— Он бизнесмен, деточка. Увидел, что может извлечь из тебя пользу, и из кожи вон лез, чтобы тебя заполучить. Сама того не зная, ты, вероятно, вдохновляешь его на настоящие шедевры. Мадам Ламартен говорит, что в последних моделях он превзошел самого себя. Так что, я думаю, ты в любом случае останешься здесь, пока не будет представлена новая коллекция.
— Но мое присутствие на него никак не влияет…
— Знаешь, детка, художники — странный народ. Им, видите ли, нужно, как они говорят, вдохновение, чтобы создать свои лучшие творения. Судя по всему, ты из-за твоего сходства с Туанетт как раз и служишь ему таким стимулом. Его предыдущая коллекция была ужасной, он никак не мог добиться того, чего хотел, был вечно недоволен, и нам всем порядочно досталось. В конце концов выступил с какими-то совершенно варварскими обносками, которые, вероятно, отражали его тогдашнее настроение, но как-то не соответствовали желаниям покупателей, хотя и произвели настоящую сенсацию. Вещи должны продаваться, а далеко не всякая женщина хочет выглядеть, как африканский шаман.
Рене переваривала эту речь молча. Она решила, что вытерпит все, утешая себя мыслью, что помогает великому художнику выразить себя и, возможно, немного утолить боль от чуть не погубившей его потери, хотя это плохое утешение, если в глазах Леона ее личная ценность — лишь внешнее сходство с его умершей возлюбленной.
В июне стало очень жарко, и апатия Рене от этого только усилилась. Однажды, вернувшись вечером в пансион, она с удивлением застала там Кристину с молодым человеком, которые дожидались ее в чопорной гостиной мадам Дюбонне.
— Господи, откуда вы здесь взялись? — открыла она рот от изумления.
— Мы экспромтом, приехали на выходные, — объяснила Крис. — Вот решили заглянуть к тебе, но, когда днем позвонили, нам сказали, что ты на работе.
Рене объяснила, что у нее выходной в понедельник.
— Вы уже нашли, где остановитесь? В это время года во всех гостиницах номера заказывают на месяцы вперед.
— Кук нашел два места, от которых кто-то отказался, в дешевой гостинице возле гар дю Норд, там, правда, шумно, но оттуда открывается вид на эту белую штуку, которая похожа на букет белых фиалок, там, на холме, недалеко от бульвара Рошешуар, где полно магазинчиков и маленьких кафе, как мы вчера выяснили.
— Та белая штука — это Сакре-Кёр на Монмартре, в Париже она видна почти отовсюду. Но почему вы не сообщили, что приезжаете? — Рене была страшно рада приезду сестры. В последнее время дом и семья стали казаться ей такими далекими. — Разве ты не представишь меня своему молодому человеку? — спросила она в заключение.
— Но это же Трог, ты что, его не узнала? Или, отмывшись, он стал неузнаваемым?
Рене протянула руку молодому человеку, безукоризненно выбритому и подстриженному. На нем были клубный пиджак и темные брюки с тщательно заутюженной складочкой. Она действительно совершенно его не узнала, но подумала, что он расстроится, если в этом признается. Теперь Рене увидела, что у него очень приятное лицо, свежее, немного мальчишеское, с правильными чертами.
— Мне не нравится, что ваша сестра называет меня Трогом, — пожаловался он Рене. — На самом деле меня зовут Чарльзом.
— Мне это известно, — презрительно заявила Крис. — Почему бы твоим родителям было не назвать тебя Грантом, или Крегом, или еще что-нибудь в этом роде? Чарли — фу, как слюняво! Ну, это еще подходит для принца, но для обычного человека никуда не годится.
— А мне нравится это имя, — выразительно вступилась за него Рене. — Я буду называть тебя Чарльзом.
Он благодарно улыбнулся ей.
Она предложила по случаю теплой погоды покататься на пароходике по Сене, если только они смогут достать билеты, и тогда поесть прямо на его борту. Все главные здания французской столицы вечером освещены подсветкой — это очень красивое зрелище. Молодые люди радостно согласились, а пока Чарльз звонил в кассу, чтобы заказать билеты, Кристина пошла с Рене в ее комнату причесаться. Она была в черных нейлоновых брючках и цветной в сине-зеленую клетку с золотым рисунком блузке без рукавов. Крис критически оглядела белый льняной костюм Рене, отделанный тонким черным рисунком, черные фирменные туфли и маленькую белую шляпку с черной прострочкой.
— Ты выглядишь совершенно как парижанка, только они обычно одеваются в черное. Наверное, этот костюм стоил немалых денег?
— Я купила его по сниженным ценам, после показа; Себастьен требует, чтобы девушки из его салона всегда были хорошо одеты и ухожены.
— Понятно. Разве не трагично то, что произошло с Трогом?
Рене искренне забеспокоилась:
— А что случилось с Чарльзом?
— Разве ты не видишь? Он совершенно исправился. Лучше бы уж стал хиппи, пацифистом или еще кем-нибудь. Но самое ужасное, что я тому виной. Видишь ли, он хочет на мне жениться, поэтому приоделся и побрился, да еще поступил на хорошую работу. Разве не ужасные вещи творятся с людьми, у которых появляется чувство ответственности?
— Это очень хорошее чувство и совершенно необходимое для человека, который намерен создать семью. — Рене сразу превратилась в старшую сестру. — А ты хочешь за него замуж?
