. Незадолго до того, как Дональд Трамп выиграл президентские выборы, появился аудиоклип, в котором можно услышать его реакцию на схожий случай растления мальчика из средней школы: «Наверняка он сам ее добивался. Наверняка он теперь намного увереннее в себе»[186].
Один из самых тяжелых разговоров у меня был с Аланом, учеником выпускного класса из Бостона. Рассказывая о своей девушке, однокласснице, которая унижала его и била кулаками, он упомянул, как бы между прочим, что, когда ему было тринадцать, учительница восьмого класса, почти сорокалетняя дама, принудила его к сексуальным отношениям, продлившимся семь месяцев. Когда я познакомилась с Аланом, она отбывала тюремный срок за сексуальные домогательства по отношению к несовершеннолетним. А он прошел через алкоголизм, самоповреждение, тревожность, приступы гнева и другие последствия. Были бы у него подобные проблемы в другой ситуации? Никто не знает, но это довольно распространенные последствия растления и насилия. Алан считает, что четыре года интенсивной психотерапии дали ему надежду, что он сможет оставить прошлое в прошлом; он добавил, как ему повезло, что у него была возможность получить помощь.
Продиктованные доминирующей культурой представления о гендере, сексе и желании формируют наше мнение о том, что означает сексуальное насилие и кто становится его жертвой, и зачастую это не отражает реального положения дел: каждый шестой мальчик подвергается сексуальному насилию или жестокому обращению до достижения восемнадцати лет, однако родители тревожатся в основном о дочерях[187]. О самых чудовищных случаях сексуального насилия над мальчиками со стороны взрослых мужчин — скандалах в католической церкви, в штате Пенсильвания, в штате Огайо, в элитных частных школах, событиях с участием таких знаменитостей, как Майкл Джексон и Кевин Спейси, — молчат годами. Жертвы не знают, какими словами описать случившееся, или слишком стыдятся, чтобы говорить открыто. (Разумеется, есть случаи крупномасштабных правонарушений и в отношении девушек. Доктор национальной команды США по гимнастике Ларри Нассар и гинеколог Университета Южной Калифорнии Джордж Тиндалл надругались над сотнями девушек.)
Признаться в насилии со стороны другого парня — тоже табу. Первокурсник Брауновского университета, давший интервью Huffington Post после того, как подвергся сексуальным домогательствам со стороны другого студента в ванной комнате общежития, в шутку сказал друзьям, что у него был «утренний секс»[188]. Это легче, чем признавать свое унижение и беспомощность. Один молодой человек, с которым я беседовала, второкурсник из университета Большой десятки, хотел поговорить именно со мной, потому что два других парня — члены братства, которых он считал своими друзьями, — подвергали его сексуальному насилию до двенадцати лет. Он не хотел, чтобы те его трогали, и не получал от этого никакого удовольствия, но при этом он ни разу их не остановил. Прошло восемь лет, но длительное насилие не дает ему покоя. Хотя в старшей школе он попал в реабилитационную клинику из-за чрезмерного потребления марихуаны, он до сих пор прикладывается к бутылке, чтобы заглушить неотступные мысли. Его комната в общежитии завалена «оборудованием» наркомана, бутылками из-под спиртного и коробками полусъеденного фастфуда. Он спросил меня, «нормально» ли то, что с ним произошло. А может, он гей? (Его не привлекали мужчины, но с женщинами у него тоже не получалось выстроить длительные отношения.) Или он сам во всем виноват? Я была первым человеком, которому он открылся.
Опрос «Инициативы преобразования полового воспитания» показал, что студенты, пережившие сексуальное насилие, — независимо от пола и сексуальной ориентации — в разговоре со сверстниками преуменьшают значение инцидента. Они называют его «стремным», или «нелепым», или «досадным». Причина в том, что они не хотят привлекать внимание студенческих организаций, тревожатся за свое благополучие или опасаются за самооценку[189]. В первую очередь это касается парней, которые в опросе Джесси Форд и в исследовании «Инициативы преобразования полового воспитания» превращали нежелательный секс в шутку, называли его «забавным случаем» или — опять это слово — «уморительным» происшествием, особенно если обо всем узнавали их друзья. Один парень, участник опроса «Инициативы преобразования полового воспитания», рассказал о женщине, которая спаивала его в баре и оплатила все, что он выпил. Хотя он не чувствовал никакого влечения к ней, он все же пошел к ней в комнату, и у них был секс. На следующий день один из его друзей начал подшучивать над ситуацией: «Чувак, она так расстаралась, чтобы напоить тебя». Никто из них не назвал этот случай сексуальным насилием. «Есть четкие представления о гендерных и сексуальных нормах, когда в гетеросексуальных отношениях мужчина выступает инициатором и несет всю ответственность, — отметила Дженнифер Хирш, один из руководителей исследования. — Мужчина должен быть агрессором, а девушка — сопротивляться ему, поэтому мужчинам сложно осмыслить собственный опыт нежелательного секса и рассказать о нем. Предполагается, что они всегда готовы и согласны. Напротив, женщинам нелегко осознать, что от мужчин, оказывается, тоже надо получать согласие».
