9 февраля 1450 года Агнес Сорель умерла от родильной инфекции. Но тут же была высказана версия, что ее отравили, а отравителем назвали Жака Кера. Что странно, ведь Агнес была покровительницей королевского финансиста, обеспечивала его хорошими заказами и оберегала от нападок должников.
В общем-то после ее смерти влиятельные, но бедные товарищи Кера быстренько объединились и убедили короля арестовать богача. Имущество конфисковали, самого Жака сослали к черту на рога, где он и умер. Собственно, король и сам был должником Кера, но обо всех долгах тут же было позабыто.
В итоге уже в наше время в останках Агнес все же нашли ртуть, которая могла послужить причиной смерти. Но дело, так сказать, на доследование отправлено не было.
Ну а кричащая скульптура из замка Жака Кера в Бурже (XV век) очень напоминает персонажа картины Мунка.
Жаку Керу, одному из основоположников банковского дела во Франции, не повезло в русской литературе. Единственное его упоминание мы имеем в эпизоде бала у Сатаны в известном романе «Мастер и Маргарита», когда он появляется вместе со своей женой в роли отравителя. Хотя, что он не был отравителем, знают даже комментаторы романа «Мастер и Маргарита».
Что касается смерти Кера, он командовал флотом, направленным против Османской империи, и умер скорее всего на острове Хиос.
Русский отшельник Тимофей Прохоров (1894–2004) построил Храм во имя единения Востока и Запада на мюнхенской свалке из оставшихся после военной разрухи обломков. В 1943 году Тимофей Васильевич Прохоров был угнан немцами из города Шахты, после чего ему явилась Богородица и сказала идти на запад – откуда он уже не вернулся. В Вене ему не позволили строить храм, тогда был знак следовать до Мюнхена. Небольшой домик и часовню он возвел прям на свалке и довольно быстро стал местной достопримечательностью. Его даже навещала королева Швеции. Когда в 1960-е свалку сносили, необыкновенные дом и церковь оставили, а сейчас там музей. Уникальная история, конечно.
«Портрет доктора де С., играющего в шахматы со Смертью». Доктор указывает на выигрышное положение фигур, смерть признает поражение. Но в год создания картины автора обезглавили, смерть все же победила
У белорусов в древности была традиция, связанная со свалками: устраивать кучи из хлама на месте убийства. Стаскивались ветки, камни, разбитая керамика, сломанные хозяйственные предметы. Как бы создавался хаос, но не естественный, не природный, а искусственный. Нечто вроде противовеса тому месту, где можно обитать, месту, расчищенному от опасностей и угроз.
Вспомнился рассказ известного советского деятеля шахматного движения Юрия Авербаха (сейчас ему 97 лет). Он как-то поделился любопытной былью о так называемых живых или человеческих шахматах, когда люди выстраивались на расчерченном поле и рубились, как в «Гарри Поттере и философском камне». Эта забава имеет давние корни, упоминания о таких партиях встречаются с VIII века, а первые человеческие шахматы связывают с Шарлеманем.
История Авербаха же о том, как в 50-е годы в СССР начали монетизировать игру в человеческие шахматы. При участии видных шахматистов и артистов шахматные партии разыгрывались на самых больших площадках страны и собирали десятки тысяч зрителей. Актеры, певцы и музыканты были закреплены за разными фигурами, и когда решалась судьба этой фигуры, ее представитель выступал на сцене. Это все приносило очень неплохой доход и популяризировало саму игру, пока с подачи Союза театральных деятелей, которому не по душе пришлись уплывающие мимо них миллионы, ОБХСС не вмешалось в партию. Были аресты, суды и реальные сроки. В итоге эта форма живых шахмат умерла, но некоторые другие до сих пор используются.
Следы ребенка в сандалиях и щенка на плитке I века н. э. В древних культурах след наделялся магическим смыслом – считалось, что похитив чужой след, можно изменить судьбу этого человека. Уничтожение следов могло повредить возвращению. А волшебные существа наделялись способностью оставлять драгоценные следы, воплощенные не как отпечаток, а как реальный предмет.
Миланский собор, Италия. © Shutterstock, Goran Bogicevic
И промотался наконец
богатства сокровища • подделки • денежные затруднения • приобретения и потери • процветание и упадок
Социал-демократическая партия Германии в свое время собрала впечатляющий архив Карла Маркса и Фридриха Энгельса, включающий обширную переписку между Марксом и Энгельсом, прочую корреспонденцию, их рукописи и записки. В 1933 году русский историк Борис Иванович Николаевский сумел вывезти из Германии архив партии. Дело в том, что имущество партии подверглось конфискации, и только так можно было спасти ценнейшее собрание документов. Было принято неизбежное решение продать архив.
