Она резко рассмеялась:
— Накоплю деньжат? Ха-ха! Неужели вы считаете меня последней дурой, мистер Рэннис? Да всем известно, что у вас их куры не клюют.
Старик обиженно надул губы:
— Ах, детишки-детишки... Все вы почему-то так думаете. На самом деле у меня мелкий, пустячный бизнес. И доходы...
— Да-да, это видно.
Неожиданно девушка вплотную прижалась к стеклянной витрине, словно рассматривая через нее конфеты, и у старика перехватило дыхание.
Отделенный от Марии только прозрачной перегородкой, он разглядывал нежные изгибы ее тела, высокую тугую грудь в тесноватой белой блузке.
— Хочешь шоколадку?
С притворной грустью она опустила глаза:
— У меня больше нет денег.
Лавочник вкрадчиво забормотал:
— При чем здесь деньги? Я и так знаю, что у тебя их нет. Какую ты хочешь?
Мария на секунду подняла смеющиеся глаза.
— Любую. Ну... молочную.
Поедая девушку жадным взглядом, старик принялся копаться в картонках. Руки у него дрожали.
Лившееся с улицы яркое солнце подсвечивало сзади точеную девичью фигурку, пронизывало полупрозрачную ткань юбки и очерчивало под ней линию стройных ног.
Однажды (а это случилось давно) мистер Рэннис заметил, что свет из открытой двери четко обрисовал сквозь одежду силуэт вошедшей женщины. С тех пор он предпочитал обходиться без освещения, поджидая в полутемной лавке очередную покупательницу. Приятные наблюдения приносили к тому же немалую экономию электричества, а оно, как известно, недешево.
Тем временем Мария начала терять терпение. Интересно, сколько времени может на нее пялиться этот старый похотливый козел?
Все окрестные девчонки знали о прозрачном экране мистера Рэнниса, хихикали и злословили над слабостями старика, но терпели липкие взгляды в надежде на бесплатное лакомство.
Несколько минут Мария молча наблюдала за трясущимся лавочником, не испытывая при этом ничего, кроме скуки, потом равнодушно отошла к другой витрине.
Мистер Рэннис поднял красное от напряжения лицо, выложил на прилавок плитку молочного шоколада, но как только девушка потянулась за ней, страстно вцепился в ее руку.
— Мария — ты самая красивая девушка в округе.
Она подавила вздох досады, но вырываться не стала, поскольку шоколадка все еще лежала на прилавке.
— Самая! Поверь, самая красивая.
Мистер Рэннис стиснул ее пальцы, потом разжал нежную девичью ладонь.
— И руки у тебя красивые. Очень красивые руки! Хотя... ты совсем еще ребенок.
Мария едва заметно поморщилась и быстро возразила:
— Я уже не ребенок. Мне вот-вот стукнет шестнадцать.
— Не может быть!
Старик искренне изумился. Как быстро в этих кварталах взрослеют девушки! Не успеешь оглянуться, как малышка выросла и выскочила замуж.
Мария самодовольно подтвердила:
— Точно. Осенью.
— Подозреваю, что все мальчики в школе сходят по тебе с ума.
Она неопределенно пожала плечами и покосилась на шоколадку.
— Наверное, они стараются зажать тебя в самом темном углу. А? Я прав?
Мария сделала недоуменное лицо:
— Что вы имеете в виду, мистер Рэннис?
— Ты прекрасно знаешь, плутовка.
— Нет, мистер Рэннис, не знаю. Если вам не трудно, объясните, пожалуйста.
Мария скромно потупила искрящиеся смехом дерзкие глаза. Старик положил шоколадку к себе в карман и отошел за прилавок подальше от входной двери.
— Иди сюда, Мария. Я объясню.
С привычной полуулыбкой на непроницаемом лице девушка медленно подошла к лавочнику.
— Я слушаю вас, мистер Рэннис.
Дрожащей рукой он неуверенно потянулся к белой блузке. Мария не шелохнулась.
— Неужели они не хотят потрогать тебя?
Теперь старик говорил прерывистым свистящим шепотом.
— Ведь хотят?
Она посмотрела сначала на застывшие в нескольких дюймах от нее старчески веснушчатые пальцы, потом прямо в потное, неподвижное лицо и наивно пропела:
— Где, мистер Рэннис?
Старик провел горячей ладонью по ее упруго подавшейся груди и тут же испуганно замер, но девушка спокойно улыбнулась:
— О! Конечно, мистер Рэннис. Все время хотят. Они словно взбесились из-за меня.
Ответ поразил старого лавочника.
— И ты разрешаешь?
С улыбающегося, нежного, почти детского личика на старика глянули откровенные глаза взрослой женщины.
— Когда как... В зависимости от настроения.
Мария сделала шаг назад и требовательно вытянула руку.
— Мою шоколадку, мистер Рэннис!
Словно завороженный, лавочник немедленно протянул плитку. В его негнувшихся пальцах продолжало жить ощущение мягкой упругости под белой блузкой.
— Мария, может быть, ты посмотришь, как выглядят задние комнаты после ремонта?
Не удостоив лавочника ни ответом, ни взглядом, она развернула шоколад и аккуратно откусила маленький кусочек.
Старик проглотил слюну.
— Если зайдешь туда на пару минут и будешь себя хорошо вести, я забуду про три доллара двадцать пять центов.
Его голос прерывался от возбуждения.
