ала только Рене.
— В статье вам будет уделено не меньше внимания, чем самой одежде, — говорил ей месье Арно. — Так что это будет отличная реклама для вас, мадемуазель.
Рене это было совершенно все равно, она хотела только, чтобы он поскорее закончил свою работу и отпустил ее домой.
— Немного мужества, моя дорогая, — прошептал ей Леон. — Это чрезвычайно важно и для тебя, и для меня.
Она утешала себя мыслью, что это начало их совместной работы. Когда все закончилось, Рене изможденно упала на стул, и он с беспокойством посмотрел на нее:
— Ты так устала? Черт, а мне придется сегодня ужинать с фабрикантом шелка из Милана. Жорж, ты не отведешь мадемуазель Торнтон на ужин?
Жорж Арно поклонился:
— Буду рад.
— Ой нет, спасибо! — Рене торопливо вскочила на ноги. — Я могу поесть у себя в пансионе.
Жорж Арно казался очень разочарованным.
— Мадемуазель, вы очень огорчите мою жену, если откажетесь. Она так хотела с вами познакомиться, — стал упрашивать он. — Вы у нас теперь знаменитость, и она как раз ждет меня к ужину. Вот будет для нее сюрприз, если я привезу вас, она будет в восторге.
Рене беспомощно взглянула на Леона.
— Да, давай поезжай, — сказал он. — Это поможет твоей карьере, если тебя будут часто видеть на публике. Можешь надеть любое платье из новой коллекции — наверное, лучше всего «Призрак».
— Нет, — возразила она. — Только не это!
Он удивленно посмотрел на нее, не понимая капризности в ее голосе. Но не могла же Рене ему сказать, что в этом платье она кажется себе привидением Туанетт?
Наконец было решено надеть простое черное платье, которое оставляло открытыми руки и большую часть груди, что очень ей шло.
В сопровождении месье Арно Рене подошла к подъехавшему такси, которое отвезло их в ресторан на Елисейских полях, где их ждала мадам Арно, которую муж уже предупредил по телефону, какая честь ей будет оказана. Официант проводил их к столику на широкой террасе, откуда были видны пестрые толпы людей, прогуливающихся внизу по бульварам в ожерельях искусственного света.
Мадам Арно оказалась тоже низкорослой, полной и чрезвычайно привлекательной особой, ее седые волосы были безупречно уложены. Она принялась критически рассматривать Рене.
— Для англичанки у нее неплохой вкус, — ворчливо сказала мадам Арно мужу по-английски.
— О, оставь, Тереза, ты же знаешь, британцы уже научились вполне сносно одеваться, — торопливо одернул ее Жорж, опасаясь, что его жена нанесет обиду их гостье. — Те дни, когда юные англичанки одевались в грубую темную одежду, давно позади.
— О нет, их осталось не так уж мало и в наши дни, — возразила Рене, которой все это показалось забавным.
За ужином месье Арно распространялся о своих фотографических успехах.
— Вот взять меня, — хвастался он. — Я фотографировал всех манекенщиц Себастьенов, и отца и сына, но во времена Жака Себастьена мы думали только об одежде, а не о девочках. А теперь все всё хотят знать о самих манекенщицах — как они начали карьеру, как добились успеха. Вы, мадемуазель, очень фотогеничны. С таким лицом вы могли бы стать кинозвездой.
— Спасибо, — улыбнулась Рене. — Но мне совсем не хочется играть.
— Многие манекенщицы оказываются в кино, — продолжал месье Арно. — Но, может быть, вы преданы высокой моде, как ей была предана Туанетт Морель? Ах, до чего у нее было изысканное лицо и формы, формы! Я никогда не работал с такой красивой моделью, пока не встретил вас, мадемуазель. — Он слегка поклонился Рене и вздохнул. — Как грустно, что больше нам никогда не удастся увидеть мадемуазель Туанетт.
Мадам Арно кивнула:
— Бедняжка! Наверное, травма оказалась гораздо серьезнее, чем писали в газетах, потому что с тех пор она живет затворницей.
Рене уставилась на нее:
— Я… а я думала, что она умерла!
Круглые выпуклые глаза мадам Арно уставились на нее.
— Нет-нет, мадемуазель, — сказала она. — Уверяю вас, она жива, хотя люди все так быстро забывают и многие говорят так, словно ее уже нет на свете.
Рене вспомнила, что, и в самом деле, никто же не говорил ей прямо, что Антуанетт Морель умерла, хотя это как-то подразумевалось. Она сама пришла к такому выводу. Но если Туанетт жива, зачем понадобилось привозить в Париж ее? И где сейчас Антуанетт, кем она приходится Леону?
Озадаченная, Рене в ужасе спросила:
— Вы, видимо, имеете в виду автомобильную аварию?
Мадам Арно пожала плечами и поджала губы:
— Никто не знает, что случилось, все было шито-крыто. Сегодня она была здесь, а на следующий день куда-то исчезла. Может, никакой аварии и не было. — Она склонилась к Рене, понижая голос до шепота: — Однако мне известно, что мадемуазель Морель живет со своей матерью в доме на улице Жарден, в очень дорогом и элитном районе. Дом принадлежит месье Себастьену, и если он на ней не женат, то ему следовало бы это сделать.
Дома на улице Жарден были приданым бабушки Леона!
