[105]!»
«И все это время, — вспоминал Нейт, — я думал: “Господи! Хуже быть не может. Но, наверное, это тоже опыт. Так что… я молодец!”»
А потом он услышал, как старшеклассник, которого Нейт считал своим другом, громко спросил Николь: «Почему ты выбрала Нейта?»
«Не знаю, слишком много выпила! — она пожала плечами. — Ужасно много!»
Они сочли его «провальным вариантом».
«Мне очень жаль, чувак», — кивнул Нейту один из его друзей.
Нейт отмахнулся: «Да ладно, все в порядке, не переживай». Он вернулся на диван и прикинулся пьяным, чтобы никто не приставал с разговорами.
Ту ночь Нейт провел у Кайла. Он уже окончательно протрезвел, а вот Кайл все еще был обкуренным. Он забросал Нейта вопросами о фигуре Николь и выяснял, что именно они там вдвоем делали. «Я старался избегать подробностей, — сказал Нейт. — Я говорил: “Да, братан, было круто. Я чувствую себя на все сто. У меня просто крышу снесло”».
Они просмотрели Instagram Николь и обсудили, какие у нее «крутые сиськи». «Чувак! Ты ее заполучил! — сказал Кайл. — Молодчина!» Энтузиазм Кайла немного поднял Нейту настроение: ему не понравилось, что произошло у них с Николь, но катастрофой это явно не назовешь.
По крайней мере, он так думал. К понедельнику Николь рассказала всей школе, что Нейт ни на что не годится: он укусил ее за губу и не знал, как доставить девушке удовольствие. И вообще у него криво острижены ногти. Может, она пыталась отстоять собственную репутацию — чтобы над ней не смеялись, потому что она замутила с недостойным. Или же ей вся история казалась прикольной. «Принято считать, что парни обсуждают все до последней детали, — сказал Нейт, — но часто происходит наоборот. Парни хвастаются, но без подробностей. Ну, скажут: “Я удовлетворил ее рукой” или даже не станут уточнять, что они делали, а просто скажут: “Мы замутили”, и все. А девушки — они обмусоливают все мелочи с подругами. Какой у него пенис. Все, что они делали. Что она почувствовала. Так что на самом деле все совсем не так, как вы думаете».
Нейт признался, что чувствовал себя «кастрированным». Он так стыдился, что сказался больным и на следующий день остался дома. «Я почти что ревел, — вспоминал он. — Я думал: “Черт! Я так облажался!”»
Безусловно, сплетни про «несостоятельность» парня могут разрушить его репутацию. Поэтому ребята, с которыми я беседовала, действительно стараются удовлетворить девушку, просто не проводят знак равенства между удовлетворением и оргазмом. Они считают, что все зависит от их собственной выносливости и — в меньшей степени — от размера пениса. Эндрю, первокурсник из Лос-Анджелеса, вспомнил одного парня из старшей школы, который «впервые занялся сексом с девчонкой, и она потом всем рассказала, что он кончил очень быстро. После этого его прозвали Две Секунды. Остальные парни перепугались до смерти». Публичное обсуждение того, что должно быть очень личным, невидимая аудитория, которая постоянно присутствует в комнате (должно быть, с секундомером в руке), превращает первый опыт мальчиков из исследования чувственности в проверку мужественности. Ребята, у которых только один раз был проникающий секс, взволнованно спрашивали меня, можно ли говорить, что им свойственна «преждевременная эякуляция», раз им не хватило мнимой выдержки парней из порно (откуда им знать, что актеры поддерживают свою репутацию благодаря монтажу, препаратам от эректильной дисфункции и инъекциям в пенис). Второкурсник из Бостона объяснил мне, что он выработал привычку смотреть на свой член перед сексом. «Я говорил себе: “Надо продержаться пять минут, это минимум”, — сказал он. — А когда научился это делать, то решил удвоить время. Даже не знаю, насколько это необходимо для удовольствия партнерши. Главное — не ударить в грязь лицом, сохранить гордость. Убедиться, что она не станет рассказывать своим подругам, как сильно она в тебе разочаровалась. Но это превращает секс в задачу. И в некоторой степени она мне нравится, но приходится постоянно контролировать свои действия, вместо того чтобы наслаждаться моментом».
В итоге Нейт решил, что нужно противостоять сплетням, если он хочет вернуться в школу. «Я написал ей длинное сообщение и сказал: “Мне очень жаль, что тебе не понравилось, но я бы никогда не поступил с тобой так мерзко”. И ей стало стыдно. Она перестала обсуждать это с подругами, но нам было супернеловко друг с другом. И только в следующем семестре я оправился, так сказать, — у меня появилась настоящая девушка».
«Напишите про переписку после свиданки, — сказала Элли. — Есть определенные правила, только никто не знает какие».
