Подойдя к машине поближе, Дженнаро разглядел, насколько она изувечена. Он предусмотрительно приотстал, чтобы Малдун заглянул внутрь первым.
– Я бы не стал на вашем месте так волноваться, – заметил Малдун. – Вряд ли мы сейчас найдем хоть одного из них.
– Вы думаете, мы никого не найдем?
– Вот именно.
И Малдун рассказал, что за долгие годы, проведенные в Африке, ему несколько раз приходилось осматривать места нападения диких животных на людей. Один раз это был леопард – зверь подкрался ночью к лагерю, разорвал палатку и унес трехлетнего ребенка. Еще раз это было нападение буйвола, в Амбосилае, дважды Малдун видел нападения львов и один раз – крокодила, на севере, неподалеку от Меру. И в каждом случае на месте трагедии оставалось поразительно мало следов случившегося.
Люди неопытные и несведущие обычно воображают кошмарные следы нападения животного – им кажется, что в разодранной палатке должны валяться оторванные конечности, на земле должны остаться лужи крови и кровавые следы, уходящие куда-нибудь в кустарник, а неподалеку от лагеря обязательно обнаружатся обрывки окровавленной одежды. Но на самом деле ничего подобного обычно не бывает, особенно если жертвой стал маленький ребенок или младенец. Люди просто исчезают, и все – уходят куда-нибудь в кусты и не возвращаются. А ребенка хищник может убить, просто разок встряхнув или свернув ему шею. И на месте нападения – никакой крови.
Опять же, чаще всего от пропавшего человека вообще не остается никаких следов. Ну, разве что какая-нибудь пуговица, случайно оторвавшаяся от рубашки, или кусок резиновой подошвы от ботинка. Однако чаще всего следов нет совсем.
Хищник просто уносит ребенка – чаще всего в таких случаях страдают дети – и не оставляет ничего подозрительного. Поэтому Малдун считал, что, скорее всего, они не найдут вообще никаких останков пропавших детей.
Но когда Малдун заглянул в покореженный электромобиль, его ожидал сюрприз.
– Будь я проклят! – вырвалось у него.
Малдун попытался хотя бы примерно восстановить ход событий. Ветровое стекло электромобиля было разбито, но поблизости валялось не так уж много осколков стекла. А вот на дороге как раз осталась россыпь битого стекла. Значит, переднее окно разбилось еще там, на дороге, до того, как тираннозавр поднял машину и отбросил ее сюда. Но вездеход был очень сильно помят и искорежен. Малдун посветил фонариком внутрь машины.
– Ну как? Пусто? – дрожащим от волнения голосом спросил Дженнаро.
– Не совсем… – ответил Малдун. Свет фонарика отразился от разбитой рации, а на полу салона лежало что-то черненькое и изогнутое. Передние дверцы были сильно побиты, их заклинило намертво, но Малдун забрался внутрь через распахнутую заднюю дверь и, перегнувшись через сиденье, подобрал эту черненькую вещицу.
– Это – часы, – сказал он, разглядывая свою находку в свете фонарика. Это были обычные дешевые пластиковые часы с ребристым резиновым ремешком. Стеклянный экранчик с цифрами был разбит, и часы ничего не показывали. Малдун подумал, что, скорее всего, эти часы принадлежали мальчишке. Правда, он не был до конца уверен в этом, но именно дети обычно носят такие часы.
– Что вы там нашли? Часы? – спросил Дженнаро.
– Да. И еще – рацию, но она поломана.
– Это важно?
– Да. Есть и еще кое-что… – Малдун принюхался. Внутри машины пахло чем-то неприятным. Малдун осветил фонариком всю внутренность машины и в конце концов обнаружил на передней дверце брызги рвотных масс. Он потрогал их пальцем – жижа была довольно свежей. – Кто-то из детей, возможно, до сих пор жив.
Дженнаро подозрительно прищурился:
– Откуда вы знаете?
– Часы, – коротко ответил Малдун. – Часы – это доказательство, – он передал часы Дженнаро. Тот взял их, осветил фонариком и повертел в руках.
– Экран разбился, – заметил Дженнаро.
– Да, – согласился Малдун. – А ремешок целый. Он расстегнут, а не разорван.
– И что это означает?
– Что ребенок выбросил поломанные часы.
– Но это могло случиться в любое время, – сказал Дженнаро. – Может быть, даже до того, как на них напал динозавр.
– Нет. Эти жидкокристаллические экранчики очень прочные. Чтобы так разбить часы, нужно очень сильно по ним ударить. Значит, часы разбились во время нападения.
– Вот ребенок их и выбросил.
– А вы представьте себе, как это было, – предложил Малдун. – Подумайте – если на вас нападает тираннозавр, будете вы отвлекаться на то, чтобы выбросить поломанные часы?
– Может, их просто сорвало у него с руки.
– Почти невозможно сорвать часы с таким крепким ремешком с руки, не оторвав при этом саму руку. Тем более что застежка на ремешке цела. Нет, ребенок снял их сам. Посмотрел на часы, увидел, что они разбились, снял их и выбросил. То есть у него было время, чтобы спокойно все это проделать, – сказал Малдун.
– И когда же это было?
– Это могло случиться только после нападения, – уверенно произнес Малдун. – Очевидно, после того как динозавр перестал нападать, ребенок оставался внутри машины. Кстати, рация тоже поломана – поэтому он и оставил ее здесь. Смышленый малыш – он понимал, что от разбитой рации не будет никакого толку.