Рене показалось, что все вокруг нее закружилось, ее спутники отодвинулись куда-то далеко, а уши у нее наполнились каким-то грохочущим звуком. Она отчаянно вцепилась в скатерть. Ей нельзя падать в обморок.
— Мадемуазель, вам дурно? — обеспокоенно посмотрел на нее месье Арно.
— Нет, все в порядке. — Она одним глотком осушила бокал с вином. — Простите, просто жара, и день был очень утомительным.
Огромным усилием воли она победила дурноту и умудрилась улыбнуться. Месье Арно с упреком взглянул на жену, которая тем временем смотрела на Рене с ядовитой улыбочкой, видя, что ее откровения потрясли девушку. Если эта англичанка не подозревает, что Леон увлекается по очереди всеми этими Селестами, Иоландами и прочими, тогда она просто слепа, впрочем, эти англичанки такие ханжи!
— Ты неисправимая сплетница, — сурово отчитал ее муж. — Что бы с Туанетт ни случилось, теперь она вне игры. — Он галантно поднял свой бокал в честь Рене. — Выпьем за нашу новую звезду Рене! Мадемуазель, перед вами открывается восхитительное будущее.
— Благодарю вас. — Рене поклонилась и улыбнулась.
Неужели всего несколько дней назад Леон так же поднимал бокал за ее успех? Этот успех принесет одну горечь, если Туанетт все еще жива. В голове крутился вихрь мыслей, но она не собиралась позволить этой злобной женщине, сидящей напротив нее за столом, догадаться, насколько сильно ее вывело из равновесия это неожиданное открытие. Рене призвала на помощь всю свою выучку классной манекенщицы, заставила себя смеяться и вести светскую болтовню.
Наконец этот невыносимый ужин закончился, и Рене осталась одна в своей маленькой спаленке в пансионе. Она не была столь наивна, чтобы не понять подтекста, который скрывался в словах мадам Арно. Любые житель или жительница Парижа пришли бы к такому же выводу, если бы красивая молодая женщина жила уединенно в частном доме, принадлежащем ее начальнику, но Рене решила, что этот вывод неверен. Леон всегда подчеркивал, что он никогда не водит своих девочек развлекаться, если только того не требует бизнес. Как выразилась его мать, он хорошо разграничивает деловые и личные отношения. Что очень разумно с его стороны, он никогда не входит в близкие отношения со своими моделями, несмотря на все слухи. Она была единственным исключением, однако всякий раз, когда Леон возил ее куда-нибудь, он преследовал свои, очень меркантильные цели, связанные с его работой. Единственное, что было доподлинно известно о нем Рене с тех пор, как она познакомилась с ним, так это его любовь к Антуанетт. Он в самый первый раз заметил ее только потому, что она была похожа на его бывшую модель, ее портреты развешаны на самых видных местах и в его рабочем кабинете, и дома, а Жанин как-то рассказывала ей, что, когда сдавали предпоследнюю коллекцию, он был вне себя от ярости, что не может воспользоваться ее услугами манекенщицы. Если этот загадочный несчастный случай привел к тому, что Туанетт серьезно больна или даже стала инвалидом, это объяснило бы ее долгое отсутствие и тот несчастный взгляд, который появляется в глазах Леона всякий раз, когда речь заходит о ней. Но Рене была убеждена: ни болезнь, ни увечье не смогут убить его чувств к ней, он навсегда останется ей верен.
Возможно, они в последнее время отдалились друг от друга? Леон говорил, что у Антуанетт нет ни души, ни сердца, и тогда она решила — это горькие слова отвергнутого любовника. Но если Антуанетт покинула его, почему она живет в его доме? Предположение, что она его жена, Рене сразу же отмела как беспочвенное. Леон сделал предложение ей, Рене. Правда, им двигала не любовь к ней, но все же она не могла себе представить, чтобы он мог опуститься до двоеженства.
Она не могла поверить, что Леон распутник, однако не могла и не придать значения тому факту, что Антуанетт Морель живет на улице Жарден, в одном из домов, которые, как сказала сама мадам Себастьен, он унаследовал от бабушки. Конечно, можно предположить, что семья Морель арендовала этот дом совершенно честным путем у Себастьена, но это было бы слишком удивительным совпадением.
Рене вдруг припомнила, как в Фонтенбло хозяйка постоялого двора спросила Леона про здоровье мадам и получила ответ, что та в полном здравии. Она тогда не поняла, о какой мадам идет речь, и вообще этот эпизод вылетел у нее из головы после последовавших за ним потрясений того вечера. Может быть, под «мадам» имелась в виду Антуанетт? Значит, Леон возил ее в Фонтенбло и представлял как свою жену? С другой стороны, это могла быть его мать, тогда вопрос хозяйки относился к ней, но теперь Рене терзали сомнения. Ведь в конце концов может оказаться, что мадам Арно права. В свое время предложение Леона потрясло ее до глубины души, и потряс ее прежде всего тот легкий, беспечный тон, каким оно было сделано, его несерьезное отношение к женитьбе вообще. Она, видимо, представляется ему соглашением, которое можно заключить, а можно и расторгнуть, в зависимости от обстоятельств. Но опять-таки это было маловероятно, потому что при полной общей неразберихе в одном Рене была уверена — в любви Леона к своей бывшей модели.