Больше всех вакциной грезил Вадим. В возможности ее создания не сомневался и умел заразить своей верой окружающих.
В последние годы в его словах мелькало, что катастрофа явилась едва ли не благом для человечества! Теперь, когда продолжение людского рода напрямую зависит от воли тех, кто собрался в Бункере, можно будет воспитать новое общество. Сызмальства прививая будущим его созидателям тягу к знаниям и стремление к самосовершенствованию, на выходе Вадим предполагал получить едва ли не новую расу – счастливых, гармоничных, всесторонне образованных и развитых людей. Выращивать новую расу предполагалось в инкубаторе, Вадим вполне серьезно рассуждал о необходимости создания такого. Естественное зачатие, так же как последующее вынашивание и воспитание детей на поверхности, полагал глупостью и безответственностью.
– Думаю, никому тут не надо объяснять, что адапты смогут воспитать только новых адаптов, – горячился он. – И, если уже сейчас они – полуграмотные дикари, то следующее поколение неизбежно скатится к каменному веку! Остаться людьми нам помогут только контроль и правильное воспитание. Многое, разумеется, будет зависеть от генофонда, но в целом наше будущее – в наших руках. Основной задачей я вижу воспитание поколения, чьи мысли будут устремлены к развитию и совершенствованию – так же, как наши…
– А кормить-то их кто будет, – ехидно вопрошал Григорий, – твоих высокоразвитых?
– Разумеется, кому-то придется заниматься и производством, и сельским хозяйством, – небрежно отмахивался Вадим, – это неизбежно. Как неизбежно и то, что равно способными к наукам дети быть не могут… Все мы прекрасно знаем о существовании методик, позволяющих выявить интеллектуальный потенциал уже в двух-трехлетнем возрасте, определить каждому ребенку его целевую функцию – вполне в наших силах. Таким образом, новое поколение будет расти и развиваться с уже заложенным пониманием того, чем им предстоит заниматься в будущем. Варварские общины, вроде той, что создал Герман, в цивилизованном обществе недопустимы! Мы создадим и воспитаем совсем других людей. Ответственных, целеустремленных, ставящих во главу угла знание, а не грубую силу…
– Ты бы для начала Олегом занялся, – саркастически ворчал Григорий. – Попробуй из него воспитать ответственного и целеустремленного? В качестве, так сказать, опытного проекта?
Вадим досадливо морщился.
– Олег – сложный мальчик… Но этот случай лишь подтверждает мою теорию! Кирилл и Даша – умницы, надеюсь, с этим ты не будешь спорить?
Григорий не спорил. Споры с Вадимом он вообще почитал гиблым делом. Сергей Евгеньевич над фантастическими мечтами Вадима тоже посмеивался, приговаривая, что не стоит делить шкуру неубитого медведя. Сначала – вакцина, а уж о построении счастливого общества еще будет время подумать.
В душе Григорий был уверен, что выращивание людей в инкубаторе – даже если получится это осуществить, ресурсами для его создания Бункер, по слухам, обладал – чушь собачья. А Вадик – идеалист. Фантазер… Да и что с него взять, в Бункер мальчишкой-аспирантом попал, как и Лена, Сергей рассказывал, что по какой-то госпрограмме. Взрослой жизни понюхать-то толком не успел.
Детям нужны не воспитатели, а родители. Дети в салочки должны гонять на свежем воздухе, а не под землей в мониторы таращиться… Но свои мысли Григорий предпочитал держать при себе. Сергей прав, преждевременно об этом думать. Вот если с вакциной и впрямь все получится… Глаза-то у Вадима после того, как вскрыл привезенный из Новосибирска контейнер, ярче прожекторов горели. То и дело прибегал осведомиться: как там Кирюша?.. Отчаянно нуждался в толковом помощнике. А уж с Лары и вовсе с живой не слез бы, тут Герман как в воду глядел. На атомы бы разложил, чтобы до сути ее способностей докопаться! Умордовал бы анализами и опытами…
Это я здесь, – думал Григорий, – с ними со всеми таких чудес насмотрелся, что уже ничему не удивляюсь. Каким-то образом девчонке это удается. Результат налицо – ну, и слава богу.
***
Лара оказалась идеальной медсестрой, Григорий нарадоваться не мог. Приняв душ и поев – Светлана Борисовна адаптским аппетитом шумно восхищалась: «Вот бы Дашенька так кушала», – Лара переоделась в извлеченные из рюкзака шорты и майку. А минуту спустя появилась на пороге ординаторской со словами:
– Командуй, доктор.
В том, что Григорий ее помощь примет, очевидно, не сомневалась. Надела одолженный Олей белый халат, выспросила у Светланы Борисовны, что где лежит, и сноровисто взялась за дело.
Лара не чуралась ни крови, ни гноя, ни того, что в медицине принято именовать отходами жизнедеятельности. И Кирюшу, и здоровенного Сталкера ворочала легко, будто котят. Убедившись, что Григорий ей доверяет, превратилась в удивительно словоохотливую, улыбчивую и дружелюбную девушку.
Врач прослушал всю историю похода. Узнал и о том, что Лара видела своими глазами, и о том, что происходило без нее – пока раненная адаптка «прохлаждалась» в больнице, в Нижнем. Слушал и только головой качал.
Вадим подробностей походной жизни адаптов близко себе не представлял. Иначе ему бы в голову не пришло, что Кирюша, хилый бункерный книгочей, сможет подобное выдержать.
