Следователь районной прокуратуры (Аркадий его не знал) представился и передал свои записи.
— Я полагаю, — сказал он, — хотя это вполне очевидно, что Голодкин первым выстрелил следователю в спину, тот повернулся и, падая, выстрелил в Голодкина. Соседи выстрелов не слышали, но пули, видимо, подойдут к пистолетам: у следователя марки ПМ, у Голодкина — ТК, хотя, само собой разумеется, мы проведем баллистическую экспертизу.
— Кстати, о соседях, не видели ли они, чтобы кто-нибудь отсюда выходил? — спросил Аркадий.
— Никто не выходил. Они убили друг друга.
Аркадий взглянул на Левина, но тот отвел взгляд.
— Следователь Павлович доставил этого человека сюда после допроса, — сказал Аркадий. — Вы обыскали его тело? Нашли у него магнитофонную кассету?
— Мы его обыскали. Никаких кассет не обнаружено, — ответил следователь.
— Выносили ли вы что-нибудь из квартиры?
— Нет, ничего не выносили.
Аркадий обошел квартиру Голодкина в поисках церковного ларца, выбрасывая из стенных шкафов охапками куртки «Аляска» и лыжи, вскрывая коробки с французским мылом под взглядом следователя райпрокуратуры. Тот будто прирос к полу, не из страха, что ему придется отвечать за ущерб, а в ужасе от подобного обращения с такими богатствами. Когда Аркадий наконец вернулся к телу Паши, следователь приказал милиционерам выносить вещи.
Голодкину выстрелом разворотило лоб. Паша лежал в спокойной позе, с закрытыми глазами, уткнувшись красивым татарским лицом в разноцветный ворс, будто спал, летя на ковре-самолете. Ларец Голодкина исчез, кассета исчезла, Голодкина нет в живых.
Выходя на улицу, Аркадий видел, как милиционеры на лестнице передавали по цепочке из рук в руки коробки со спиртным, часами, одежду, ананас, лыжи. На память помимо воли пришло сравнение с муравьиной суетой.
9
Почти вся Россия — геологически старая территория, сглаженная ледниками, после которых остались пологие холмы, озера да реки, напоминающие следы червей на мягкой земле. К северу от Москвы расположено все еще замерзшее Серебряное озеро. Все летние дачи вдоль его берегов были заколочены, кроме дачи Ямского.
Аркадий поставил машину рядом с «Чайкой», обогнул дом и постучал в заднюю дверь. В окне появился прокурор и помахал ему рукой. Через пять минут он появился в дверях в настоящем боярском обличье — в шубе и сапогах, отороченных волчьим мехом. От розового лица веяло здоровьем. Он, не останавливаясь, пошел вдоль берега.
— Сегодня выходной, — раздраженно бросил он. — Зачем приехали?
— У вас тут нет телефона, — ответил Аркадий, следуя за ним.
— Телефон есть, у вас нет номера. Стоите здесь.
В середине озера лед был толстый и матовый, а по краям тонкий и прозрачный. Летом у каждой дачи появятся площадки для бадминтона и яркие пляжные зонты. Ямской направился к небольшому сарайчику метрах в пятидесяти от дачи. Он вернулся с жестяным рожком и ведром гранул из рыбьей муки.
— Совсем забыл. Вы же, должно быть, в детстве тоже здесь жили, — сказал Ямской.
— Да, один сезон.
— Конечно же, такая семья, как ваша… Подуйте-ка, — и он протянул Аркадию рожок.
— Зачем?
— Дуйте-дуйте, — приказал Ямской.
Аркадий приложил к губам холодный мундштук рожка и дунул. Над озером эхом отдались звуки, похожие на крик диких гусей. Во второй раз получилось громче, звуки отдавались эхом от ив на той стороне озера.
Ямской забрал рожок.
— Уже слышал о вашем приятеле. Как его звали?
— Павлович.
— Да, плохи дела. И у вас тоже. Если этот спекулянт Голодкин был так опасен, надо было ехать вместе, и Павлович остался бы жив. Мне все утро названивали генеральный прокурор и комиссар милиции, у них есть мой номер. Не беспокойтесь, прикрою, если вы за этим приехали.
— Нет, не за этим.
— Да, — вздохнул Ямской, — за себя вы просить не станете. Ведь вы с Павловичем были приятелями, не ошибаюсь? И раньше работали вместе. — Он отвел глаза от Аркадия и посмотрел вокруг. Седой туман сливался с белыми стволами берез. — Прекрасное местечко… Приехали бы сюда, когда станет потеплее. С тех пор, как вы были здесь в детстве, для местных обитателей открыли отличные магазины. Сходим вместе, может, что-нибудь купите. И супругу привозите.
— Их убил Приблуда.
— Погодите.
Ямской слушал шорох, раздававшийся из-за деревьев. Над ними цепочками взлетали дикие гуси и, набирая высоту, выстраивались острыми косяками. Самцы белые с черными грудками и головами, самочки серые. Гуси, часто махая крыльями, закружились над озером.
— Это Приблуда выследил и убил Павловича и Голодкина.
— К чему Приблуде влезать в это дело?
— В убийстве подозревается американский бизнесмен. Я с ним разговаривал.
— Как это вам удалось встретиться с американцем? — спросил Ямской и стал сыпать на лед рыбные катышки. Воздух наполнился громким гоготаньем и шумом крыльев.
— Так вы же и привели меня к нему, — стараясь перекрыть шум, ответил Аркадий. — В бане. Вы же, по вашим словам, внимательно следите за этим делом.
