— Не просто считаю. Я знаю, — многозначительно сказал Леон.
Рени вздохнула. Должно быть, в Антуанетту он влюбился именно с первого взгляда. Они миновали Мелун, который все еще не оправился после войны и где продолжались восстановительные работы. Древнейшая часть этого города располагалась на острове, и так же, как на острове Ситэ, здесь был свой Нотр-Дам.
— Скоро мы будем в Фонтенбло, — сказал Леон, — но сначала нам нужно перекусить. А то вы умрете от голода.
Рени была слишком взволнована и не чувствовала голода, но подумала, что ему нужно поесть, и изобразила отсутствующий аппетит.
— В этих местах масса ресторанов, и они очень популярны, по я предпочел бы что-нибудь, где не так людно. Дальше будет небольшая гостиница.
Они куда-то свернули и поехали проселочной дорогой, которая тянулась вдоль края леса. После довольно продолжительной тряски они приехали в маленькую деревушку, состоявшую из белых коттеджей и незатейливого постоялого двора.
— Здесь хорошая хозяйка, я ее знаю, — сказал Леон. — У нее нет особых развлечений для туристов, но кормят здесь хорошо, хотя и просто.
Крепкая женщина, вышедшая им навстречу, восторженно приветствовала Леона, похоже, она действительно хорошо знала его.
— Monsieur, с'est un plaisir de vous voir; comment allez vous? Et Madame aussi?
— Oui, Madame va bien.[26]
— Мадам? О ком они говорят? — Рени вопросительно смотрела на Леона, но он увлеченно обсуждал с хозяйкой меню.
Она подала им жареную форель, бараньи отбивные, отдельным блюдом вкуснейший зеленый горошек в масле, несколько видов сыра и большую чашу, наполненную свежими фруктами. Из вин Леон выбрал белый искрящийся мускат.
— Это вам понравится больше, чем vin ordinaire, которым я поил вас в Круизике, — сказал он, улыбаясь.
Рени, вспомнив этот исторический случай и все, что в тот день последовало за ним, покраснела и тут же рассердилась на себя за это. Ведь только в присутствии Леона она была подвержена этой досадной слабости.
— А как Пьер? Вы им довольны? — поспешно спросила она.
— Он выполняет все, что ему поручают. — Но Леона больше заинтересовало разрумянившееся лицо Рени, нежели разговор о Пьере. — Вы единственная из знакомых мне девушек, которая не разучилась краснеть, — сказал он, с восхищением глядя на нежный румянец, охвативший ее щеки.
— Это не очень приятное достоинство. Надеюсь, что с возрастом это пройдет.
— Но это же так очаровательно! Не спешите взрослеть, cherie.
Эти ласковые слова заставили ее покраснеть еще больше.
— Но я уже взрослая, — заспорила Рени. — Моя сестра вообще считает, что мои лучшие годы позади.
— Она младше вас? Возраст зависит не от количества прожитых лет, а от опыта. А у вас, как мне кажется, жизненный опыт невелик.
Ей очень хотелось возразить ему, но она решила, что будет разумнее пропустить это замечание мимо ушей. Ведь это именно он открыл ей огромный мир чувств, о котором она прежде ничего не знала.
Они ехали по лесу; солнце рассыпало длинные лучи золотого света между деревьев. Они были здесь не одни: встречались пешеходы, и Рени заметила, что многие юноши и девушки несли альпинистское снаряжение. Она спросила об этом Леона.
— В этих лесах есть скалы и ущелья, — объяснил ей Леон. Теперь они проезжали долину, вдоль которой то там, то тут попадались группы людей, выехавших на пикник.
— Сам город Фонтенбло расположен среди леса. Это очень интересное место, там есть королевский дворец, но туризм погубил его. Я не собирался сегодня туда ехать.
Казалось, он хорошо знал этот лес, все дальше и дальше углубляясь в него, сворачивая то туда, то сюда, чтобы объехать стороной дома или деревушки. В конце концов Леон поставил машину на обочине узкой дорожки.
— Я думаю, нам пора подышать свежим воздухом, за которым мы ехали так далеко.
Он открыл ее дверцу и сказал.
— Оставьте пальто и шляпу, они вам не понадобятся.
Выйдя из машины, Рени встала рядом с ним, и он с удовольствием посмотрел на ее стройную фигуру, четко очерченную простым платьем, на блики солнца, запутавшиеся в ее волосах.
— Вы сейчас похожи на Мелисанду или на лесную нимфу, — сказал он.
— Это всего лишь ваши фантазии, месье.
— Почему бы не пофантазировать в такой вечер?
Они медленно шли по дорожке, круто уходившей вверх.
— Давайте наперегонки до вершины, — вдруг предложил Леон, и его глаза озорно блеснули, — или ваши преклонные годы уже не позволяют бегать?
— Ничуть! — бросила Рени, принимая его вызов. С веселым смехом они карабкались по крутому каменистому склону, поросшему вереском. В Леоне сейчас было невозможно признать парижского кутюрье, он скорее походил на школьника, а Рени — на его младшую сестренку. Она не уступала ему в проворстве, и они финишировали одновременно. Ступив на травянистую вершину они оба плюхнулись на траву.
— Вот здесь-то мы и остынем! — воскликнула Рени.
— Да, здесь ветерок. А вы бегаете как лань, — восхищенно сказал Леон. — Вот перед вами наш таинственный лес.
