Сказав это, мы на сей раз без всяких колебаний определенно заявляем, что свидетельство мистера Бобби, знаменитого английского детектива, склонившее чашу весов общественного мнения, несколько возбужденного вмешательством иностранца в дела нашей страны, что это свидетельство, перед которым все так поспешно склонились, словно оно было не чем иным, как евангельским откровением, что это свидетельство —
ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ОШИБОЧНО И НЕ СООТВЕТСТВУЕТ ИСТИНЕ.
Тем, кто с такой готовностью принял на веру свидетельство мистера Бобби, вне сомнения будет очень неприятно узнать, что они стали жертвами ОШИБКИ ИЛИ ОБМАНА УБИТЫЙ У ОБЕЛИСКА — НЕ КОКСВОРД!
В доказательство нашего утверждения мы готовы заключить с любым желающим пари на сумму в —
СТО ТЫСЯЧ ФРАНКОВ.
Сегодня мы вручаем указанную сумму наличными мэтру Фаллю, нотариусу.
Мы не располагаем временем и местом для более подробных разъяснений, которые последуют в нашем пятичасовом выпуске».
— Сыпайте и приведите ко мне мистера Бобби! — воскликнул шеф Сюрете, прочитав этот дерзкий вызов.
Английский детектив прибыл в очень дурном настроении. Он приехал в Париж отдыхать, и его сняли с экипажа конторы Томаса Кука, направлявшегося в Версаль.
Игнорируя недовольную мину детектива, Давен протянул англичанину газету.
— Читали?
— Да, месье.
— И что вы можете сказать?
— Чистейшее надувательство, — заявил Бобби. — К слову, у меня к вам вопрос. Эти четыре тысячи фунтов стерлингов только и ждут, чтобы их забрали. Что я должен для этого сделать?
— Напишите развернутое письмо в «Репортер», но будьте осторожны, мистер Бобби. Вы поставили меня в крайне неловкое положение. Я принял ваше свидетельство как показания профессионального, ответственного человека и к тому же джентльмена, который не станет обманывать чье-либо доверие. И сегодня, в связи с этими опровержениями, я прошу вас сказать: ошибка исключена? В конце концов, вас могло обмануть сходство… Вы должны помнить, к примеру, историю Лезюрка и его двойника Дюбоска[4]. Вы абсолютно уверены, что не ошиблись?
Мистер Бобби, обычно довольно бледный, внезапно покраснел, и его губы задрожали, предвещая бурю.
— Я не ребенок и не безумец, месье, — сказал он сдавленным голосом. — Я служу Его Величеству в британской полиции и отвечаю лишь из снисхождения к вам, хоть вы и оскорбили мою честь британского гражданина. Я клянусь, что убитый — Джон Коксворд; более того, я поставлю на кон 4000 фунтов…
— Но что, если вы проиграете? «Репортер» не отважился бы предложить такое пари, не располагай газета серьезными документальными свидетельствами.
— Месье, я сказал все, что хотел. Журналисты — известные лгуны, и я, если понадобится, заставлю их проглотить их собственные лживые слова.
Бобби поклонился, повернулся на каблуках и вышел.
«Этот человек говорил искренне, — подумал Давен. — Сведения, полученные из британского посольства, не позволяют в нем сомневаться. И все-таки я должен признать, что у меня плохое предчувствие».
И действительно, размышлял Давен, ошибка, если она будет доказана, покроет позором не только английского детектива — это не имеет значения — но и французскую полицию. Тут уж дело обстоит гораздо серьезней, а положение самого Давена сейчас весьма шаткое.
Легко понять, с каким нетерпением шеф Сюрете ожидал пятичасового выпуска «Репортера». Он решил было заполучить гранки статьи заранее, но типография хорошо охранялась, и все попытки добраться до них оказались тщетными. Кроме того, все зеваки и фланеры Парижа были начеку.
Война между двумя соперничающими газетами казалась всем занятной, но мало кто предпочитал одну другой. Нам нравится смотреть, как люди обмениваются тумаками, не заботясь при этом, кто победит.
Без четверти пять на бульваре собралась толпа. Погода стояла прекрасная, и на террасах кафе яблоку негде было упасть.
Разносчики вовсю торговали листками с надписью «Правда о деле Коксворда»; кое-какие наивные люди купили их и убедились, что там не было ни слова о загадочном деле, а лишь реклама нового сапожного крема.
И наконец, первые газетчики выбежали из типографии на рю дю Круассан с пачками номеров «Репортера» и с криками ринулись в толпу.
Люди рвали у них из рук еще влажные страницы, забывая о плате. Правда, в качестве компенсации некоторым газетчикам совали крупные серебряные монеты, а те забывали о сдаче.
Сенсационный заголовок так и бросался в глаза: КОКСВОРД ЖИВ!
Коротко, но решительно.
Ниже следовал подзаголовок:
МИСТЕР БОББИ ПРОИГРАЛ СТО ТЫСЯЧ ФРАНКОВ!
