему? — с трудом разлепил губы детектив, покосившись на будильник: девять утра. Выходит, спал он всего три с небольшим часа… Голову будто набили старой лежалой ватой. Ксюши рядом нет — кажется, она на кухне, учитывая доносящийся оттуда звон посуды.
— А вот тому: нашли мы в электронной почте гения компромат на его жену!
— Какой?
— Фотографии с мужчиной… Приезжай к нам, я тебе покажу.
Ив отключился.
— Ксю! — жалобно позвал Реми. — Ксю, сделай мне кофе, а?
Через час с небольшим они уже сидели в комиссариате, рассматривая увеличенные снимки, на которых Марион обнималась с молодым и весьма привлекательным мужчиной.
Снимков было четыре, а текст письма, который им сопутствовал, гласил: «Вот чем занимается ваша жена в городе, пока вы творите ваши романы!»
Город — это Версаль. Фотографии сделаны на улице, на фоне кафе. Качество довольно низкое — снимали, скорее всего, не фотоаппаратом, а мобильным телефоном.
— У меня есть мысль, — сообщил Ив. — Писатель нанял частного детектива, сомневаясь в верности молодой женушки. И тот прислал ему компрометирующие фотографии. Поехали, навестим вдову!
— На дуру она не похожа, — заметила Ксюша.
— При чем тут? — приостановился Ив Ренье.
— При том, что обниматься с любовником на виду у всех было бы слишком глупо и неосторожно! Если уж она и завела романчик на стороне, то не стала бы демонстрировать это всем прохожим! Версаль — город маленький, многие знают, что вилла Жана-Франсуа де Ларю находится в окрестностях и что у него молодая жена…
— Откуда отправлено письмо? — спросил Реми.
— Из интернет-кафе. Я уже откомандировал туда людей: вдруг хозяин вспомнит, кто у него сидел пять дней назад вечером.
— Письмо датировано…
— Ну да, за три дня до его смерти!
— Что-то тут не вяжется, Ив, — произнес Реми. — Частный детектив проследил бы за ними и сумел бы заснять куда более интимные сцены, если они имели место быть, конечно.
— А если это не частный детектив, то адрес электронной почты Ларю не раздается направо и налево, как ты можешь представить! — возразил комиссар. — Допустим, сфотографировал их случайный прохожий, который знает, кто такая Марион. Но где бы он адресок писателя отыскал?