– Почему?
– Потому что мы наверняка будем отвлекаться и…
– Продолжай, пожалуйста.
– И вообще. Мне кажется, нам не стоит встречаться, пока ты не сдашь экзамен.
– Что?
– Я просто не хочу, чтобы ты остался на второй год. Я хочу, чтобы на лекциях мы сидели рядом. Вот сдашь экзамен, получишь хорошую оценку, и сразу приходи, хоть в тот же день. Я попрошу Фариду приготовить все, что тебе нравится.
– Лейла, не дразни меня.
– Я тебя не дразню. Я правда думаю, что так будет лучше.
– Ты нашла другого парня?
– Конечно нет! Тарик, мне нужен только ты. Клянусь. Я постоянно о тебе думаю.
– Если я сделаю по-твоему, ты меня наградишь?
В трубке повисла тишина, и я уж было подумал, что слегка переборщил, но потом Лейла все-таки ответила:
– Возможно.
Я потерял дар речи.
До экзамена мне еще предстояло разобраться с деньгами. Понадеявшись, что смогу повторить фокус со школьным учебником физики, я открыл Коран и стал читать – на случай, если кто-то из друзей Джамаля все-таки будет задавать вопросы. О Священном Писании я помнил только хорошее, поскольку детские занятия в мечети, на которые я когда-то ходил, учитывали возраст учеников. Нам постоянно говорили, что мы – самые настоящие везунчики. Просто потому что к нам однажды явился Пророк и мы последовали его учению. Я в это верил и очень радовался. К тому же требования звучали вполне разумно – не обижать вдов и сирот, не пить алкоголь и далее в таком же духе.
Тогда мне было десять, и с тех пор в Коран я даже не заглядывал. Моя мать была христианкой (наверное), а отец вообще ни во что не верил. О религии я почти не думал, хотя, конечно, слышал о новых фундаменталистах, джихаде и его последствиях. О христианстве я знал только то, что рассказывал Виктор Гюго. По его словам, в основу еврейской веры легли лучшие мифы и истории, а христианство – по-настоящему революционное учение (чего стоит, например, утверждение о том, что человек должен возлюбить своего врага).
За Кораном стояла вполне простая идея. Все, что там написано, – чистая правда. Другие, конечно, пытались, но так ничего и не поняли. А мы – поняли. Моисей и Иисус – хорошие люди, но только Магомет – настоящий пророк. И если ты не поверишь в это сейчас, пока тебе спокойно все объясняют, после смерти обязательно отправишься в ад и будешь гореть до скончания веков. Последствия серьезные, с этим не поспоришь. Но, прочитав порядка ста страниц, я задумался: когда же эта книга раскроет передо мной все карты? Когда предложит хоть какие-то факты или доказательства, подтверждающие, что именно «моя» религия выше остальных? Ничего подобного я так и не увидел и вспомнил, как на проверочных работах по математике учителя всегда делали мне одно и то же замечание: «Требуется подробное решение». Чем дальше я читал, тем сильнее убеждался: сам факт подобного утверждения наделял его авторитетом.
Вскоре я переключился на экономику. Лейла прислала мне на почту конспекты лекций, а еще у меня был учебник. Удивительно, но я впервые сумел по-настоящему сосредоточиться на материале – до поездки в Париж каждый раз с этим мучился. Теперь, когда я хоть что-то знал про историю Европы или, по крайней мере, Франции, текст читался куда интереснее. Мне больше не казалось, что история – один сплошной Боцарис, и я подумал, что сдавать экзамен будет не так уж сложно.
На следующий день, ощутив очередной прилив энтузиазма, я снова взялся за Коран, но постоянные повторы в тексте быстро охладили мой пыл. Я знал, что, если не веришь в Бога, твоя душа будет вечно гореть в огне, – знал, потому что об этом мне уже рассказывали на предыдущей странице. Но я не сдавался, хоть порой и казалось, что меня заперли в комнате с мачехой. Решив, что прочитал достаточно, я позвонил по номеру, который Джамаль оставил в конверте. Я ожидал, что мне ответит какой-нибудь подозрительный тип, который потребует не раскрывать настоящих имен, но мужчина на другом конце провода оказался нормальным. Мы договорились о встрече в новом районе неподалеку от аэропорта. Он сказал, что будет ждать меня у главной дороги.
Я отправился к овощному рынку Гранд Сокко, чтобы поймать такси, и среди побитых машин случайно заметил тот самый бежевый «мерседес», который забирал меня из аэропорта. Пока мы неслись по шоссе, я задумался, на что же пойдут эти деньги. Джамаль уже давно обозлился на весь мир, но кто бы на его месте поступил иначе? Вспомнить только, что случилось с его родителями и другими «харки»… Да, хитрый он, конечно, лис, этот Джамаль. Но он был моим другом, а также лучшим поставщиком травки по самым сногсшибательным ценам. В конце концов я решил, что деньги пойдут кому-нибудь из его родственников – либо здесь, либо в Алжире, – которые, как и сам Джамаль, ненавидят Францию и считают себя изгоями. Деньги помогут им наладить жизнь и, может, обеспечить себе какие-нибудь удобства. Чересчур углубляться в эту историю я не стал. Как бы то ни было, я всего лишь встречался с друзьями друзей моего друга – куриного фритюрщика с безымянной улицы в Сен-Дени.
Когда за окном показались недостроенные дома, о которых мне рассказывал по телефону тот мужчина, я попросил остановить машину и вышел напротив огромного щита с рекламой паромов до Испании. Расплатившись с водителем по счетчику, я добавил сверху еще несколько бумажек чаевых.
– Может, подождете меня здесь? Я вернусь через несколько минут, а потом снова вам заплачу, – сказал я.
