Студенты. Выпускники недавних выпусков. Хотя нет… Вон команда ветеранов во главе с активной женщиной в очках. Когда Виктор учился на первом курсе, они были, кажется, на пятом. Сейчас уже седые все – даже с седой бородкой есть. А женщина поразительно не меняется со временем… Раз как-то, курсе на втором, Виктор попал в эту компанию, тоже в День факультета. Сейчас вспомнилась та разудалая пьянка и обрывок песни: «…Звездопад, звездопад… Это счастье – друзья говорят… Мы оставим на память в палатках… эту песню для новых орлят…» К ним, может, хотя бы прибиться?.. Но Виктору стало так грустно от «Звездопада», что глаза его заблестели. Да и не знает он там никого. Без тётки с постоянной внешностью он бы их вообще не узнал. Виктор кивнул ветеранам, прохаживаясь в проходе зала, а грустный «звездопад» ещё долго крутился в его голове.
Виктор не был моложав и рано начал лысеть. Седеть тоже, но на его светлых волосах седины почти не было заметно. Он уверенно выхаживал по актовому залу, обтекая шумные группки студентов и молодых выпускников. Невысокий Виктор смотрел на удлинённую (как ему казалось) молодёжь снизу исподлобья – получался отталкивающий взгляд, которым он прокладывал себе путь в толпе. Украдкой Виктор щупал взглядом девочек-студенток. В низко спущенных шортиках-юбочках и высоко поднятых маечках, они аппетитно нервировали его.
Со стороны Виктора можно было принять за бизнесмена средней руки. Или начальника отдела безопасности коммерческого банка. Равномерный загар его лицо приобрело в северном климате, поэтому Виктор был похож на человека, посещавшего солярий, а не на элегантно одетого промысловика с Алтая.
В зале шумно. На сцене бегает первокурсница с детскими косичками и в «трусиках» – так Виктор обозвал её экономный наряд. В глубине сцены сидят студенты в чёрных английских докторках с кисточками и раздувают щёки. Изображается то ли экзамен, то ли судебный процесс. Виктор понял, что девочка в «трусиках» является положительной героиней, попавшей в лапы бесчувственных злодеев.
Студенты поглядывают на сцену вскользь, галдят, хлопают в ладоши, когда начинаются хлопки, и смеются, когда начинается смех. «Бурные продолжительные аплодисменты», – ухмыльнулся Виктор. Он рассматривал строгих, как на экзаменах, преподавателей. …А вон и Арутюнова… и Мызников, кажется… Кочергин постарел очень… Виктор повёл взглядом по интерьеру зала, пробубнил: «хоть бы шарик повесили» – и пошёл к выходу.
Он не был на Дне факультета двенадцать лет – и вот результат! А это кто? Трапезникова, что ли?.. Виктор понял, что общаться с Трапезниковой ему не хочется даже один раз в двенадцать лет, и «не заметил» её… И главное, не пьёт никто!
Из однокурсников был Вишневский – он работал в университете преподавателем.
– …Никто уже не приходит, – говорит Вишневский, – слышал, что Кудинов погиб?
– Слышал.
– Наташка Голуб… ну, Антонова бывшая… красавица наша… доцент на социологии… – Вишневский поворотом лица указал на располневшую, но ещё хорошо узнаваемую однокурсницу в бордовом платье.
Виктор радостно бросился к Наташке, чтобы отделаться от нудного Вишни. Протиснулся через группку студентов.
– Привет, Наташка!
– А, привет, отлично выглядишь, извини… – Пухленькая Наташа очаровательно взмахнула ресницами и выпорхнула из зала, как голуб.
Вот блин!.. Что это было?.. Виктор вышел и спускался по лестнице в вестибюль, ему хотелось выпить. Тем более что он и настроился сегодня выпить. Да… от людей он определённо отвык.
В вестибюле открылись изящные магазинчики, распространяя запахи варшавского вокзала. Над витриной с тетрадками и ручками выстроились чёрные кейсы. Продавались учебники, CD-диск «125 000 рефератов», книжки Полины Дашковой и книжка «Грех» с небритым мужчиной на обложке. В стеклянной капсуле «Nivea» плавно вращались дамские колготки с различным количеством дэн. Виктор прошёл мимо удивительной капсулы и поднялся на факультет, чтобы покурить в туалете.
В туалете курить запрещалось. Зато можно было пользоваться туалетной бумагой, смотреть в зеркало и причёсываться, мыть руки с мылом и сушить их под аппаратом, работающим без кнопки. Настроения не было совсем.
Воспоминания настолько не вязались с окружающим фоном, что было противно. Виктор чувствовал себя так, словно изобрели наконец машину времени, которая бросила его в будущее, и не известно ещё, на сколько лет вперёд. Университет он не узнавал. Просто он убежал от жизни, зарылся в тайге. А где эта жизнь?.. Здесь она разве? В сортире этом красивом?
Прозвучал звонок. Каким-то ультрасовременным звуком – как в космосе. Виктор шёл к выходу, обходя распахнувшиеся двери кабинетов, попадая в шумные заторы из студентов. Он осматривал расписания занятий, фальшивый мрамор на месте крашеных панелей. Спустился в вестибюль.
О, блин! опять театр… В вестибюле одну из колонн обступили человек двадцать хохочущих студентов. Спиной к колонне, сжавшись как затравленный зверёк, стоит парень. Мимо него, юмористически поднимая худые колени, крадётся длинный в бейсболке. Парень неловко шугает длинного ногой на потеху публике. Но длинный улучил момент, подскочил к парню и отпустил громкий фофан. Зрителей повело в стороны от смеха, а длинный, уворачиваясь от удара, налетел на Виктора. Виктор, как наручником, сжал его запястье.