Под этими помпезными заявлениями можно было прочитать:
«Мистер Бобби, прославленный и безупречный английский детектив, направил нам письмо, в котором принял предложенное нами пари на сто тысяч франков. С большим сожалением нам приходится уведомить партнера по «Сердечному соглашению»[5], что он должен будет предоставить указанную сумму на нужды парижской бедноты, то есть вручить ее уважаемому месье Мезурье, директору фонда общественного призрения, в чем ему будет выдана расписка.
Мы говорим это потому, что собираемся изложить два факта.
Первый из них неоспорим: 2 апреля в пять часов утра у подножия Обелиска был найден труп неопознанной жертвы.
Доказательства второго также не могут быть поставлены под сомнение.
Коксворд, профессиональный боксер, находился между двенадцатью и часом ночи 1 апреля (то есть в ночь с 1 на 2 апреля) в таверне под названием «Shadow’s Bar» («Бар тени») на Ливерпуль-роуд в Айлингтоне.
Как известно, Айлингтон — один из пригородов Лондона.
Если считать, что Коксворд в пять утра был повешен на ограде Обелиска, а в час ночи находился еще на Ли-верпуль-роуд, придется признать, что из Лондона в Париж можно добраться за четыре часа, не принимая в расчет время, необходимое для убийства. Ни одна железнодорожная компания не обладает поездом, способным передвигаться с такой головокружительной быстротой, а если бы обладала, то безусловно не делала бы из этого секрета.
Как нам удалось установить, что в ночь с 1 на 2 апреля Коксворд находился в Лондоне?
Очень просто. Нам не понадобилось обращаться в высокие сферы. Попутно заметим, что самое легкое дело — ограничиться полученной информацией и не предпринять никаких усилий для ее проверки.
Мы настроены более скептически и предпочитаем проверку фактов слепой вере.
Расследование необходимо было проводить не в Париже, а в Лондоне. Так мы и сделали.
Ни единая телеграфная линия, даже самая прямая, не могла нам подсказать, что имя боксера Коксворда появилось утром 2 апреля в напечатаной мелким шрифтом заметке местной газеты Айлингтона, где мы читаем следующее:
«Этой ночью в одной из многочисленных и печально известных таверн на Ливерпуль-роуд разразился скандал.
Боксер Коксворд, чье имя уже несколько раз появлялось в судебных постановлениях, был нанят для проведения боксерского матча в Shadow’s Bar, которым управляет некий Пат О’Керн, ирландец.
Зрителями были представители низших классов, чьи ставки составляли пенсы, а никак не фунты или хотя бы шиллинги. Но зрелище едва ли было достойно большего, да и вызвало больше презрительных выкриков, чем аплодисментов. Кроме того, Кокс-ворд был совершенно пьян и еле держался на ногах. Противники, под смех публики, несколько раз отправляли его на пол.
В час утра Коксворд почувствовал, что с него хватит, и заявил, что устал и уходит. Публика встретила это заявление издевательскими аплодисментами. Покачиваясь от усталости и опьянения, Коксворд удалился в комнату по соседству с питейным залом, где собирался переодеться.
Один из противников, знавший Коксворда как человека с сомнительной репутацией, внезапно что-то заподозрил и вошел в комнату. Он застал Коксворда в ту минуту, когда негодяй, закончив свой туалет, выудил из кармана чужой одежды золотые часы и приготовился выпрыгнуть в окно первого этажа.
Бдительный любитель кинулся на Коксворда, однако боксер сумел вывернуться и выскочить наружу. Под крики «Держи вора!» клиенты таверны высыпали на улицу и стали преследовать злоумышленника.
Коксворд значительно опережал преследователей и хорошо знал округу, где имеется много запутанных улиц и переулков. Он побежал в сторону Хайбюри, а затем оторвался от преследователей и скрылся.
В полицию была подана жалоба на Коксворда, который, как следует ожидать, вскоре вновь окажется в руках правосудия».
Учитывая обстоятельства дела, этот мелкий инцидент приобретал решающее значение.
Коксворд не вездесущ, и если он в час утра похитил часы на окраине Лондона, он не мог в то же время находиться в Париже, в окрестностях площади Согласия.
Оставалось только проверить:
1. Соответствуют ли действительности изложенные в газете факты;
2. Правильно ли указан день и час;
3. Имеются ли какие-то сомнения в том, что в указанном инциденте был замешан именно Коксворд.
Наш корреспондент Лаберже, которому мы поручили это расследование, немедленно связался с одним из самых известных лондонских адвокатов, мистером Эдвином Баттлвортом с Темпл-стрит (Линкольн Иннс Филдс). Последний собрал достоверную информацию и необходимые свидетельские показания, приложив к ним все гарантии подлинности, какие может обеспечить закон. Под присягой дали показания следующие свидетели:
Мистер Пат О’Керн, хозяин таверны Shadow’s Bar.
Миссис О’Керн, урожденная О’Киф.
Мистер Гелбрейт, боксер-любитель.
Мистер Блоксхэм, мясник.
А также семь регулярных посетителей таверны из числа представителей рабочего класса.
Все они заявили:
— Что Коксворд несомненно был тем человеком, который участвовал в боксерском матче в Shadow’s Bar, украл часы и спасся бегством;
— Что все они знают его очень давно и какая-либо ошибка непредставима и полностью исключена;