– Все в порядке, Вадим Александрович, – стараясь не кривиться, заверил Кирилл. – Я сам виноват, резкое движение. – И сделал Рэду страшные глаза – заткнись. Они почти добрались до больничного блока. – Притормози немного… Я еще кое-что спросить хотел. В Вязниках, примерно тогда же, девчонка одна должна была появиться…
– Стелка, что ли? – скривился Рэд, – подстилка Толянова?
– Не смей, – вспылил Кирилл. – Толян ее, между прочим, когда подмял, согласия не спрашивал! И когда под уродов своих подкладывал, тоже!
– Не ори, – одернул Рэд. – Мне-то что, я шлюх не трогаю… В Вязниках твоя Стелка. Домой не стала возвращаться, сказала, тебя подождет. Мы, правда, так ни хрена и не вкурили, с чего приволоклась.
– Я отправил.
Рэдрик хмыкнул:
– Интересной ты там подругой обзавелся.
Кирилл отвел глаза.
– Это не я. Толян обзавел… Если б не ее помощь, я бы не выбрался. И вообще, никакая она мне не подруга.
– Да ладно! Скажи еще, не было ничего.
Кирилл замолчал.
– Ларке только не ври, – подумав, посоветовал Рэд. – Наверняка уже знает, у ихнего племени – какие секреты? Помалкивай, да целуй покрепче. Глядишь, прокатит… Приехали, что ли?
– Подожди. Что-то случилось! – Навстречу, хватаясь за сердце, пыталась бежать Светлана Борисовна.
– Григорий Алексеевич! Григорий Алексеевич!!
– Григорий Алексеевич отстал. – Кирилл приподнялся в кресле. – В чем дело, Светлана Борисовна?
– Ох… Беда! Беда, Кирюша… Сергей Евгеньевич умер.
Глава 24
Бункер. 182 дня после возвращения. Вадим
На похороны Сергея Евгеньевича Герман не успел. Приехал спустя неделю после его смерти – пока сообщили, да пока добрался из Владимира.
– Дорога – звездец, – коротко поздоровавшись, прокомментировал вышедшему встречать Вадиму, – чем дальше, тем хуже. Надо все-таки что-то с покрытием думать… Проводишь?
– Да. Идем. – Высказывание о том, что Герман мог бы начать с извинений, Вадим решил проглотить. Потом. Сейчас неуместно.
Вдвоем они постояли у свежего могильного холмика в институтском парке. Здесь хоронили тех, кто умер после того как все случилось, погибшие в день катастрофы покоились в братской могиле поодаль.
Герман скинул капюшон, подставив обнаженную голову дождю. Фонарь, захваченный Вадимом, осветил сваренный из металлических прутьев крест, ограду и выгравированную на блестящей табличке надпись: «Завадский Сергей Евгеньевич. Любим, скорбим». Эмблему Института под надписью – схематическую модель атома внутри спирали.
– Ты был настоящий боец, – обронил вдруг Герман. Вынул из кобуры пистолет. Ненадолго замер, глядя на табличку. – Ты отдал свою жизнь, чтобы мы жили. Мы будем помнить тебя всегда.
Вадим сумел не вздрогнуть от раскатившегося над могилой выстрела. Рвущийся с губ вопрос – что это за слова, зачем? – тоже сумел задавить. Молча смотрел, как по коротким, зачесанным назад волосам Германа скатываются дождевые капли. Герман смотрел перед собой.
– Я родного-то отца ни разу не видал, – признался вдруг Вадиму он. – И на отчима с детства бычился… А к Евгеньичу прикипел. Большой души был человек. И мужик настоящий. – Герман надвинул капюшон. – Идем, что ли?
Вадим кивнул.
– Пацан-то ваш как?
Мужчины возвращались ко входу в Бункер. Вадим, поверх накинутой плащ-палатки, держал над головой зонт. Герман от зонта отказался.
– Кириллу лучше. Спасибо, что интересуешься.
– Вадик. – Герман остановился. – Так было надо.
– Для чего?! – вскинулся Вадим. Он тоже остановился. – У тебя почти сотня бойцов, в плену оказались всего трое. А Кирилл – талантливейший парень, ты не представляешь, на что способен его мозг! О чем ты только думал?
Зонт из-за усилившегося ветра так и норовил воткнуться Герману в лицо, Вадим с трудом удерживал его над собой.