Конечно, ярлык «жертвы» противоречит традиционным представлениям о маскулинности, включая постоянную готовность к сексу. Однако неспособность распознать и осознать негативный опыт лишает мальчиков выбора и, вероятно, эмпатии. Думаю, это объясняет один феномен, на который я обратила внимание во время интервью: после насильственных действий без обоюдного согласия девочки часто ищут особой близости, доверия и защиты в личных отношениях; парни поступают наоборот и иногда доходят до враждебного отношения к женщинам. Дилан стал отождествлять себя с рэпером Эминемом, которого именовал «супермегаженоненавистником, жестоким по отношению к женщинам… Мне кажется, я его понимаю». Он поклялся никогда не идти на эмоциональный риск, никогда не обрекать себя на боль и предательство. «Я сказал себе, что больше никогда не полюблю девушку, — сказал он. — Буду просто трахаться с ними. И все». Он чувствовал себя в безопасности, только когда наглухо закрывал свое сердце.
Лиам, король случайных связей, о котором мы говорили в предыдущей главе, тоже пережил неприятный опыт первого секса с девушкой старше него, с которой он целовался пару раз до этого. Она совершенно неожиданно написала ему и сказала, что она «возбуждена», и спросила, не хочет ли он заняться сексом. Лиам выпил пару рюмок, чтобы успокоиться, и согласился. Секс был приятным, как он сказал, — но в то же время не очень. «У меня было ощущение, что меня используют, — вспоминает он. — Я был нужен ей только для секса, а не как человек, хотя я, наверное, заслужил это из-за своей репутации. И все равно это повышает статус, правда? Можно было потом обсудить это с друзьями, что я и сделал, но я так и не сказал им, что мне было не по себе. Такое нельзя говорить парням. Секс всегда должен быть чумовым. И точка. Тут нечего обсуждать. Но я стал осторожнее, больше нервничал по поводу интимной близости и отношений. Думаю, именно поэтому у меня никогда не было постоянной девушки. Я не доверяю людям настолько и не хочу ставить себя в такое уязвимое положение — никогда».
Много месяцев Дилан избегал отношений с девушками — даже платонической дружбы. Наконец он признался нескольким парням, которые, как ни странно, проявили сочувствие, хотя и не могли понять его переживаний. Один из них сказал, что хочет «надрать Джулии задницу». Дилану это показалось неуместным. «Этим ничего не исправишь, — сказал он. — Хотя, если честно, видеть ее в коридоре каждый день очень больно». Когда он все же попробовал вернуться к романтическим связям, его новая девушка стала уговаривать его заняться сексом. Он много раз отказывал ей, не объясняя почему. Однажды на вечеринке она напилась и стала кричать на него: «С чего это ты такой недотрога?» И он рассказал ей правду.
«Иди ты, — ответила она. — Парень не может быть жертвой насилия». На следующий день она извинилась, но было поздно. Дилан заблокировал ее в телефоне и впал в хандру.
Несколько месяцев спустя на очередной вечеринке он встретился со своей нынешней девушкой. Они поболтали на диване, затем она предложила пойти в более тихое место. Они целовались, но в основном просто разговаривали. Дилан спросил, хотела бы девушка встретиться еще раз, и та согласилась. Она также без каких-либо вопросов ответила согласием на его просьбу не торопиться с физической близостью. Когда пришло время и они занялись сексом, все произошло именно так, как он хотел для своего первого раза. Это снова вогнало парня в депрессию. «Я обсудил ситуацию с друзьями, и они сказали: “Чувак, девственность — искусственно выдуманное обществом понятие; а тот случай вообще не бери в расчет”. Но я не хочу внушать себе, что тот раз не был первым, потому что он все-таки был первым. Так уж случилось».
Когда он признался своей девушке, примерно через шесть месяцев после начала отношений, он заплакал, чего не делал ни на людях, ни наедине с собой уже лет пять. Он потерял контроль. Он смутился, что ведет себя как настоящий слабак, — но при этом почувствовал такое облегчение! «Меня прорвало, — сказал он. — Я рыдал как полоумный, захлебываясь слезами». А она крепко его обнимала и плакала вместе с ним. Впервые за долгое время ему немного полегчало.
Дилан до сих пор каждый день видит девушку, которая принудила его к сексу, хотя они не разговаривают друг с другом.
«Она была моей подругой, — сказал он. — Я доверял ей. Жаль, я не могу сказать ей, что ненавижу ее всем сердцем. Жаль, нет слова сильнее, чем “ненависть”. Надеюсь, после школы мы с ней уже никогда не встретимся.