Тебе, наверное, интересно, что тут у нас новенького. Что ж, Найат недавно “рассталась” со своим двенадцатилетним парнем и теперь целыми днями сидит в комнате и слушает мрачную музыку. Билли научился играть в теннис и вчера даже меня обыграл. Мисс Азиз проводит время в компании загадочного мужчины, который приезжает за ней в колледж на “мерседесе”. Он носит темные очки-авиаторы и льняной кремовый костюм. Не похоже, чтобы он прилетел с ее родной планеты. Скорее, из какого-нибудь Эр-Рияда. Или Катара. Уф! Думаю, мы можем быть уверены, что наша мисс А. будет вести себя достойно. Она не согласится провести с ним ночь в одном из тех отелей в заливе. Правда ведь?
Я много о тебе думала, Тарик. Мне совсем не нравится, что ты там один, в компании тысяч парижских христианок. Для молоденьких мальчиков из хорошей семьи Город света – не самое подходящее место. Ледяные файерболы, я, пожалуй, ПАС! Вернись, пожалуйста. Мы отличная пара, ты и я. Мы понимаем, как устроен мир.
И вообще, Танжеру без нас не обойтись. Виль Нувель кишит юными разбойниками из Тетуана. А помнишь дома, которые строят возле аэропорта? Так вот, у них теперь не самая лучшая репутация. Все серьезно. ОЧЕНЬ серьезно. Так что возвращайся скорее и привози с собой парижский акцент и все свои сбережения. Ты ведь заработал немного евро? А потом приходи ко мне в гости на ужин. Мы попросим Фариду приготовить твой любимый лимонад, нажарим в саду мяса, зажжем свечи и всю ночь будем веселиться и играть в карты. И пить пиво! Только попробуй не ответить. Я скучаю. Люблю, целую. Лейла».
Еще немного, и я пустился бы в пляс прямо там, на рю де Тольбиак, напротив лицея имени Клода Моне. Знаю-знаю, не говорите. Революционер или химик?
Вдруг мой телефон опять присвистнул, и я поначалу расстроился: сообщение было не от Лейлы. «Тарик, это Джулиан Финч. Мы познакомились на твоем дне рождения. Ханна дала мне номер. Можно угостить тебя пивом? Сегодня? Хочу попросить тебя об одолжении. Дж.».
Бесплатное пиво? Allez[63]! Мы встретились в баре возле «Фий дю Кальвер». Место оказалось довольно жалким, с липкими полами и старым зеркалом, на котором висела реклама ликера под названием «Fap’Anis». «Celui des connaisseurs»[64] – говорилось на плакате. Наверное, примерно так же выглядели английские «пабы», о которых так часто говорил Джулиан.
Он немного поспрашивал меня о жизни и о том, что я делаю в Париже. Мне даже удалось его рассмешить – байкой про «ПЖК» и как мы там готовили курятину. Потом я рассказал ему про Хасима и Джамаля, и он пообещал к ним зайти, если окажется в тех краях, и заказать обед с «термоядерной» курицей.
– Но ты уж там поосторожнее, – сказал он. – С деньгами, которые повезешь в Танжер. Ни во что не ввязывайся, хорошо?
– Джамаль – нормальный парень, – возразил я.
– Пусть так. Но его друзья могут оказаться совсем не такими.
– Просто у него было трудное детство. Он вырос в своего рода концлагере. Рядом с Лиллем. Потому что его отец сражался в Алжире на стороне французов.
– Страшная история, о которой мы давно пытаемся забыть.
– Но почему?
– Большинству «харки» пришлось остаться в Алжире. Они умоляли о помощи, но де Голль лишь развел руками и назвал их «жертвами истории». Алжирские лоялистки платили деньги, чтобы самолично выдрать их хлыстом. Я читал, что были случаи, когда от них живьем отрезали кусочки плоти и скармливали собакам. Те немногие, кто сумел убежать, попали в лагеря. Как и твой друг.
– Неудивительно, что Джамаль так плохо настроен по отношению к Франции. – Я попытался сказать что-то умное, но самом деле просто радовался тому, что теперь наконец знаю, кто такой де Голль.
Затем я упомянул о полицейских расправах 1961 года и спросил у Джулиана про список погибших. Тот лишь покачал головой.
– Увы, об этом я мало что знаю. Но архивы в подобных случаях, как правило, запечатывают на пятьдесят лет. И никогда не публикуют имена.
– Почему нет?
– Во-первых, скорее всего их никто не знает. Думаешь, кто-то опознавал трупы? Сомневаюсь. Скорее всего их выловили из реки и просто сожгли. Да и вообще, много ли там было таких, кто имел при себе документы?
– Не знаю, – ответил я, пытаясь не думать о деталях произошедшего.
– Ну а во-вторых… О таких вещах люди всегда торопятся забыть. Они не хотят знать. Замечал когда-нибудь, что, если заговорить с французом на неприятную тему, он не станет спорить? Будет молча сидеть и ждать, пока ты не выдохнешься.
– Я как-то познакомился в баре с одним французом. Когда разговор зашел про Зидана и как его удалили с поля в финальном матче Кубка мира, тот сразу замолчал и больше со мной не разговаривал. Только пялился, как будто я сумасшедший.
