Однако все начиналось хорошо. Внизу зал быстро опустел. Но наверху это заняло слишком много времени. Чтобы избежать проблем, нужно было, не теряя ни секунды, покинуть район. Спешка взяла верх.
Менее чем через километр после старта товарищам преградил путь большой BMW, водитель которого с трудом пытался припарковаться. Человек, руководивший операцией, решил вмешаться. Он вышел из машины и попросил ее освободить улицу, представившись полицейским. Чуть дальше за происходящим наблюдали два детектива БРБ. По словам товарищей, полицейские должны были подумать, что их коллеги попали в беду. Но через несколько сотен метров, увидев двух мужчин с сумками, они поняли, что именно они ответственны за вооруженное ограбление, о котором сообщило их радио.
Группа разделилась слишком быстро. Двое товарищей сели в автобус на бульваре, а двое других, включая Чиро, отправились в жилой комплекс Porte d’Asnières, где была припаркована вторая машина. Двое полицейских попытались задержать водителя первой машины, который остался один, но тот вырвался и бросился за свою машину, открыв огонь. На звук выстрелов один из двух товарищей, которые отъезжали, достал из сумки ПМ и побежал обратно. Из-за угла улицы он выпустил несколько коротких очередей по детективам, блокировавшим водителя. Один из них был ранен, а другой убежал. Это позволило водителю скрыться.
Когда завязывалась перестрелка, принцип заключался в том, чтобы как можно скорее увести новичков. Поэтому Чиро держался в стороне. Но как раз когда он собирался присоединиться к остальным, с противоположной улицы показалась сорокапятка R5 из бригады кольцевой дороги. Изолированный от других товарищей, находившихся далеко позади него, Чиро оказался на передовой. В двадцати метрах от него полицейский выстрелил в него, не имея возможности сделать что-либо, чтобы защитить себя. Легкая мишень для этого инструктора по стрельбе (как писали нам газеты в последующие дни) с личным оружием, гораздо более мощным и точным, чем штатный пистолет. Выстрелив в горло, Чиро мгновенно упал, смертельно раненный. Из его шеи текла кровь, пузырясь с каждым ударом сердца.
По R5 было выпущено две очереди из MP, затем квадратная граната. Она не взорвалась, но полицейские убрались с дороги, позволив двум товарищам скрыться в машине охраны. Чиро умер, когда его везли в больницу.
Наша фронтовая политика не сводилась ни к нескольким совместным вооруженным акциям в Париже с итальянцами и немцами, ни к международным встречам – даже если они были регулярными. Начиная с зимы 1982–1983 годов, часть организации вложила свои силы в создание газеты. Ежемесячника, способного защищать линию фронта и одновременно вести контр-информационную работу, которая стала необходимой для противостояния «политкорректности», которая проникала даже в крайне левые бюллетени.
Рейганизм продвигался под международным знаменем «войны с террором», политико-идеологической матрицы, мобилизованной против малейшей социальной конфронтации. Империалистическая буржуазия повсюду навязывала один и тот же бинарный порядок: либо ты принадлежишь к ее лагерю, лагерю «демократии», либо присоединяешься к лагерю «террористов». Мало кто сопротивлялся этому новому мировому порядку. Очень немногие колебались, когда понимали, что они собираются поставить под угрозу свои организации, свою роль протестующих, интегрированных в систему, субсидии, предоставляемые их прессе, и т. д. Старые марксистские и анархистские «новые левые» теперь участвовали в общем осуждении всего, что не вписывалось в авторизованную политику. Любое осознание необходимости революционного насилия осуждалось. Любая поддержка партизан была запрещена.
Столкнувшись со свинцовым покрывалом, которое теперь нависло над всем движением, мы считали необходимым распространять тексты из международной революционной практики: коммюнике от RAF, BR, бельгийских товарищей из CCC[46] и Прямого действия в Канаде, тексты баскских и испанских заключенных, призывы американских антиимпериалистов, дебаты между политзаключенными разных территорий, досье на партизан, участвовавших в освобождении Пуэрто-Рико, и т. д. Мы собирались уточнить наши позиции, сделать их более острыми перед лицом проблем времени и в преддверии борьбы.
Интернационализм как практика здесь должен был отражать борьбу в других местах. Мы хотели сформировать из этого учения настоящее сообщество. Этого было трудно достичь, когда любая информация, отклоняющаяся от оппортунизма бумажных деклараций, была запрещена к распространению. Некоторые активисты даже заканчивали тем, что говорили о партизанах только через новости буржуазных СМИ. Вписывая себя в единственную перспективу представительной демократии, боевики следовали программе «прогрессивной» мелкой буржуазии, работали над улучшением рамок системы, выступали за гражданский субъект и прочие старые глупости. Они не только защищали всю мифологию «доброжелательного» среднего класса, но и увековечивали его вечную ложь: поляризацию между странами-монополистами и зависимыми странами.
