— Я подумал, может, вы захотите пойти со мной в казино? — предложил он. Она уставилась на него непонимающим взглядом. — Да что с вами? Почему нет?
У нее было множество причин, чтобы отказаться. Прежде всего, ей не хотелось вступать с ним ни в какие отношения, ведь она уже приняла решение относиться к нему холодно и сухо и вообще уже почти была невестой Барри, но на самом деле главным было то, что у нее не оказалось с собой вечернего платья. И Рене сказала ему только о последнем затруднении.
Он щелкнул пальцами:
— Платье? Платьев здесь даже слишком много. А раз вы выходите в свет с Леоном Себастьеном, вы будете носить его модели.
Таким образом их выход приобретал совершенно другой оттенок. Она сделалась холодной и надменной.
— Ах, понятно… Вы хотите, чтобы я была ходячим манекеном и рекламировала в казино ваши туалеты?
— Вот именно, мадемуазель Торнтон. Вы будете моей рекламой и в то же время сможете сами немного развлечься. — Он сунул нос в комнату за ее спиной. — Вам ведь не очень весело сидеть здесь одной, а?
Как бы в подтверждение его слов снизу донеслись звуки музыки — в вестибюле маняще заиграл оркестр. У нее за спиной была пустая унылая комната, а снаружи сияли и звали к себе яркие огни. После такого нелегкого дня разве она не заслужила немного развлечений? И все же Рене еще колебалась.
— Мне нужно сказать об этом миссис Брент.
— Ах, она за вас отвечает? Только миссис Брент уже ушла, ее нет в номере.
Рене почувствовала укол обиды; Ава ушла развлекаться и даже ничего не сказала, оставив ее на весь вечер в одиночестве. Это решило дело.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение, — просто отозвалась она.
Как по волшебству, тут же в коридоре возникла вездесущая мадам Ламартен, которая несла перекинутые через руку платье и меховую накидку. Рене заподозрила, что Леон, запланировав их поход в казино, был абсолютно уверен в ее согласии. Но сейчас ей не хотелось ссориться с ним из-за этого.
Платье было другое, не из тех, что она демонстрировала, — белое, длинное, но изысканного дизайна. А манто — норковое. Она накинула его на себя и замерла на секунду, потому что знала, сколько стоит такая вещь.
До казино было всего несколько ярдов, но внизу их ждала машина Леона. Рене почувствовала себя принцессой, когда он помогал ей сесть в машину. И хотя она ему совсем не доверяла, однако была истинной женщиной — завистливые взгляды, которые бросали на них окружающие, вознаграждали ее за все.
Казино выходило окнами на море примерно в центре залива. Зал был затейливо украшен позолотой и зеркалами. Леон обменял несколько банкнотов на фишки для рулетки.
— Хотите попробовать… как это называется… испытать судьбу?
Рене покачала головой:
— Я лучше посмотрю.
Она слегка разочаровалась при виде фишек, так как по неопытности воображала, что перед каждым игроком лежат горы денег, но вскоре увлеклась игрой и разглядыванием находящихся за столом. Невозмутимый и бесстрастный крупье, алчные лица игроков. Особенно ее поразила одна очень старая женщина с желтой обвисшей кожей на лице и шеей, покрытой множеством мелких морщинок. Ее большой костистый нос выдавался вперед, как клюв хищной птицы, темные глаза навыкате блестели от жадности, когда длинными пальцами, похожими на клешни, она подгребала к себе выигрыш. Однако явно не имела в нем особой нужды. Ее пальцы унизывали многочисленные кольца, на груди переливались драгоценные камни, дорогая одежда из шелка и мехов тоже свидетельствовала о богатстве.
— Вы принесли мне удачу, — сказал Леон. Его кучка фишек увеличилась. — Однако не стану дальше искушать судьбу. Идемте.
Он поменял фишки на деньги, и они сели к нему в машину.
— А кто была та старая женщина? — поинтересовалась Рене.
— Не знаю, но она всегда там. Это все, что у нее осталось — страсть к игре.
— Мне показалось, у нее какой-то хищный вид, как у гарпии.
— У вас слишком буйное воображение, да? Просто она хотела выиграть, разве нельзя этого сказать обо всех нас?
Он завел машину, и они поехали на восток вдоль побережья.
— Разве мы не поедем обратно в отель?
— Я подумал, не выпить ли нам «Порнише»… Я знаю одно очаровательное местечко. Спать еще рано.
Лунный свет освещал залив, и легкий ночной бриз шелестел в вершинах сосен, наполняя воздух их ароматом; отсюда огоньки города казались бриллиантовым ожерельем вокруг сонно лепечущего моря.
— Ла-Боль-ле-Пэн, — махнул рукой Леон в сторону нескольких вилл слева от них, — расположен в Буа-д’Амур. Вы знаете, что означает слово «amour»[1]?
— Боюсь, мы с вами по-разному понимаем это слово, — не удержалась она.
К ее облегчению, он не стал развивать эту тему, коротко ответив:
— Вероятно.
Раньше Порнише был рыбацкой деревушкой, а теперь там стояло немало дорогих прогулочных яхт, и ветер раскачивал их голые мачты, как лес, лишенный листвы. Народу в кафе было немного, хотя его хозяева с помощью электрообогревателей, выставленных на открытую веранду, старались сделать вид, что уже пришло лето. Сидеть на ней все же было холодно. Леон заказал игристое белое вино, но Рене не уловила его названия.