— Говорите, я вас к нему привел? Немыслимо! — Ямской рассыпал катышки замысловатыми волнистыми узорами. — Я бесконечно ценю ваши способности и, можете не сомневаться, сделаю для вас все, что могу, но не думайте, пожалуйста, что я вас с кем-то «свел». Я даже не хочу знать, как его зовут… Т-сс! — Он сделал Аркадию знак молчать и поставил пустое ведро.
Стая гусей вытянулась в прямую линию и гуськом опустились на лед метрах в тридцати от берега. Оттуда, поджав шеи, птицы настороженно следили за Ямским и Аркадием, пока те не отошли к сараю. Более смелые величественно заковыляли вперед.
— Красивые птицы, не правда ли? — сказал Ямской. — В этих местах они редкость. Обычно, знаете ли, они зимуют в районе Мурманска. Там во время войны я их и полюбил.
На лед опускалось все больше гусей, а вожаки, настороженно озираясь, двинулись к берегу.
— Они боятся лис, — заметил Ямской. — А у вас, должно быть, убийственные доказательства, коли вы подозреваете офицера КГБ.
— Мы предположительно установили личность двоих убитых в Парке Горького. У нас была пленка, где было записано, что Голодкин дал определенные показания о деловых связях этих двоих с американцем.
— Где теперь ваш Голодкин? И где ваша кассета?
— Ее похитили из кармана убитого Паши в квартире Голодкина. У Голодкина, кроме того, был ларец.
— Ларец… А существует ли он? Я просматривал протокол следователя об обыске, там никакой ларец не упоминается. И вы хотите обвинить майора КГБ, ссылаясь на кассету и ларец, которых нет, да на показания покойника. Кстати, Голодкин хоть раз упомянул майора Приблуду?
— Нет.
— В таком случае я отказываюсь понимать, о чем речь. Я разделяю ваши чувства, понимаю, что у вас горе — потеряли товарища. У вас личная неприязнь к майору Приблуде. Но выдвигать такие дикие и необоснованные обвинения! Не понимаю.
— Американец связан с КГБ.
— Ну и что? И я связан, и вы тоже. Все мы дышим одним воздухом. Из всего, что вы мне рассказали, ясно одно — что американский бизнесмен не дурак. А вот вы, извините, порядочный дурак. Подумайте о себе и, ради бога, никому не говорите об этих нелепых подозрениях. И лучше не упоминайте о них в докладных на мое имя…
— Я требую, чтобы расследование убийства Паши проводилось под моим руководством в рамках расследования убийств в Парке Горького.
— Дайте асе мне закончить. Американцы, вроде того, на которого вы намекаете, очень богаты, и не только деньгами, как обычно себе представляют, — у них здесь уйма влиятельных друзей, больше чем… — благожелательно закончил Ямской, — чем у вас. Что такого могло быть у тех троих в Парке Горького, что стоило хотя бы одной минуты его времени, не говоря уж о том, чтобы их убивать? Тысяча, сто тысяч рублей для вас, возможно, куча денег. Но не для таких, как он. Секс? Да с его влиянием он прикроет самую щекотливую неприятность. Что еще остается? В том-то и дело, что больше ничего. Кстати, вы сказали, что предположительно установили личность двух убитых. Кто они, русские или иностранцы?
— Русские.
— Вот видите, уже кое-что. Русские, а не иностранцы, а это не касается ни Приблуди, ни КГБ. Что до смерти Павловича, то в заключении ясно написано, что они с Голодкиным убили друг друга. Мне кажется, что следователь районной прокуратуры хорошо справляется и без вашей помощи. Разумеется, его окончательное заключение будет направлено вам. Но вмешиваться я вам не позволю. Я вас знаю! Сперва вы хотели спихнуть расследование Приблуде. А теперь, когда вы по личным причинам вопреки логике вообразили, что майор, возможно, замешан в смерти вашего товарища, вы ни за что не откажетесь от него. Так? Знаю, если вы возьметесь за дело, то ни за что от него не отступитесь. Буду откровенным — другой на моем месте немедленно отправил бы вас в отпуск по болезни. Я же уступаю — вы продолжите дело об убийстве в Парке Горького, но с этой минуты я буду куда строже следить за расследованием. А все-таки не отдохнуть ли вам денек-другой?
— А если я просто брошу все?
— Что-что?
— То, что я сказал. Я подаю в отставку. Ищите другого старшего следователя.
Мысль и слова пришли к Аркадию вместе, как бывает, когда человек одновременно осознает, что он попал в ловушку, но еще есть выход, дверь еще не закрыта. До чего же все ясно!
— Я все забываю о вашей склонности делать глупости, — заметил Ямской, наблюдая за ним. — Меня часто удивляло, зачем вы так демонстративно пренебрегаете членством в партии. Я спрашивал себя, почему вы решили стать следователем.
Аркадий невольно улыбнулся: как все, оказывается, просто, и какую необыкновенную силу он обрел. Бросить, и все. Представьте, что в середине спектакля Гамлет решает, что перипетии пьесы слишком сложны, отказывается следовать советам тени отца и неторопливо уходит со сцены. Аркадий увидел в глазах Ямского те же недоумение и ярость, как если бы спектакль внезапно оборвался. Никогда раньше Аркадий не пользовался таким безраздельным вниманием начальства, но продолжал улыбаться, пока бледные губы прокурора тоже не растянулись в широкой улыбке.