Он пружинисто поднялся на ноги и взмахом руки указал ей на открывшийся вид. Рени приподнялась и, опершись локтями о землю, огляделась вокруг. Она находились на островке посреди буйно зеленеющего моря, из которого то здесь, то там выступали устремленные вверх красные неровные скалы. Сейчас, в лучах заходящего солнца, вся эта картина походила на край света. Запах хвои поднимался к самому небу, а прямо снизу, из гущи деревьев, доносилось любовное воркование голубей.
— Да, вы правы. Это сказочный лес, — медленно проговорила Рени.
— А вы — Спящая красавица. Вы лежите в своем заколдованном Дормантском лесу и ждете Принца, который поцелует вас и снимет заклятье.
Он улыбался, глядя на нее сверху. Она торопливо встала.
— Я не красавица, и я не сплю, а вот мой нос, похоже, блестит.
— Вы красивая, и вы пока еще спите. Я все думаю, могу я сыграть этого Принца?
Он стоял вплотную к ней, и ее сердце, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. Каждый нерв ее тела откликался на его близость; от волнения Рени побледнела, а ее глаза потемнели. Он спокойно стоял, испытующе глядя ей в глаза. Испугавшись, что он прочтет в них все, Рени резко отвернулась.
— Похоже, еще не время, — загадочно сказал он. — Спи дальше, малышка.
Рени поднесла руки к груди, тщетно пытаясь унять бешеный стук сердца, и острый лучик света блеснул и заиграл в камешках обручального кольца. Леон резко схватил ее левую руку и поднес к глазам, разглядывая бриллианты.
— Знак вашей помолвки? — спросил он. И не дожидаясь ответа, добавил: — Думаю, что это кольцо — обман.
Рени, застигнутая врасплох, не знала, что ответить.
— Просто… Нет, это не так. Она лихорадочно пыталась совладать с собой. Да, он угадал, но никак нельзя допускать, чтобы он узнал правду. У него в кабинете она едва не выдала себя, а ей ни за что не хотелось, чтобы в его глазах она стала одной из многих, кто не устоял перед его обаянием. Миф о Барри был спасительным убежищем, в котором она могла спрятаться от него. Да и от себя тоже.
Радуясь тому, что ей удается говорить бесстрастно, она спросила.
— Что же заставило вас так подумать?
Он все еще держал ее руку и, словно завороженный сиянием камней, поворачивал ее. Он бросил на Рени быстрый насмешливый взгляд.
— Ваш любимый, должно быть, очень самоуверен, если согласился отпустить вас одну в Париж на такое долгое время.
— Но он вовсе не… — запротестовала Рени, но тут же сконфуженно замолчала. Он не должен знать о том, как отреагировал Барри на эту поездку. Рени пришла в голову мысль: может, стоит сказать ему, что ее жених как будто скоро приезжает. Но пока она холодно сказала: — Не думаю, чтобы вас это как-то касалось.
— Нет? — Он выпустил ее руку. — Рени, поверьте, это не дерзость. Но для вашего будущего важно, чтобы я хорошо понимал ситуацию. Мне кажется, вы не любите этого молодого человека, — ваши глаза оставались холодными, когда вы говорили о нем. Я заметил это и в Ла Боле. — Рени была потрясена его проницательностью; этот человек видел ее насквозь. — Наверное, о вашем браке договорились родители?
Несмотря на страх, Рени развеселилась при мысли о том, как ее мать устраивает ее личную жизнь.
— Все совсем не так, — сказала она Леону, — У нас в Англии нет обычая, чтобы родители сговаривались о женитьбе детей. Но если мы не показываем своих чувств, как вы, французы, это не значит, что мы не умеем любить.
Она замолчала и покраснела до корней волос. Она поняла, что заставить Леона поверить в несуществующую любовь будет трудно, и ей мешало ощущение, что он не верит ей.
— То есть, вы полагаете, что это французы придумали такую l’amour и носят ее на голове вроде шляпки? — весело спросил он.
— Они считают себя знатоками в любви, разве не так? — резко спросила Рени. — Они постоянно пытаются доказать что это самое важное.
И тут Леон набросился на нее.
— Так вы думаете, что любовь — это ерунда?
— Она… Она очень часто лжет. Для брака более надежным основанием служат дружба и взаимопонимание.
В это она действительно верила когда-то, до тех пор пока не узнала любви; но сейчас эти слова звучали банально и неубедительно даже для нее самой, а Леона они, похоже, раздражали, так как он был вне себя.
— Могу заверить вас, что как бы мои соотечественники-мужчины ни превозносили l’amour, большинство из них рассматривают брак как деловую сделку, — жестко сказал он.
Слезы навернулись ей на глаза, и она, чтобы скрыть их, отвернулась от Леона и смотрела на горизонт за лесом. Очарование этого вечера безвозвратно ушло. Леон разбил его своими настойчивыми бессмысленными вопросами, которые были ей неприятны. А его последние слова больно ударили ее.
— Срок вашего контракта истекает в следующем месяце. Мне не удается продлить разрешение на ваше пребывание во Франции.
Она резко повернулась к нему, в ее глазах стоял ужас. Одно дело — уехать добровольно, и совершенно другое — быть выдворенной из страны, а если у нее не будет разрешения на работу во Франции, то разлука с Леоном будет неминуемой и безвозвратной.