Было десять утра после веселой ночи, и группа первокурсников с затуманенными в разной степени мозгами собралась в комнате Айрис. Хозяйка, в деловом костюме и тапках с зайчиками, носилась туда-сюда, собираясь на турнир по дебатам. Красясь второпях, она рассказывала друзьям о парне, с которым переспала накануне и который ей вроде как нравился. «Он пригласил меня к себе, — сказала она. — Так что все может быть…»
Элли — девушка, которая говорила про Джудит Батлер, — смотрела на нее с кровати совершенно мутными глазами. Она и другая их подруга, Ли-Энн, державшая в руках термокружку с кофе, были еще в пижамах. Калеб, живший на том же этаже, казался самым бодрым из всех. Он не участвовал в вечеринке: решил, что в последнее время слишком много пьет и пора завязывать. За несколько недель до этого он ездил к другу, члену братства в соседнем университете; они так накидались, что этой ночи ему хватит надолго. «Я увидел, что такое культура братства, — сказал он. — По отдельности они совсем не такие подонки; они очень даже дружелюбные, добрые и умные. Но после нескольких часов видеоигр ты понимаешь, что пять парней выпили пять бутылок водки и от себя трезвых они отличаются как день от ночи. Вообще-то я мало что помню, но мы пошли на какую-то тусовку, и нам было весело. Но как только мы переступили порог, все рассеялись в поисках девчонок — и всё. Часа два я больше никого из них не видел. Они действовали по шаблону: приходишь такой в хлам и ищешь себе подружку, а наутро пытаешься вспомнить, чем дело кончилось». Или, как случилось с Калебом, просыпаешься в луже собственной рвоты.
«Секс на таких вечеринках вряд ли можно назвать хорошим», — предположила я.
Все они закивали в знак согласия.
«Иногда, — задумалась Ли-Энн, — приходится этим заниматься, потому что чувствуешь себя обязанной. Слово слишком сильное, но я знаю, что от меня именно этого ждут. Мне кажется, мой партнер будет расстроен, если я откажу». — «Да, без этого никак», — согласилась Элли. «Они ждут именно секса», — добавила Ли-Энн.
Я обратилась к Калебу: знает ли он, что девушки иногда занимаются случайным сексом из чувства долга, без желания?
«Вот так сюрприз, — сказал он. — Я этого не знал. Думал, если идешь куда-то, напиваешься и пытаешься с кем-то замутить, то ты специально ищешь такую ситуацию, где можно получить удовольствие. Хотя парни вообще не понимают, что происходит в голове у девушек, с этим я согласен, — добавил он. — Парни могут относиться к случайным связям совершенно по-разному. Либо надумываешь лишнего, потому что тебе не все равно, либо полностью дистанцируешься и делаешь это, чтобы типа заслужить похвалу своих друзей или что-то в этом роде. Хотелось бы верить, что я склонен к самоанализу, но чаще всего я либо накручиваю себя, либо вообще не думаю об этом».
Так мы возвращаемся к теме переписки после случайных связей. Согласно исследованиям социолога Лизы Вейд, после связи партнеры менее дружелюбны, чем до нее, — по крайней мере, какое-то время. Это последний необходимый шаг, подтверждающий, что прошлая ночь ничего не значила[106]. Девушки говорили мне, что первый, кто признается, что «подцепил чувства» — будто речь идет о венерической болезни, — «проигрывает». Однако это серьезно усложняет жизнь более чем половине мужчин и женщин, которые хотели бы, чтобы случайная связь переросла в нечто большее[107]. «Знакомишься с человеком, проводишь с ним вечер и, скорее всего, спишь с ним, — сказал мне один из членов братства, с которым я беседовала в колледже Среднего Запада. — А на следующий день идешь по улице и типа… — он огляделся, будто заметив знакомое лицо, затем вдруг отвел взгляд. — Никакого зрительного контакта. Даже здороваться нельзя, нужно молча пройти мимо. Типа мы же не друзья, просто повеселились, и все. Ненавижу это».
Я спросила его, если так обстоят дела, что же ему мешает нарушить протокол.
«Понимаете, это проявление… не знаю, может, слабости. Надо строить из себя крутого парня. Типа… — он переключился на братанский голос, который я так часто слышала: — “Да не парься. Плевать я хотел”. Я ведь даже не знаю, понравилось ей или она торопится забыть об этом. А она не знает, понравилось мне или я тоже пытаюсь забыть. Из-за этой неопределенности не хочется рисковать и нарываться на отказ, а потом думать: “Ты просто идиот. Это же была вечеринка! Ты же должен понимать, что это только на одну ночь!” Так что лучше перестраховаться и ничего не говорить». — «Даже если вы упустите возможность построить настоящие отношения?» — спросила я. «Да, — кивнул он. — Даже если я упущу возможность построить настоящие отношения».
Вернемся в Калифорнию к Калебу, который сообщил мне примерно то же самое. «Терпеть не могу переписываться с девушками. Я нервничаю больше, чем во время секса. Это самая настоящая игра, и надо правильно выбрать время. Сколько ждать, прежде чем отправить первое сообщение? Сколько ждать ответа?» Каждое действие имеет определенный смысл, и нужно найти правильное сочетание беззаботности и решительности. «А когда разберешься со временем, переживаешь из-за содержания, — продолжил он. — Важно не только что ты напишешь, но и как ты это напишешь: нужно специально коверкать слова или нет? И вот ты переписываешься с девчонкой, и вдруг она замолкает минут на двадцать…»