Она сказала пристыженно:
— Наверное, я ужасно сегодня выступила на показе. Я же вас предупреждала, что у меня нет опыта. Завтра приедут ваши манекенщицы, вам будет легче.
Внимательно рассматривая, как в его бокале поднимаются пузырьки, он ответил:
— Я не стал посылать в Париж за моими манекенщицами. Вы справились превосходно.
— Но, месье…
Он посмотрел на нее, но она ничего не смогла прочитать в его темном взоре.
— Я уже договорился с мадам Брент. Вы останетесь у нас до конца показа; с вами будет работать мадам Ламартен, а когда здесь все закончится, она отвезет вас в Париж и там посадит на самолет до Англии.
Рене открыла рот.
— Ах вот как! А со мной даже не сочли нужным посоветоваться?
— А надо было? — холодно спросил он. — Для вас это очень хороший шанс. Мы решили, что вы с радостью ухватитесь за него.
Как будто Ава не знала, как она к этому отнесется! Рене была вне себя от злости.
— Я уезжаю завтра же!
— И сделаете непростительную глупость.
Они надолго умолкли, и Рене успокоилась. Она знала, что он прав. Леон предлагает ей роскошную работу: всего два дня, которые она проведет в шикарном отеле, одеваясь в самые изысканные платья, — все, что ей нравится больше всего на свете. Рене невольно погладила рукой норковое манто. Барри все равно будет злиться из-за ее опоздания, так что еще несколько дней ничего не изменят.
— Отлично, — сказала она, — я остаюсь, но мне не нравится, как вы со мной обращаетесь.
Леон весело рассмеялся:
— Это совершенно не важно, главное — достичь желаемого.
Когда они вернулись в отель, он предложил ей носить норковое манто все время, пока она будет здесь.
— Оно выглядит лучше, чем ваше, — вежливо прибавил он, а Рене чуть не фыркнула от смеха; ее кроличья накидка не стоила и одного волоска этого манто. — Мадам Ламартен принесет вам завтра другое платье на вечер, — добавил он.
— О, но, месье… — запротестовала Рене.
— Довольно! — нетерпеливо воскликнул он. — Я одеваю своих манекенщиц так, чтобы они не позорили моего дома моделей. На вас будут обращены взгляды всех присутствующих каждую минуту вашего пребывания в отеле.
Позже Рене поняла, как он был прав. После завтрака, который ей принесли в номер, она спустилась в вестибюль, и все глядели на нее: женщины — оценивающе, мужчины — с вожделением. Она с радостью отдала себя заботам мадам Ламартен. Селеста по-прежнему игнорировала ее, притворяясь, что не понимает ни по-английски, ни по-французски, но одна из манекенщиц вчерашнего толстячка — месье Демонта — оказалась более дружелюбной. Она подошла к Рене в вестибюле и заговорила с ней по-английски.
— Ах, как же вам повезло, что вы работать у месье Себастьена! — начала она. — Он хорошо обращаться со своими подчиненными. А месье Демонт — то щипать, то кричать, то еще что. Вы жить в лучшем номере, а мы где-то на чердаке.
Рене очень удивилась, узнав, что в «Эрмитаже» существует чердак, и подумала, что девушка просто преувеличивает. Ее звали Коринна, она смотрела на Рене с откровенным любопытством.
— Это так романтично… Месье плавать через залив на другой берег, видеть вас и приглашать сюда.
Значит, эта история уже стала всем известна? Рене заподозрила, что все было сделано ради рекламы, но именно этого и следовало ожидать от Леона.
— Это правда, вы так похожи на Туанетт, — продолжала болтать Коринна. — О, он в отчаянии, когда терять ее, весь Париж об этом говорить.
— Туанетт? — Рене сдвинула брови. — Кто это?
— Вы что, не слышали про Туанетт? Самая шикарная и дорогая манекенщица Парижа. Он нашел ее в магазине, она работала там продавщицей, он создал ее, как создает свою одежду. Она была его любимой манекенщицей, и вдруг с ней что-то случиться — какой-то несчастный случай, и все! Она болеть, лежать, раз — ее уже нет!
— Какой ужас! — в шоке воскликнула Рене.
— Да, да, очень грустно. Бедная, бедная Туанетт! Она была такая милая, такая веселая всегда, и вот ее нет. — Коринна развела руками, и, как поняла Рене, это означало, что девушка умерла. — Месье Себастьен безутешен, — заключила Коринна.
Рене удивилась, почувствовав, что ее сердце сжалось от ревности. «Ну что ты с ума сходишь? — принялась она укорять себя. — Он для тебя никто, совершенно посторонний человек».
— Они были любовниками? — спросила она напрямик.
Коринна пожала плечами:
— Кто знает? Может быть, да, а может, и нет; но раз теперь он нашел вас, то будет счастлив.
«Будет ли? — подумала Рене. — Просто хочет заполнить мною пустоту и тоску по своей умершей возлюбленной!» Однако, непонятно почему, откровения Коринны навели на нее тоску. Ведь глупо даже полагать, что такой мужчина, как Леон, может быть одинок — у него наверняка в каждом квартале по подружке!