Задумчиво глядя на лавочника, девушка молча откусила еще кусочек, потом без единого слова направилась к выходу.
Мистер Рэннис взмолился:
— Мария! Не уходи. Я дам тебе денег.
Она неторопливо сняла с мраморной плиты оставшиеся сигареты и, словно не слыша старика, подошла к двери.
Он почти плакал:
— Мария! Я отдам тебе все, что захочешь. Останься.
Она обернулась уже с порога:
— Нет, мистер Рэннис. Я не для вас... Пока еще не для вас.
Девушка проговорила это вежливо и серьезно.
Последний раз вспыхнув золотом ее волос, погас свет за захлопнувшейся дверью. Все. В лавке стало темно и тихо. С трудом переставляя от усталости и огорчения ноги, старик скрылся в светло-зеленых комнатах.
2
Безудержное июньское солнце накалило улицы, превратив асфальт в липкое черное тесто. Белесые лучи отражались от бетонных плоскостей и горячими искрами осыпали измученных зноем прохожих.
На минуту Мария задержалась возле лавки, не решаясь выйти на солнцепек. Растягивая удовольствие, она медленно доела последнюю дольку шоколада, вытерла оберткой липкие пальцы и бросила в урну скомканную бумажку.
Город словно вымер. Только стайка потных ребятишек шумела неподалеку от перекрестка, да какая-то женщина вышла из свиной лавки Хокмейера и тяжело потащила в гору хозяйственную сумку. Проехавшее такси оставило на раскисшем асфальте голубоватый след.
Мария засунула сигареты в кошелек, шагнула на раскаленный тротуар и зажмурилась от слепящего солнечного света. Уже через минуту блузка прилипла к взмокшей спине, дышать стало нечем. На какое-то мгновение она даже пожалела, что не осталась в прохладной лавке.
Задыхаясь от зноя, девушка бесцельно побрела вверх по улице. В витрине одного из магазинов были выставлены часы. Они показывали три.
Мария задумалась: куда пойти?
Домой возвращаться не хотелось, но слоняться по солнцепеку мог только последний идиот. Если бы не пустой кошелек, она прекрасно провела бы время в кинотеатре на 86-ой улице. Там есть кондиционер. Заплати десять центов и прохлаждайся хоть целый день!
— Мария! Подожди, Мария!
Так и есть, это — Фрэнси Киган. Подружка.
— Привет, Фрэнси.
Мария остановилась, и запыхавшаяся от быстрой ходьбы Фрэнси догнала ее. Девушки пошли рядом.
Фрэнси было семнадцать лет, но выглядела она значительно старше то ли из-за тяжеловатой фигуры с пышной грудью и толстыми бедрами, то ли из-за сочетания черных волос с сиренево-голубыми глазами.
— Куда идешь, Мария?
— Домой, куда же еще... На улице можно расплавиться от этой проклятой жары.
Фрэнси огорченно протянула:
— Ну вот, а я думала, в кино пойдем...
Мария резко остановилась:
— Есть деньги?
— Нет.
— И у меня нет.
Девушки пошли дальше под возмущенное бормотание Фрэнси:
— Черт побери! Куда ни посмотришь, одни нищие.
Мария снисходительно улыбнулась. Несколько минут они брели молча, потом Фрэнси дернула подругу за руку.
— Послушай, у меня идея! Пошли к старикашке Рэннису. Может, подкинет какую-нибудь мелочь?
Мария покачала головой.
— Нет. Я только что оттуда.
— И?
Фрэнси от любопытства приоткрыла рот.
— Бесполезно. Одна шоколадка, да и ту еле выцарапала после просвечивания «рентгеном».
— Ну и?
— И все. Он еще хотел показать мне перекрашенные комнаты, но я не пошла. А денег не дал совсем... Слава богу, что хоть не требует свои три доллара с четвертью.
Некоторое время Фрэнси сосредоточенно размышляла, потом сменила тему:
— Слушай, угости шоколадкой.
Мария похлопала себя по животу.
— Поздно. Я ее съела.
— Черт! Не везет сегодня. Ну ладно, раз не предвидится ничего интересного, придется топать домой.
Она вытерла потное лицо рукавом своего ситцевого платья и уныло подытожила:
— Черт! Как жарко.
Мария не ответила. Они молча прошли еще полквартала, и Фрэнси лениво спросила:
— А кто у тебя дома?
— Да все, наверное. Мать уходит на работу в пять, а сейчас только три.
— И отчим пойдет на работу?
Глаза Марии потемнели от ненависти.
— Как бы не так! Его за уши не оттащишь от пива.
— А вообще-то он работает? Хоть иногда?
Мария резко рассмеялась:
— Зачем ему работать? Он не дурак. К его услугам три идиота и все пиво на свете. Пьет себе целый день и рыгает. Фу, гадина.
— А мать где работает?
— Где-то в центре. Уборщицей. Домой является ночью. Ужасно устает.
Фрэнси загадочно посмотрела на подругу:
— Твой отчим недавно остановил меня в коридоре. Как ты думаешь, зачем?
Мария холодно отрезала:
— Понятия не имею.
— Спрашивал о тебе.
— Что ему было нужно?
— Интересовался, как ты проводишь время. Про мальчиков. И всякое в этом роде...
Мария замедлила шаги.
— Да, меня он тоже все время спрашивает об этом. Что ты ему сказала?