— Ну, может быть, не знаю. Вообще он мне очень нравится. А как узнать, что ты достаточно хорошо относишься к человеку, чтобы стать его женой? Ты ведь никогда особенно не сходила с ума по Барри, хотя ведь вы… или уже нет… помолвка еще в силе?
Рене отвернулась:
— Официально мы не объявляли о помолвке.
Крис кивнула с пониманием:
— Поссорились, да? Из-за того, что ты поехала в Париж? Я очень рада, что ты настояла на своем. Кстати, он уже бросил Салли, теперь все свободное время гоняет на моторной лодке по реке, но я надеюсь, ты завела себе еще кого-нибудь?
— Нет, разумеется, нет, — резко отозвалась Рене. Сообщение про Барри было именно таким, как она и ожидала, но почувствовала, что ей это безразлично. — Я слишком занята, чтобы думать о романах. — «Прости меня, Господи, за это вранье!» — подумала она про себя и, повернувшись к Крис, смягчилась. Ее сестра была еще такой молодой, такой неиспорченной! — Раньше я тебе посоветовала бы, что если у тебя на примете надежный парень, то выходи за него, и думать нечего, — проговорила она, — но теперь пришла к выводу, что одной симпатии недостаточно. Тебе торопиться некуда, ты еще успеешь полюбить по-настоящему; а когда это случится — сразу поймешь. Это… оно стоит того, чтобы подождать.
Крис уставилась на нее:
— Ты ведь раньше не верила во все эти романтические бредни.
— Это не романтические бредни, Крис, это самое замечательное чувство на свете. — Рене быстро отвернулась, понимая, что голос у нее дрожит и выдает ее с головой.
Крис помолчала, ей было ясно, что сестра влюбилась, но не хочет в этом признаваться. Крис очень хотелось узнать, кто он и отвечает ли на ее чувство, но решила, что иначе и быть не может. Рене такая элегантная, такая красивая, к ней невозможно остаться равнодушным, просто, может быть, ее любимый еще не признался ей в своих чувствах.
Она вскочила на ноги, подавляя жгучее любопытство, откинула с глаз непослушные волосы:
— Ну, что там насчет парохода? Я уже умираю от голода, и Трог решит, что мы куда-то провалились!
Поездка оказалась на редкость удачной. Нотр-Дам и другие здания на острове Сите, купол Дома Инвалидов, фонтаны, пристани — все выглядело сказочно прекрасным и волшебным в свете прожекторов. На одной пристани в их свет попала обнимавшаяся влюбленная парочка.
— Думаю, это нарочно подстроено для экскурсантов, — заметила Рене. — Любовь юной пары и весенний Париж.
Крис ничего не ответила. Рене повернула к ним голову и увидела, что она и Чарльз сидят рядом, Чарльз обнимает ее за плечи, и у Крис такой взгляд, что если она еще не познала волшебной силы любви, то очень скоро это с ней случится. Рене завистливо вздохнула; все было просто и понятно для этой юной парочки рядом с ней. И, глядя на отражение огоньков в черной воде, размечталась, как и сама могла бы плыть через этот поток света в обнимку с Леоном. Из задумчивости ее вывело восторженное восклицание Крис — впереди показалась Эйфелева башня, каждая перекладина которой была украшена электрическими лампочками.
— Прямо как на фотографии, — с удивлением произнес Чарльз, и Рене рассмеялась.
— А ты чего ожидал?
Потом они оставили ее, отправившись исследовать ночную жизнь Монмартра, хотя она заранее предупредила их, что это будет очень и очень дорогое удовольствие. Они не стали договариваться о новой встрече, так как Крис и Чарльз возвращались домой на следующий день, а теперь Чарльз явно хотел побыть с Кристиной наедине, да и Рене не имела никакого желания быть третьей лишней в их компании. Она передала приветы матери, подарок для Майка — маленькую копию Эйфелевой башни, которую купила в круглосуточном магазине сувениров. Скоро она и сама вернется домой, сказала им Рене; ее рабочая виза заканчивается как раз после того, как будет показана новая коллекция, и она не намерена подавать документы на ее продление. Это решение стоило ей многих мучительных часов, хотя мысль о том, чтобы уехать далеко от Леона, была убийственной. Но не стала признаваться в этом любопытной Кристине, которая была разочарована, узнав, что Рене возвращается так скоро — и явно снова в объятия Барри.
Дни становились все более жаркими, темп жизни в салоне Себастьена постепенно ускорялся, а Париж заполнялся туристами.
Любовная страсть Рене обострила все ее чувства. Никогда еще деревья не казались ей такими зелеными, а небо — таким синим. Прежняя жизнь выглядела полустертым воспоминанием, затерянным далеко в памяти, когда она шла по волшебному неповторимому городу и чувствовала, как она сама изменилась. Дома Рене была старшей сестрой, на работе — успешной фотомоделью, которая быстро становилась такой же деловой и непроницаемой для эмоций, как Ава Брент; в личной жизни — разумной уравновешенной подругой Барри Холмса. Но новая Рене уже не была такой уверенной, такой самодовольной, смягчилась, стала более ранимой. Она была самой юной и самой неискушенной среди манекенщиц Себастьена и во всем полагалась на Жанин, которая обращалась с ней, как с младшей неразумной сестрой. О ней по-матерински заботилась мадам Дюбонне. А сама Рене вдруг расцвела — расцвела той глубокой неповторимой красотой женщины, которая любит.