Джулиан принес нам еще по пиву, а потом сказал:
– Но дело не только в «харки». Когда «черноногие» вернулись во Францию, они оказались в подвешенном положении. Учителя, служащие, инженеры… Это были люди, которые верно служили своей стране в тяжких условиях. Дома никто их не ждал, никто не помог им материально. Просто так легла фишка – они оказались в неправильном месте в неправильное время. И никто не хотел их знать. Так распорядилась история.
Глотнув пива, Джулиан улыбнулся.
– Ладно, чего уж там, – сказал он. – Я ведь попросил тебя о встрече не для того, чтобы вспоминать мрачное прошлое французского колониализма. К тому же не думаю, что у британцев оно сильно лучше. Тоже сплошная муть. Тарик, на самом деле я хотел попросить тебя об одолжении. Как ты знаешь, мы с Ханной очень хорошие друзья.
– Да, вы…
– Я за нее волнуюсь. Она сейчас очень ранима. Похоже, работа все-таки взяла над ней верх.
Я кивнул, хотя не очень понимал, что он имеет в виду.
– Ты за ней приглядишь? Мне нужно съездить в Лондон. Очень может быть, что я там и останусь.
– Ты хочешь сказать, что не вернешься в Париж?
– Не знаю. Мне надо закончить книгу. Я так увлекся историей оккупации, что проворонил сроки. К счастью, издатели меня пожалели и дали на все про все еще две недели.
– То есть все дело в книге? В сроках?
– Ну, по большей части. Есть, конечно, и другие обстоятельства. В Париже все складывается немного не так, как мне хотелось бы. Я не могу ломиться в закрытую дверь. Я должен уважать… чужие решения. Чужую принципиальность. Она достойна восхищения.
С этими словами Джулиан совсем погрустнел.
– Поможешь мне? – спросил он. – Я дам тебе свой номер. Позвони, если заметишь что-то неладное.
– Что, например?
Глубоко вдохнув, он ответил:
– В ее работе сейчас наступил очень напряженный момент. К тому же тема ее исследования… все эти женщины, которым пришлось в одиночку бороться с целым миром… Каким-то странным образом все это напомнило ей о старых ранах, которые так толком и не затянулись. Рабочее наложилось на личное, и ей очень тяжело со всем управляться. Боюсь, еще немного, и она не выдержит.
– Скажи, она вообще когда-нибудь встречалась с мужчинами?
– Однажды, да. Очень давно. Он был русским.
– Правда? Да как же она умудрилась… Значит, русский? Ты его знал? Каким он был человеком?
– Плохим. – Джулиан допил пиво большим глотком и добавил: – Хотя не знаю, может, я несправедлив. Мы встречались всего два раза. Но он мне сразу не понравился. В нем была какая-то жестокость.
После неловкой паузы мы решили обсудить практическую сторону вопроса: кто когда уезжает (он – на следующий день, я – скоро) и как в случае чего выйти на связь (по какой-то непонятной причине Джулиан решил избавиться от парижского мобильного и дал мне домашний телефон своей сестры в Лондоне). Потом я спросил, чем он планирует заняться по возвращении (работой, преподаванием, новыми книгами), где собирается жить и что теперь будет с его парижской квартирой.
– Значит, ты пробудешь здесь еще две недели? – спросил Джулиан, поднимаясь из-за стола.
– Вроде того.
– Что ж, это лучше, чем ничего. Мне будет спокойнее, зная, что ты за ней приглядываешь. Знаешь, ведь ты ей нравишься.
К этому моменту мы уже вышли на улицу.
– Попрощаешься с ней за меня? Скажи, что меня позвали дела. Что де Мюссе понадобилась моя помощь.
– Разве ты не попрощаешься с ней лично?
– Нет. Думаю, не стоит.
– Хорошо. Я передам. Де Мюссе.
– Подбросить тебя на такси?
– Нет, спасибо. Я на метро.
Мы пожали руки, и Джулиан зашагал прочь, а потом вдруг обернулся и крикнул:
– Передавай ей привет! И мою любовь!
С этими словами он сел в машину и вскоре скрылся за поворотом.
После нашей встречи я чувствовал себя немного потерянным. Я постоянно думал о доме, да. К тому же денег у меня почти не осталось, а значит, задерживаться не имело смысла. И все-таки перед отъездом мне очень хотелось сделать еще кое-что. В первую очередь еще раз увидеть Клемане.
Прощаясь, мы не обсуждали следующих встреч. Напротив. Она четко дала понять, что никакого продолжения не будет: то, что между нами произошло, может произойти лишь однажды, как знакомство с новым человеком или смерть. Я ни о чем ее не спрашивал и до сих пор не знал ответов даже на простейшие вопросы. Например, кому принадлежит та квартира? Живет ли Клемане в ней постоянно? Или только время от времени пользуется? Она не дала мне никаких телефонных номеров, да и вообще я сильно сомневался, что у нее был мобильник. И все же, помня о нашем вечере, я чувствовал себя в долгу. И мне очень не нравилось, что я соврал ей по поводу Драней.
Проводив взглядом Джулиана, я решил, что время наконец пришло. Дойдя до «Шатле – Ле-Аль», я пересел на пригородную линию Б. Насколько мне нравилось парижское метро, настолько я ненавидел местные электрички. Подземные стройплощадки, которые пытались выдавать себя за полноценные станции, ужасные объявления на английском, ну и, конечно, очень скучные названия. «Мэри де Лила»? Даже не надейся!