Ава подозвала ее.
— Это месье Леон Себастьен.
Леон поклонился ей, и в его темных глазах блеснул огонек.
— Вот видите, мадемуазель, я был прав. Мы встретились.
Ава удивилась:
— Так вы знакомы?
— Нет, мадам. — Леон был очень учтив, и казалось, ему нисколько не холодно. — Наша короткая встреча проходила инкогнито. Я и представить себе не мог, что мадемуазель работает моделью. Мне она сказала, что занимается какими-то растениями или что-то в этом роде.
— Но я тоже не могла себе представить, что вы кутюрье, — возразила Рене, потому что вспомнила, кто такой Леон Себастьен.
Несколько парижских домов моды устраивали в Ла-Боль показ январской коллекции. Это происходило в отеле «Эрмитаж» — огромном здании из камня и стекла, которое она могла хорошо видеть вдали на другом берегу залива по утрам, когда воздух был чист и прозрачен. И до нее доходили разговоры, что в этом году там произвел фурор оригинальностью и необычностью своих моделей самый молодой из известных кутюрье Леон Себастьен. Правда, сейчас он менее всего походил на модного парижского модельера, а кроме того, Рене еще предстояло узнать, что французы, мягко говоря, не имеют особого пристрастия к холодной воде. Этот человек явно от них отличался.
— У месье Себастьена есть для тебя предложение, Рене, — сказала Ава.
Леон приподнял одну бровь — в характерной насмешливой гримасе.
— Рене? — пробормотал он. — Это же мужское имя.
— Нет, в моем имени на конце два «е», а произносится одно, — коротко пояснила Рене, чувствуя, что вожделенная ванна отдаляется, и вспомнив неприятную привычку матери объяснять происхождение ее имени каждому новому знакомому: «Я хотела назвать ее Айрин, красивое имя, греческое, означает мир, но мой муж сказал, что ее будут называть просто Рин, а этого он не вынесет, и поэтому мы сошлись на имени Рене». И зря старалась, подумала девушка, потому что Кристина и Барри все равно зовут меня Рин.
Леон поклонился:
— Простите, мадемуазель Рене, я не хотел вас обидеть. — И откровенно уставился на нее восхищенными глазами. — У меня серьезные затруднения с показом, одна из моих ведущих моделей, а я привез всего две, слегла с приступом аппендицита, ее срочно отвезли в больницу. Вот я и подумал, может быть, вы согласитесь ее заменить?
Она покачала головой:
— Это невозможно, месье.
Ава вскинула голову:
— Почему, Рене? — Она начала лихорадочно соображать. Их команда уезжала, и ей, конечно, не следовало бы оставлять Рене одну, без присмотра, но если месье Себастьен позволит ей, Аве, сфотографировать его эксклюзивные модели для будущих выпусков журнала, тогда, может, стоит здесь задержаться еще на одну ночь? Может, ей даже удастся написать статью про этот показ, если им позволят фотографировать в «Эрмитаже», который до этого дня был для них запретной территорией.
— Но мы же уезжаем сегодня. — Рене подумала про Барри, который будет ждать ее вечером и которому она уже пообещала бросить модельное дело в самом ближайшем будущем. Он наверняка ужаснется, если узнает, что она согласилась поработать у месье Себастьена.
Ава повернулась к французу.
— Мадемуазель у нас очень замерзла, — произнесла она жизнерадостно. — Может, встретимся попозже и обсудим все, когда она отогреется? — И метнула на Рене угрожающий взгляд.
Леон рассыпался в извинениях за то, что не подумал об этом. «Какой подлиза», — решила Рене. А он пояснил, что дело срочное. После полудня состоится парад-алле, и мадемуазель, если она будет так любезна, должна успеть примерить платья. Он может позвонить еще одной модели, чтобы заменить несчастную Жюли, но не уверен, что ей подойдут платья, а у мадемуазель Рене все размеры в точности как у Жюли, — тут он прошелся опытным взглядом по ее фигуре, и Рене захотелось дать ему пощечину. К тому же новая модель может не успеть к полуденному показу.
Ава договорилась, что он заедет к ним в гостиницу через пару часов.
Тем временем ассистенты упаковали всю одежду и аппаратуру, и наконец команда расселась по двум машинам, которые ждали их, чтобы отвезти в Ла-Боль. Рене удалось сесть не в ту машину, в которой ехала Ава. Та по каким-то своим причинам желала, чтобы Рене согласилась на этот показ, а ей очень не хотелось задерживаться здесь и расстраивать Барри. Во всяком случае, она принялась себя в этом убеждать, потому что боялась признаться самой себе в своем инстинктивном желании избежать всякого рода контактов с Леоном Себастьеном.
Группа репортеров журнала «Бурная жизнь» жила в маленьком отельчике «Три сосны» на улице Конкорд. Напротив стояли три сосны, которым он и был обязан своим названием.
Рене наконец приняла ванну и понемногу оттаяла, так что в вестибюль спустилась уже ожившей, в аккуратном морском костюмчике с белыми полосками по краям воротника, красиво уложив волосы. Она смыла наносной загар, и ее кожа приобрела естественный кремово-белый оттенок.
Ава Брент была в черном костюме с белым кружевным галстучком, призванном смягчить его строгость, и шикарной черной шляпке. Она прекрасно сохранилась для своих весьма зрелых лет, красиво подкрашивала волосы и лицо, но ее жесткие голубые глаза не могли утаить огромного опыта жизни, и это ее отнюдь не молодило.