– Хорошо, – ответил водитель и улыбнулся, обнажив золотой зуб.
Мы приехали немного раньше, поэтому я просто встал на видном месте и принялся ждать. Ничего другого от меня не требовалось – как это часто бывает в моей стране, я снова чувствовал, что за мной кто-то следит. Эти люди, кто бы они ни были, сами за мной придут, когда будут готовы. Минут через пять у недостроенной многоэтажки неподалеку показался мальчик лет тринадцати и, махнув мне рукой, велел следовать за ним. Он сразу напомнил мне Билли, брата Лейлы, если бы тот, конечно, одевался победнее – в рваные шорты и пластиковые сандалии. Пройдя метров сто по грунтовой дороге, мы попали на заброшенную стройку. Мальчик зашел в один из подъездов, провел меня через недостроенную прихожую, а потом мы спустились по служебной лестнице в подвал. Наконец он постучал в какую-то дверь, и мы зашли.
Внутри оказались двое: небритый мужчина в красной бейсболке и женщина в джинсах, белой рубашке и черном хиджабе. Оба выглядели немного старше меня – лет так на пять. Не знаю почему, но я никак не ожидал увидеть там женщину, хотя ее присутствие меня немного успокоило.
Я узнал Красную Кепку по голосу – это с ним мы разговаривали по телефону. Теперь он спрашивал меня про Париж: сколько времени я там провел, где жил, кого знал. Полагаю, он хотел убедиться, что я не привел за собой хвост и не работал осведомителем. Женщина в это время что-то ему нашептывала, но я не сумел разобрать диалекта; выглядела она так, словно куда-то спешила. Мне стало не по себе. Единственное, чего мне хотелось, – снова оказаться на душной кухне «ПЖК».
Я попытался себя успокоить. Все в порядке. Джамаль – хороший человек. Жизнь его, конечно, не пожалела, да и в голове у него – бардак, но все же он мой друг. Мой недалекий дядюшка, друг по кифу. Он бы не стал подвергать меня опасности. Я должен ему верить.
Затем женщина спросила, не соглашусь ли я поработать связным – передавать сообщения в Европу. Например, в Брюссель.
– Нет, спасибо, – ответил я. – Я привез деньги. Ни на что другое мы не договаривались.
– Кто тебе их дал?
– Один человек в Париже. – Мне не хотелось раскрывать имени Джамаля. – Он сказал, что знает кого-то из ваших.
Красная Кепка выглядел так, будто вот-вот потеряет терпение.
– Да мы его в глаза не видели. Он просто посредник. Но деньги почему-то у тебя.
– Да.
Женщина спросила, не хочу ли я сходить на собрание в Бени-Макада и послушать там какого-то докладчика.
– Нет. У меня скоро экзамен. Мне нужно готовиться. А потом я собираюсь жениться.
К этому моменту я был готов сказать все что угодно. Бени-Макада – очень плохой район.
Передав деньги Красной Кепке, я вдруг испугался, что тот начнет их пересчитывать, а потом потребует с меня недостающие купюры. Но он даже не заглянул в конверт. Мы стояли в комнате с голыми стенами; под потолком мигала тусклая лампочка на проводе, обернутом в сморщенный пластик. На полу лежал толстый слой пыли.
Мы молча переглянулись, и я начал потихоньку пятиться к двери. Я вдруг понял, что эти двое – мелкие сошки, в какой бы организации они ни состояли. Они явились на встречу, не имея при себе никакого четкого плана, и теперь просто сочиняли на ходу. В этой игре не было правил, а значит, единственный выход – убедить их, что моя роль в этой истории подошла к концу.
– Ну ладно. Я пошел, – сказал я.
– Погоди, – ответила женщина. – Как звали мать Пророка?
– Что?
Женщина вцепилась в мое запястье и повторила:
– Имя матери Пророка!
– Э-э-э… Амина? – с трудом выдавил я, перетряхнув в голове кое-какие воспоминания из детства.
– С каких слов начинается Священное Писание? – продолжала она.
Ответ на этот вопрос я узнал буквально накануне – когда читал потрепанный французский Коран, доставшийся мне от Джамаля.
– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного… э-э-э… Хвала Аллаху, Господу…
– …миров, – закончила за меня женщина.
– Ладно, сойдет, – объявил Красная Кепка, а потом наклонился ко мне и добавил: – Этой встречи никогда не было. Понял?
Поджимая меня с другой стороны, его подруга кивнула и прошипела:
– Никогда!
– Аллаху акбар, – сказал мужчина.
– Так точно.
С этими словами я быстро зашагал к выходу. На улице меня встретил тот самый тринадцатилетний паренек и отвел по грунтовой дороге обратно к «мерседесу».
С тех пор никто из них больше меня не беспокоил. Я следил за новостями, ожидая услышать о каком-нибудь ужасном происшествии, но все оставалось тихо. Вероятно, они все-таки не стали тратить деньги Джамаля на что-то плохое. Мне хотелось верить, что в итоге вся сумма ушла на предметы первой необходимости: еду, лекарства и тому подобное. Или хотя бы на какое-то мелкое баловство – чтобы немного порадовать угнетенных. А может, они купили билеты на самолет в Европу. Пусть Джамаль и Хасим презирали страну, в которой жили, тем не менее, она давала им определенные возможности. У себя на родине они скорее всего не нашли бы ничего подобного. Я просто помог другу – как выяснилось, очень хорошему другу, – вот и все. Очень скоро мне удалось разделаться с воспоминанием об этой истории так же, как и с другими неприятными мыслями, которые время от времени проносились в моей голове: я просто перестал о ней вспоминать.