О желании приобрести столь важную коллекцию в первую очередь заявил московский Институт Маркса-Энгельса-Ленина, и за решением, конечно же, стоял лично Сталин, не первый год аккумулировавший в Москве все документы, связанные с возникновением большевистской и марксистской идеологии. Советский институт предлагал колоссальную сумму, но руководство партии по политическим соображением сочло позором возможность продажи своего ценнейшего достояния СССР.
В итоге архив был выкуплен профессором экономической истории нидерландской Школы торговли Николаасом Вильгельмом Постюмусом. Постюмус был страстным собирателем архивных материалов профсоюзов и социалистических партий и основал в Амстердаме существующий и по сей день Международный институт социальной истории, целью которого назвал спасение исторического наследия рабочего класса.
Архив института Постюмуса кроме архива Маркса и Энгельса включал рукопись Манифеста коммунистической партии, подписанного Карлом Марксом, рукописные страницы «Капитала», протокол заседания генерального совета Первого интернационала 1864 года и множество архивов социалистических организаций и общественных институтов со всей Европы.
Французский экскурсовод в каждом зале Бельведера восклицал: «Vive la France!» Еще бы, ведь никто не украл из дворцов Рима столько сокровищ, как французы при Наполеоне.
Среди достояний МИСИ, который в немецких отчетах называли «интеллектуальным центром марксистской борьбы с фашизмом», был ряд ценных коллекций русских эмигрантов, в том числе собрание документов Льва Троцкого, пожертвованное парижскому отделению института в 1936 году его сыном Львом Седовым. Кстати, отделение возглавлял тот самый Борис Николаевский, и во многом коллекция института пополнилась благодаря его личным связям с русской эмиграцией.
Эта часть архива тоже была крайне интересна советскому руководству, которое, наученное неудачным опытом покупки архива СДП, на этот раз прибегло к менее цивилизованным методам. В 1936 году агенты сталинской службы безопасности ГПУ похитили ценнейшие архивные документы Троцкого из парижского отделения института МИСИ и были таковы.
Праправнучка русского историка Василия Никитича Татищева рассказывала о бэкграунде другого знаменитого историка – Николая Михайловича Карамзина. Племянником мачехи Карамзина был Иван Иванович Дмитриев, дружный с куратором Московского университета сенатором Михаилом Никитичем Муравьевым, бывшим воспитателем Александра I, сохранившим с императором близкие приятельские отношения. Карамзин написал на имя Муравьева письмо, где просил ходатайствовать перед правительством о назначении ему пенсии с тем, чтобы он в спокойствии мог трудиться над «Историей России». Муравьев довел желание историка до государя, который положил писателю пенсию и издал указ о беспрекословном допуске Карамзина в монастырские и другие подведомственные Синоду библиотеки с древними текстами.
Кроме того, первым браком Карамзин был женат на родственнице жены могущественного Ростопчина, возвысившегося при Павле как политический деятель и бывшего московским градоначальником. Во втором браке Карамзин тоже приобрел значительные связи – он женился на внебрачной, но удочеренной дочери действительного тайного советника князя Андрея Ивановича Вяземского от баронессы Елизаветы Карловны Сиверс, которая была крестницей императрицы Елизаветы Алексеевны. Через эти знакомства он оказался представленным великой княгине Екатерине Павловне, а затем и императрицам – вдовствующей Марии Федоровне и Елизавете Алексеевне. Это я к тому, что просто так ничего не бывает, особенно пенсии в 2000 рублей при Александре I.
Бриллианты, купленные в 1668 году Людовиком XIV у путешественника Жана-Батиста Тавернье, зарисовка Авраама Боссе. Утерянная в XIX веке коллекция уникальных бриллиантов «короля-солнце» впервые воссоздана в моделях натуральной величины и экспонируется в Париже в L'Ecole Van Cleef. Синий камень называется «Надежда».
После взятия Варшавы в 1794 году Суворовым среди других трофеев России досталась одна из богатейших в Европе библиотек, называемая Варшавской и известная под именем библиотеки Залуских, собранная в XVIII веке выдающимися польскими меценатами братьями Юзефом Анджеем и Анджеем Станиславом Залускими.
На тот момент Варшавская библиотека стояла в одном ряду с библиотекой Британского музея и парижской Королевской библиотекой – в ней было 400 тысяч томов.
Когда эти сокровища привезли в Петербург, собрание легло в основу фонда Императорской публичной библиотеки. Сразу замечу, что сегодня от библиотеки Залуских мало что осталось – в 1920-е Ленин вернул 50 тысяч томов из ее фондов Польше, а в 1944 году ее сначала разграбили в огне Варшавского восстания, а потом сожгли нацисты. До наших дней в Варшаве сохранилась лишь часть библиотеки.