— А почему они проводят здесь показ мод не в сезон? — заинтересованно спросила ее Рене. — Как-то нелепо.
— Потому что на этой неделе в «Эрмитаже» проходит международный конгресс, — пояснила Ава. — Наверное, они выбрали это место из-за целебного воздуха. А все делегаты приехали с женами, показ мод должен их заинтересовать. Разумеется, к нам это все не имеет никакого отношения, но мы должны ухватиться за предложение, которое тебе сделали. Это удача, что та манекенщица заболела!.. Господи боже, детка, — вдруг сердито взорвалась она, заметив недовольное выражение на лице Рене, — ты что, не понимаешь, какой шанс тебе преподнесли прямо на тарелочке? Поработать моделью в салоне Себастьена. Да любая девчонка твоей профессии отдала бы за это передний зуб!
— У меня нет для этого опыта, — пробормотала Рене.
— У тебя есть все, что надо, — заявила Ава. — Опыт тут ни при чем.
Рене удивилась: у Авы Брент не было в привычке расточать комплименты. Хорошо ее зная, Рене понимала, что она ожидает от этой ситуации каких-то выгод.
— Леон Себастьен, ко всему прочему, еще и очаровательный мужчина, — с намеком добавила Ава.
— Фанфарон! — выпалила Рене. — Если он хотел с нами связаться, почему не сделал этого обычным, принятым способом?
— Наверное, захотел посмотреть тебя в деле, прежде чем предлагать работу, — сухо ответила Ава.
Рене покраснела, вспомнив, что, когда он вышел из моря, на ней практически ничего не было. И она тут же страшно рассердилась на себя из-за этого смущения; уж наверное, Леон давно привык смотреть на неодетых женщин и не должен на это никак реагировать.
— Я не могу здесь задерживаться, — твердо проговорила она. — Сегодня мой контракт с вами заканчивается. Я… э-э… у меня уже есть другой заказ.
Это было не совсем правдой, но Ава не могла того знать.
— Так отмени этот другой заказ. — Редактор отдела моды уже готова была потерять терпение. — Господи, детка, ты что, полная дура?
В этот момент в вестибюль вошел Леон Себастьен и направился прямо к ним. На нем был очень красивый белый свитер с красными и черными полосками по одной стороне и серебристо-серые брюки. Без шляпы, волосы блестящие, как шелковые. Он двигался с ленивой грацией большой кошки. Если бы Рене не видела, как Леон плавает, то решила бы, пожалуй, что этот человек — неженка; у нее даже закралось подозрение, что он нарочно продемонстрировал ей свои спортивные навыки.
Ава бросилась приветствовать его с распростертыми объятиями, у нее на уме была своя игра. С неожиданной скоростью перед ними возникла официантка, явно привлеченная вновь прибывшим. Да, он возьмет кофе, не хотят ли они кофе? Ава ответила, что хотят.
Его предложение оказалось очень простым. Леон Себастьен хотел, чтобы Рене вышла на подиум два раза: днем и после ужина, продемонстрировав полдюжины платьев. А чтобы преемница Жюли, как он выразился, могла отдохнуть, «привести себя в порядок», для нее будет заказан номер люкс в «Эрмитаже», где можно и переночевать, если она решит, что ехать домой уже поздно. Он берет на себя все эти расходы, а мадемуазель будет выплачен повышенный гонорар за то, что она так любезно согласилась его выручить.
Пока Себастьен все это говорил, Рене чувствовала, как его глаза оценивающе осматривают ее, почти так же, как когда они пили чай в Лондоне. Рене вспомнила, что тогда он сказал ей, будто она ему кого-то напоминает. Может быть, до сих пор старается понять кого?
— У меня нет разрешения на работу во Франции, — заметила она, — то есть, я хочу сказать, на французскую фирму.
Рене не могла себе объяснить своего страстного нежелания согласиться на эту работу; ведь она всегда мечтала носить красивые платья, жить в шикарном дорогом отеле. Наверное, просто интуиция подсказывала ей держаться подальше от этого человека.
Между тем Леон заявил, что все возьмет на себя, что полиция посмотрит на это сквозь пальцы. Затем Ава показала свой характер. Рене не может остаться в Ла-Боль без присмотра, однако Ава согласна пробыть с ней весь вечер и ночь, если… И она выложила свои условия. Леон посмотрел на нее с сомнением. Условия были нелегкими, потому что на показе должны были демонстрироваться самые последние модели, которые еще не попадали на страницы прессы. И Ава поклялась, что не использует в журнале снимки, сделанные на показе ее фотографом, в течение несколько недель. Они начали яростно торговаться и спорили еще долго после того, как им принесли кофе в кофейнике с ситечком. Наконец все детали были обсуждены и улажены, они сели наслаждаться кофе, а Леон вытащил турецкие сигареты.
— Нет, спасибо, я не курю, — отказалась Рене.
— Весьма разумно, мадемуазель Торнтон. — И он посмотрел ей прямо в глаза, пока прикуривал сигарету. Его глаза были темными, бархатными, окруженными такими же длинными и густыми ресницами, как у нее самой. Сердце ее забилось чаще, и она торопливо отвернулась.