Демонстрация по случаю смерти Пьера Оверни
Мы хотели поднять флаг интернационализма. Неважно, чего нам это стоило. Мы хотели защищать нашу баррикаду под этим знаменем и ни под каким другим. Мы отвергли любое национальное сближение народной оппозиции и выбрали путь сближения коммунистов в антиимпериалистической борьбе. И наша газета будет распространять голос нашего вновь завоеванного интернационализма.
С первых же встреч стало ясно название: «Интернационал». Так назывались несколько газет европейских революционных левых до реакционного краха Второго Интернационала, когда в 1914 году он вверг европейский пролетариат в войну со «Священным союзом», заключив союз с буржуазным национализмом. Но бойня продолжалась уже несколько месяцев.
Когда весной 1915 года немецкие революционеры, группировавшиеся вокруг Розы Люксембург, основали журнал под названием «Интернационал», призывавший к восстановлению Интернационала. Так же назывался журнал венгерских советников, окружавших Лукача во время Будапештской коммуны в 1919 году.
Боевой ежемесячник, не похожий ни на какой другой.
Видя важность этой инициативы, мы понимали, что путь к развитию такого журнала и к тому, чтобы он сыграл свою роль в нашей борьбе, будет трудным.
Газета больше не могла быть сердцем деятельности политической организации – а именно такой она была для большинства боевиков. Интернационал стал бы инструментом для распространения позиции разрыва, основанной на революционной войне, которую мы вели против буржуазии. Он должен был подготовить предстоящую борьбу, раскрывая темы и направления наших следующих действий. Как ежемесячник, связанный с борьбой, которая велась тогда на европейском континенте, Интернационал не только порвал с воинствующей прессой, которая выхолостила революционное послание, но и жил под постоянной угрозой государственных репрессий. На территории легальности, организованной и обозначенной государственной властью, Интернационал с первого же номера оказался бы в заемном времени. Это был сознательный выбор: газета будет существовать до тех пор, пока она будет существовать, и для того, чтобы она просуществовала, не будет сделано никаких уступок в главном.
Старое Учредительное собрание утвердило «одно из самых драгоценных прав человека: каждый гражданин может свободно говорить, писать и печатать». Но это право всегда было виртуальным, ограниченным двумя пределами, одним политическим, другим экономическим: критика, допускаемая цензурой; вилы распространения.
Интернационал нуждался в максимально широком распространении. Но с тех пор как после исчезновения крупных альтернативных сетей не было другого выбора, кроме НМПП, монополии на распространение прессы, принадлежащей группе Matra-Hachette, которая также была одним из самых важных военно-промышленных консорциумов. А условия для запуска газеты были губительными. Во-первых, стоимость была непомерно высокой, если требовалось широкое распространение; во-вторых, требовался минимальный тираж не менее десяти тысяч экземпляров, большая часть которых уничтожалась как нераспроданные экземпляры. Каждый номер стоил около 30 000 франков и печатался на прессах «Ротоффсет» в Мео, типографии троцкистских боевиков, и выпускался редакционной группой добровольцев. Но прибыль от продажи в газетных киосках покрывала лишь минимальную часть расходов. Без финансирования нашей подпольной деятельности газета никогда бы не смогла преодолеть финансовые препятствия на старте.
Затем выяснилось, что девять десятых боевой прессы субсидировались многочисленными государственными аппаратами посредством субсидий, которые, с одной стороны, финансировали монополию распространения (позволяя покупать услуги НМПП), а с другой стороны, представляли собой средство контроля. В начале 1980-х годов государство субсидировало прессу на сумму около пяти миллиардов в год, в основном за счет налоговых и почтовых субсидий. Но эта система – которая индексировала сумму помощи к сумме операционных расходов – установила свободу прессы под наблюдением.
Именно потому, что мы отказались принять ее, распространение экземпляра «Интернационала» стоило в десять раз дороже, чем любого субсидируемого левого журнала. Поэтому наша цель состояла в том, чтобы использовать это первое распространение НМПП как трамплин для постепенного создания сети распространения боевиками, через обычные схемы в книжных магазинах, а затем через пресс-столы на общественных собраниях, демонстрациях и т. д. Таким образом, боевики уходили с каждой встречи с пакетами газет, которые сопровождали все их передвижения. Этот путь позволил значительно распространить газету за рубежом, особенно в Италии и Германии.
Мы знали, что дни «Интернационала» сочтены. Поэтому вскоре нам пришлось создать сеть, способную продолжить его производство и распространение после его запрета. Сеть, достаточно тесную, чтобы приспособиться к неизбежной конспирации. Сеть, состоящую из достаточного количества товарищей разного происхождения, способных сделать этот инструмент контр-информации конкретным актом сопротивления, полюсом реконструкции автономного движения.