Предварительно Лара взяла с Григория слово «Ваде» ничего не рассказывать.
– Бункерный, как очухается, пускай сам решает, что говорить, – прокомментировала просьбу она. – А то вдруг, я расскажу, а ему потом по шее! У вас ведь тут не по-людски всё…
В том, что «бункерный» – то есть, Кирилл, – «очухается», Лара не сомневалась. И Григорий, хотя парень был по-прежнему плох, с каждым днем все больше ей верил. На вопрос, как она догадалась, что Кирюшу может спасти нижегородский порошок, Лара, к изумлению Григория, ответила, что Кирилл сам приложил руку к своему спасению. В какой-то момент сумел найти понятные для адаптки слова и рассказал ей, что представляет собой сотворенный в Нижнем препарат. И как именно, по мнению «деда» из Омска, он должен влиять на человеческий организм.
***
Из Владимира Рэд, Кирилл и Лара удирали верхом на выпряженных из телеги лошадях. Одну оседлал Рэд, другую – Лара с Кириллом. Кирилл верхом ездил плохо – не успел научиться, просто объяснила Лара, – и сидел позади адаптки, держась за нее. Джек, Олеся и Гарри – прочие адапты, входившие в «отряд», – остались прикрывать отход. И пока об их дальнейшей судьбе не было ни слуху, ни духу – об этом Григорий, по тоскливо отведенным глазам Лары, догадался сам.
У соперника тоже были лошади. И отличное умение с ними обращаться. Вдогонку удирающим бросились сразу пятеро конных.
Двоих, по словам Лары, Сталкер «положил» сразу. Еще одного сумел «снять» Кирилл – у самой Лары, сидевшей перед ним и правящей лошадью, возможности стрелять не было.
Ну, Кирюша! – думал Григорий, глядя на оплетенное трубками капельниц тело. Нежный, болезненный головастик. Когда-то с трудом поднимавший пятилитровую канистру с дистиллированной водой и горько рыдавший, когда на его глазах издохла лабораторная мышь – Любовь Леонидовна закатила тогда серьезную истерику, в ход шли такие слова, как «безнравственность», «цинизм» и «душевная травма». Стрелял на поражение! Будто герой вестерна, на полном скаку… Это казалось немыслимым. Но, по словам Лары, так и было.
Момент, в который ранили Кирилла, Лара почувствовала. Крикнула, не оборачиваясь:
– Сильно задели? – Она была уверена, что на Кирилле бронежилет. О том, что в бронежилет «ушибленный на всю голову бункерный» завернул драгоценный контейнер, спутники узнали позже.
Рэда рубанули по бедру тесаком – для ближнего боя воинство Толяна использовало что-то вроде мачете, догонявший сумел приблизиться на нужное расстояние, патроны к тому времени закончились и у преследователей, и у беглецов. Парень упал с ножом в груди, на таком расстоянии Рэд не промахивался, но дело было сделано. А вдали виднелись еще всадники. Лара и Рэд погоняли лошадей, как могли. И тут над горизонтом, прорвав тучи, показалось солнце.
Рэд намеренно пошел на прорыв перед восходом – надеялся, что в это опасное время броситься в погоню враги не рискнут… Рискнули. Однако сейчас и удирающие, и догоняющие ясно видели, что двигаться дальше нельзя. Погоня застопорилась, а у Рэда с Ларой выбора не было, для них остановка означала верную смерть.
Скакали до тех пор, пока не решили, что достаточно оторвались. Затащили обмякшего на спине у Лары Кирилла в палатку. Тут-то и обнаружили, что этот псих – без бронежилета.
Раздев Кирилла, Лара ахнула. Кожу вокруг ран вспучивало на глазах. Раны, определила она, не смертельные, хотя операция, безусловно, нужна. Беда в том, что не доживет бункерный до операции. От ожогов загнется раньше… Им с Рэдом тоже досталось, но они-то выкарабкаются, это Лара знала точно. А Кирилл умирал. Сталкер, едва глянув на разливающуюся по телу бункерного смертельную багровость и встретившись глазами с Ларой, тоже это понял.
Вынул из рюкзака Кирилла злополучный контейнер. Собирался отдать его Ларе, девушка пострадала меньше него, ее шансы добраться до Бункера представлялись более высокими.
– Главное – порошок, – со злостью напомнил Рэд.
Лара – она сама ненавидела и чертов ящик, погубивший Кирилла, и Бункер, куда должна была его передать, – с яростью проводила контейнер взглядом. И вдруг вспомнила то, о чем рассказывал на пароходе Кирилл.
Про порошок. Про «прививку»! Хуже бункерному она все равно не сделает, ему до смерти едва ли пять минут осталось.
– Забинтуйся сам, – бросила Сталкеру Лара, – не мешай.
Она достала пустой шприц и натрясла туда крупинок порошка. Разбавила водой из фляжки. Попробовала. Что чувствует адаптка, «пробуя» лекарства, объяснить она не смогла: «Просто знаю, как правильно, и все».
Сначала получилось «сильно густо», и пришлось добавлять воду – до тех пор, пока смесь не стала «правильной». Кирилл слабел с каждой секундой и уже едва дышал. Лара, с ушедшим в пятки сердцем, ввела ему получившийся раствор. Замерла, держа руку на груди.