– Если он такой смышленый, то куда он мог подеваться? – спросил Дженнаро. – Потому что я бы, например, остался здесь, возле машины, и ждал бы, когда кто-нибудь приедет и заберет меня.
– Логично, – согласился Малдун. – Значит, он почему-то не мог здесь оставаться. Возможно, тираннозавр вернулся. Или сюда забрело какое-нибудь другое животное. Как бы то ни было, что-то заставило его отсюда уйти.
– Тогда куда он мог направиться? – спросил Дженнаро.
– Давайте посмотрим, вдруг мы сумеем что-нибудь определить по следам, – предложил Малдун и зашагал к дороге.
Дженнаро смотрел, как Малдун что-то разглядывает на земле, подсвечивая себе фонариком. Малдун сидел на корточках, низко опустив голову, и внимательно всматривался в отпечатки следов на мокрой земле. Он почему-то был так уверен, что один из детей остался в живых после всего этого кошмара. Но Дженнаро его доводы показались не слишком убедительными. Ужас, пережитый при виде оторванной человеческой ноги, сменился в душе Дженнаро мрачной решимостью закрыть парк и уничтожить все, что есть на этом проклятом острове. Что бы там ни говорил этот Малдун, Дженнаро подозревал, что это всего лишь ничем не обоснованные, пустые надежды…
– Видите вот эти следы? – спросил Малдун, не отрывая взгляда от земли.
– Какие следы?
– Вот, смотрите, это следы ног взрослого человека, они спускаются сюда, к нам, от дороги. Так… Похоже, этот человек был обут в какие-то туфли или ботинки на толстой резиновой подошве. И обратите внимание на характерную походку…
Дженнаро видел там только одну грязь, и больше ничего. В лужицах грязной воды отражались блики от света фонариков. А Малдун продолжал:
– Видите – следы взрослого идут вот сюда, а здесь к ним присоединяются другие следы – маленькие и среднего размера… Они топчутся на месте, ходят кругами, одни следы накладываются на другие… Видимо, они долго стояли здесь и разговаривали… А вот – снова те же три пары следов… И они, похоже, бежали… – Малдун указал рукой в джунгли: – Они побежали туда. В парк.
Дженнаро недоверчиво покачал головой:
– В этой грязи вы можете найти любые «следы», какие захотите…
Малдун выпрямился и отступил назад. Посмотрел на землю и вздохнул:
– Говорите, что хотите, но я готов поклясться, что один из детей остался в живых. Или даже оба. А может, и кто-нибудь из взрослых – если эти следы принадлежат не Регису, а кому-то другому. Придется нам обыскать весь парк.
– Что, прямо сейчас? Ночью? – спросил Дженнаро.
Но Малдун его не слушал. Он пошел куда-то в сторону, к куче земли, которая была насыпана возле выхода дренажной трубы, проложенной под дорогой. Там Малдун остановился и присел на корточки.
– Во что была одета девочка? – неожиданно спросил он.
– Господи, да откуда же я знаю? – удивился Дженнаро.
Медленно, шаг за шагом Малдун отходил все дальше и дальше от дороги. И вдруг оба услышали негромкий звук – чье-то хриплое, с присвистом, тяжелое дыхание. Это определенно дышало какое-то животное.
– Слышите?! – спросил Дженнаро, которого внезапно обуял панический страх. – Наверное, нам лучше…
– Тс-с-с… – прошептал Малдун, приложив палец к губам.
Они затаились и стали прислушиваться, но так ничего и не услышали.
– Наверное, это просто ветер, – сказал Дженнаро.
Хриплый звук раздался снова – на этот раз более отчетливо. И это точно был не ветер. Звук исходил из зарослей по ту сторону дороги, как раз оттуда, куда направлялся Малдун. Не похоже было, чтобы эти звуки издавало животное, но Малдун все же двинулся вперед со всей возможной осторожностью. Он поднял фонарик, посветил вверх и крикнул – но звук никак не изменился. Тогда Малдун подошел к зарослям и развел кусты в стороны.
– Ну, что там? – спросил Дженнаро.
– Это Малкольм!
Ян Малкольм, смертельно бледный, лежал на спине с безвольно разинутым ртом. Он дышал тяжело, с хрипом и свистом. Малдун передал фонарик Дженнаро, присел рядом с Малкольмом и принялся его осматривать.
– Что-то я никак не найду раны, – сказал Малдун. – Голова цела, руки тоже, грудь…
Дженнаро перевел луч фонарика на ноги Малкольма.
– Он наложил жгут! – Брючный ремень Малкольма был туго затянут на правом бедре. Дженнаро посветил ниже, вдоль ноги. Лодыжка на правой ноге была вывернута под неестественным углом, брюки были изорваны в клочья и промокли от крови. Малдун осторожно дотронулся до вывернутой лодыжки – Малкольм застонал.
Малдун поднялся и отступил в сторону, раздумывая, что же предпринять. У Малкольма ведь могли быть и другие серьезные повреждения, невидимые при поверхностном осмотре. Может, у него сломан позвоночник? Тогда его нельзя переносить на другое место – любое движение может его убить. Но если оставить раненого здесь, он может умереть от травматического шока. Малкольм все еще жив только потому, что какое-то время был в сознании и смог наложить на ногу жгут, иначе он умер бы от потери крови. Возможно, он все равно обречен… А значит, если увезти его отсюда, большого вреда не будет.