вой стены – это точно не то: «А Эльвира здесь не живёт?… Извините, я ошибся». Женщина улыбнулась.
Постоял на лестничной площадке. Вот она откроет? «Я просто хотел на тебя посмотреть». Посмотрит с минуту и пойдёт. Всё. Больше не нужно ничего. Просто посмотреть… А там, если что, по обстановке… Петров это сразу продумал, повторял теперь. Для разных обстановок он взял даже нож и пачку презервативов. На самом деле он не представлял себе, что мог бы делать дальше, если б ситуация как-то обернулась… «Как-то шли на дело…» – привязалась, зараза… Петров давно не мог терпеть блатной шансон, а тут привязалась. В ранней юности они такое горланили с пацанами. Потом действительно многие на зоне оказалась. И многих уже нет в живых…
Ещё он ездил по этажам, звонил в звонки. Часть звонков не издавала звуки. По квартире киргизки, куда теперь заходила толпа весёлых гостей-киргизов, и все ему приветливо улыбались («Одни киргизы нормальные люди здесь»), понял, что пошёл по второму кругу.
Вышел на площадку передохнуть. Там была полная окурков пепельница из пивной банки, отрезанной бахромой, как это делают в дешёвых кафе… А курить нельзя сейчас в подъездах… молодцы… А попробуй поймай… Закурил… Попытался представить технически, как менты будут ловить курящих в подъезде… Совсем здесь как-то тесно стало… Только и делаешь, что ментов шугаешься, полицаев теперь… Как затравленный волк в оккупации… Каждая сволочь хамит, каждая – чего-то боится – грабить их, блин, пришли…
Смотрел на реку из окна, вспомнил, как они гуляли и сидели на коряге на берегу. И пришло к чему-то: «В одну реку два раза не войдёшь»… Как узнать адрес?.. По её странице «ВКонтакте» Петров понял, что она снова ушла от мужа, и, судя по всему, там же теперь и живёт (Петрову хотелось, чтобы одна), но узнать что-то конкретнее было невозможно, тем белее что Петров сам не вёл и не мог терпеть ни «ВКонтакте», ни «Одноклассники»… Телефон подруги Светки он тоже тогда стёр. Эдик… у него и не было его номера… Спуститься – посмотреть её машину у дома. Сразу не сообразил. Да и сразу нужно было входить, пока дверь за женщиной не закрылась… Посмотрю, войду потом с кем-то…
Вот же её машина… Она – не она?.. BMW, две двери, чёрная, только грязная какая-то… Стоит там, где она бы её и поставила… Но вроде та какая-то чуть не такой формы была… Модели её BMW и вообще никаких моделей BMW Петров не знал. Ударил носком кроссовка по переднему колесу, чтоб сработала сигнализация, – ноль реакции. Больше не стал. Не узнал, в общем, машину. Пока версия… Решил сходить, посмотреть, какие там дальше ещё дома есть… Может, домом ошибся всё-таки, поторопился выйти…
Вот так вот этот дом и выступал, а там магазин был, где он (или они вместе) брал иногда вино и продукты. Петров вспомнил бежавшую перед ногами крысу в последнее их утро. «Да они постоянно тут бегают», – сказала тогда Эльвира… А машина тогда примерно там же и стояла… Петров вышел к следующему дому… Нет. Это всё уже не здесь. Посмотрю дальше и вернусь…
Он шёл мимо непохожих домов, смотрел их номера, номера были тоже непохожими, тридцать уже какими-то. Дома шли по левой стороне. Справа была дорога и река за ней, Нева или Малая какая-нибудь Нева.
– Подскажите, пожалуйста, мне нужен сороковой или сорок второй дом.
Женщина остановилась:
– Это вообще-то странно, здесь нечётные дома.
– А туда они убывают? – Петров это и сам уже сообразил.
– Да, убывают.
– Спасибо…
А вот таджику было не странно, а запросто – гаражи… Он пошёл ещё посмотреть, как они убывают, уже шли двадцатые номера, а справа за дорогой действительно теперь были гаражи… Гаражи не новые. Всё ясно…
Вернулся дворами наискосок. Озираясь, поискал место для туалета.
…BMW у дома больше не было… Петров толком не соображал ещё, что это может значить… Зато пришла мысль – у неё балкон был не застеклён (там была целая история с этим). Стал рассматривать балконы. Все застеклены, и только два новых, белых пластиковых. Посчитал пальцем этажи, раза три сбиваясь (всё же он был пьян, хотя сам не замечал этого), – пятнадцатый и девятый. На девятом он вроде был. А на пятнадцатом?.. А почему он, кажется, не был на пятнадцатом?.. Странно… Как отводил кто-то… Пятнадцатый… Вполне пятнадцатый… Петров пошёл к подъезду. Камня, которым он заложил дверь, чтоб не закрылась, конечно, уже не было, но она и не захлопывалась – магнитный замок не работал.
Квартира на пятнадцатом этаже была её квартирой. Петров сразу узнал эту синюю дверь. Он даже вспомнил, где у неё есть изъян, – раньше он занимался стальными дверями. Прислушался. За дверью смутный женский и явный детский голоса. Позвонил.
Кто-то тихонько подошёл к двери. Петров стал прямо перед глазком, громко сказал (у него получилось грубо и сипловато): «Открой». Голоса за дверью затихли.
Он постоял так и пошёл.