– Прижухни! Разговор к тебе, конфиденциальный. – Виктор левой рукой быстро вытащил из кармана какое-то удостоверение, сунул под нос длинному (так, чтобы видели все) и повёл его к выходу. Не желая связываться с энергичным мужчиной в штатском, зрители разошлись, а затравленный парень стоял у колонны и смотрел вниз – казалось, он внимательно рассматривает свои туфли.
Длинный, в бейсболке и майке с капюшоном, шёл с солидным коротышкой Виктором, не пытаясь вырваться. У выхода Виктор напустил на себя самый добродушнейший вид. Пожилой охранник в чёрной форме с шевроном подумал, что это, должно быть, отец ведёт нашкодившего сынка-первокурсника. Охранник отвернулся и вздохнул со смешанными чувствами.
За углом здания Виктор разжал руку, моментальным движением ткнул длинного в солнечное сплетение. Бейсболку сдуло с головы, и неожиданно яркий рыжий бобрик рухнул Виктору на плечо. Парень подломился. Виктор похлопывал его по спине: «Тихо… тихо…»
Со стороны казалось, что один человек помогает другому человеку, например, поперхнувшемуся, прокашляться. Беспечные группки студентов посмеивались за голубыми елями.
– Ну, всё-всё!.. Не нравится?
– Вы кто вообще?
– Отец родной.
– А-а… ясно.
– Чё тебе ясно?!
Парень молчал с красным лицом и задыхался.
– Про то, что в следующий раз будет больнее, нужно говорить?
– Не нужно.
– Ну, всё хорошо тогда… Виктор, – Виктор подал руку.
– Симеон.
– Блин! И имена у вас у всех идиотские!.. А почему не Епифан?!.. Не обижайте пацана, Си-меон.
– Да в шутку это…
– Ну, ты понял меня?! (Виктор надвинулся.)
– Я понял.
Виктор закурил сигарету и пошёл по аллее в сторону трамвайной остановки.
Снаружи университет смотрелся приветливо и совсем не изменился. Мягкие лучи солнца ложились на старинный фасад здания. Деревья зеленели нежными листочками. Трогаясь с остановок, позванивали трамваи, а иностранные автомобили повизгивали у светофора. Виктор улыбнулся, достал мобильный телефон, задумался и вставил телефон на место. Шёл и рассматривал девочек и парней, как иностранец.
Девочки весело щебетали. Парни обнимали девочек за попки и тоже щебетали. «Как в Париже», – подумал Виктор и вспомнил, что никогда не был в Париже. Он дошёл уже почти до улицы с трамваями, но вдруг развернулся и зашагал обратно, вспугнув одну парочку.
Симеон курит на корточках, сплёвывая на асфальт тягучей слюной, вяло смотрит из-под большого клюва кепки. Виктор присел рядом, подтолкнул его плечом и сказал: «Пойдём, пивка попьём хорошего?.. Угощаю».
Глава 31ЭЛЬВИРА
_______________
1
Пиво – это уже алкогольный напиток, даже в малых дозах. Но Петрову дали аванс на работе, и он захотел отметить. Просто выпить пива, кружки две-три, не больше. Поэтому он и зашёл в кафе. Просто зашёл человек в кафе по пути с работы в метро, свернул со своего пути в привлекательную дверь с огоньками и надписями.
Сидит, пьёт пиво. Настроение отличное, полный жизненный тонус. Обычное кафе. Интерьер вокруг самый обыкновенный, ничего не предвещает. Стены под дикий камень оформлены, везде массивные столы и стулья из дуба. На столах пепельницы стоят. Под кружки с пивом приносят картонные кружочки с названием пива, и оно совпадает: «Василеостровское». И на кружке переводная наклейка – «Василеостровское». Хорошо так. Атмосфера уютная.
Это и вообще было на Васильевском острове. Девушка, которая сейчас зайдёт, а пока только приближается на машине, тоже живёт на острове, на станции метро «Приморская», а его работа тоже там где-то находится, недалеко от кафе.
Сидит Петров, пьёт пиво. И вдруг входит девушка.
Всё затуманилось. Точно так же, как написал Блок в своём стихотворении, что-то про туманы. Вечер, кафе, Петербург. Заходит прекрасная незнакомка, садится за соседний столик, лицом к Петрову, щёлкает зажигалкой и закуривает тонкую сигарету из пачки.
Дым от тонкой сигареты вьётся в потолок и падает с потолка обратно на столик, изящно подёргивается в свете люстр и серебрится каким-то необыкновенным способом. Пальцы у девушки тоже тонкие и длинные, а ресницы пушистые. Неземное что-то упало в кафе с другой планеты – так ему показалось.
У Петрова сразу отвисла челюсть. Фигура, ресницы. Он сидит, так челюсть кружкой с пивом прикрывает, а девушка ему улыбается, но отвернулась. Смешно просто ей стало от его вида.
Петров отхлебнул ещё пива. А потом словно какая-то сила оторвала его от стула и бросила за столик к девушке.
– Вы позволите? – хорошо ещё, не по-французски он это сказал, потому что он не знал французский.
Сразу в нём появилась развязность и мужское обаяние. А до этого сидел спокойно, никого не трогал, пока девушка не вошла.