– Сюда этот Женя приходил, – сказала вошедшей в квартиру Эльвире женщина, с которой Петров ехал в лифте, – я ему не открыла дверь.
– Какой Женя?..
Глава 34ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ
_______________
Людей в парке почти не было. В прудах плавали утки, и подлетали большие вороны. Мызников обошёл пруд, спустился к берегу, там, где у воды лежал кусок толстого бруса. Сидел и наслаждался природой. Вода была прозрачной и чёрной, посредине пруда был островок, поросший настоящим лесом. Вокруг было тихо, насколько это возможно утром в городе, тепло. Мызников снял лёгкий светлый пиджак, по привычке поискал глазами вешалку, согнул пиджак вдвое и положил себе на ноги.
Утки сначала, завидев его, отплыли от берега, а теперь подплыли ближе и плавали перед Мызниковым беззаботно, взлетали, чертя лапами воду, опускались и плыли, оставляя на воде красивые сходящиеся линии. Вороны на берегу островка суетились и каркали, будто обсуждали какую-то важную общую проблему. Мызников работал преподавателем, и вороны напомнили ему научную конференцию. Что-то плюхнулось в воду. Теннисный зелёный мячик. Мызников обернулся. Пёс, с белой лохматой мордой, смотрел на него из кустов.
Мызников с улыбкой поднялся с бруса и отошёл в сторону. Пёс, какой-то домашней или бывшей охотничьей породы, в жилетке и в ошейнике, спустился к воде, с секунду замялся, решительно зашёл в воду, поплыл, схватил зубами мячик, на берегу отряхнулся – на брюки Мызникова полетели брызги. «Бунька!» – звала пса женщина. Бунька с мячиком в зубах взобрался на насыпь и уже бежал рядом с женщиной, а Мызников стоял с улыбкой на губах.
Потом он поднялся на дорожку и, обходя по берегу все попадавшиеся пруды, пошёл к роддому Цоя. Теперь в этом здании, выходившем из парка Победы на Кузнецовскую, располагалась кардиоклиника.
У клиники стояли «газели» скорой помощи, Мызников прошёл к кирпичной стене между зданием клиники и другим зданием администрации парка. В разных местах стены время от времени проступала красная надпись «Цой жив». Надпись своевременно ликвидировалась, поэтому жёлто-бежевая стена была в латках чуть иного колера. Иногда «Цой жив», скорее даже не читалось, а чувствовалось под слоем краски. Мызников изучил стену, прошёлся перед фасадом клиники, в который уже раз внимательно рассматривая двухэтажное здание.
C этого места Мызников шёл домой. Но сейчас, сделав над собой усилие, он направил себя в церковь на другую сторону парка. На самом деле ради церкви он и зашёл сегодня в парк, только обманув себя прогулкой. Это была небольшая новая часовня, построенная года три назад.
С дубовой аллеи Мызников свернул на мостик с наивными замками молодожёнов на перилах, пересёк главную аллею с бюстами дважды Героев Советского Союза, шёл и думал о Цое, что на самом деле он жив и он святой человек, вспоминал концерт Цоя, на котором был в юности, а потом думал о том, что идёт по пеплу многих людей. На территории парка Победа во время блокады в заводских печах сжигали трупы, а пепел рассеивали прямо здесь. Мызников представил себе холодную чёрно-белую зиму, ободранный пустырь, мрачные трубы завода, измождённых людей, тянувших детские санки с телами своих умерших близких.
В церкви шла служба. Мызников неумело перекрестился у входа, за спинами людей осторожно прошёл вправо. Увидел, что закрывает обзор женщине за церковным прилавком, сместился ещё дальше, к окну и к иконе святого Александра Невского.
Парень в серой рясе читал церковнославянский текст. А за вратами свершал какое-то действо священник – Мызникову показалось, что над гробом и что это отпевание. Оглянулся на выход – выход закрывали опечаленные женщины, и неудобно было уйти.
Но никто не плакал, людей было не так много: пожилые женщины, дети и мужчина с ребёнком на руках – всего человек пятнадцать. Перед Мызниковым стояла молодая женщина в джинсах, а мужчина с ребёнком, видимо, был её мужем. Священник ходил за вратами, махал и брызгал, время от времени делая громкие высказывания. Женщины время от времени крестились, и Мызников внимательно крестился, боясь перекреститься не в ту сторону.
Открылись врата. Вышел священник в голубой рясе, напоминавшей костюм мушкетёров. Оказалось, что никакого гроба нет, а, должно быть, это обычная текущая служба. Священник дымил кадилом во все стороны и произносил по-церковнославянски – отдельные слова Мызников ухватывал. Потом совсем непонятно читал быстрым красивым голосом парень.
Откуда-то сверху звучало пение, Мызников вышел ближе, поднял голову – наверху была площадка с хором. Теперь Мызников стоял так, что само собой оказался в очереди к священнику, и за ним стали выстраиваться женщины. Священник причащал детей. Мызников вспомнил, что в длинной ложечке это сладкое вино и что это причастие, но не знал, что ему делать в таком случае, и хотел отойти.
– Вы идёте?.. Нет-нет, сначала мужчины, – сказала молодая женщина с улыбкой, и Мызников остался в очереди.
Дети причастились, к священнику подходил мужчина с ребёнком на руках. За ним, как в полусне от необычных навалившихся впечатлений, продвигался Мызников.
– Подходят только те, кто исповедовался. Молодой человек!..