– О том, что я сам на солнце горел. – Голос Германа похолодел. – В отличие от тебя, знаю, каково это! Сотня, две, десяток бойцов – да сколько б ни было! Это до того, как все случилось, людей не считали – хоть тысячу положу, но своего добьюсь, а бабы еще нарожают, тогда другими мерками мерили. Я не из тех времен! И я за своих – горой, ясно? Это тебе они все – на одну рожу, а я каждого знаю, и за каждого голову положу. Твоего пацана Толян не тронул бы. Моих – заживо на солнце бы выкинул. Так понятно?
– Не думаю, что это тебя оправдывает. – Вадим в очередной раз попытался удержать рвущийся из рук зонт.
– А я и не оправдываюсь. – Герман перехватил зонт, твердой рукой пристроил над головой Вадима. – Пошли… И не жду, что ты мне за такую подставу спасибо скажешь. Просто объясняю – повторись это все, я поступил бы так же. А пацан ваш и правда хорош. Сам выкарабкаться сумел, и Толяна, считай, без козырей бы оставил, если б тот выжил. А так, мы еще и этого упыря задавили… Ты хоть знаешь, что сейчас в Цепи творится? – Герман повернул голову, требовательно заглянул Вадиму в глаза. – Знаешь, что народ во Владимир со всей Цепи валит, как прознали, что Толяна больше нет? Из крупных поселков не лезут, а из мелких, голодных – только успевай принимать да дома пустые подыскивать. Благо, работы всем хватит… Уф-ф.
Они приблизились ко входу в Бункер, датчик движения включил прожектор. Герман сложил и отряхнул от капель зонт, зашел под навес с привязями для лошадей – адапты, приезжая, оставляли их тут, – ослабил завязки капюшона. Привязанный под навесом жеребец, почуяв хозяина, заржал.
– Ч-ш-ш. – Герман потрепал коня по морде. – Погоди, Буран, скоро поедем. – Вытащил сигареты, явно не собираясь спускаться под землю.
– Подожди, – оторопел Вадим, – что значит – скоро поедем?
– Да хотел до своих добраться. – Герман закурил. – Как раз до рассвета успею. Я ж только с Евгеньичем попрощаться приехал. А так – и во Владимире дел полно, и дома уж сколько не был. Иннка одна надрывается – благо, хоть молодняк подрос. С посевной справятся, тьфу-тьфу. – Герман постучал по деревянной ограде навеса.
– И ты… даже не хочешь задержаться, чтобы объясниться?
– Дак, Евгеньичу я уже ничего не объясню. – Герман мотнул головой в сторону кладбища. – Разве что на том свете сочтемся… Пацан ваш не хуже меня отдупляет, что к чему, сам это все придумал, сам разыграл, как по нотам. Молодец, крепкий оказался… Грише привет передавай. А с тобой – вроде всё решили? Или еще формальные извинения принести надо?
– То есть, неформальные извинения ты приносить не готов? – Вадим почувствовал, что закипает. – По-прежнему считаешь себя правым? Не считаешь свой поступок кощунством, а то, что с твоего попущения творили твои питомцы – мародерством?
– Нет, – отрезал Герман. – И я объяснил, почему. А, если ты не хочешь понимать, то не мои проблемы… Вадик. – Герман выдохнул дым. – Пока Евгеньич был жив, он нас с тобой разводил. Я его уважал, ты уважал – лбами мы не сталкивались, хотя поводов было до хрена. Мне тебя не понять, тебе меня… Ну, так и топчись оно конем. Нам, слава богу, не в одной команде играть. Сейчас, ясное дело, в Бункере рулить будешь ты – окей, принято. Я со своей стороны ничего не отменяю, как было всё при Евгеньиче, так пусть и остается. Продукты – как возили, так и будем возить. Лекарства, генераторы – что дашь на обмен, буду забирать. То, как оно с пацаном вашим вышло – надеюсь, в первый и последний раз, хотя зарекаться не берусь. А так – вам свое, нам свое. Мне – пахать да сеять, тебе – думы думать. С вакциной, прости-господи, дальше ковыряться… Хоть я, чую, вряд ли до нее доживу. – В последних словах Германа отчетливо прозвучала насмешка.
– То есть, если я сейчас скажу, что вакцина почти готова, ты не поверишь? – вырвалось у Вадима.
Представляя себе, как преподнесет Герману эту новость, он собирался остаться спокойным и даже небрежным. Но не вышло, в голосе прорезалось торжество.
– Если скажу, что риск, на который ты отправлял своих питомцев, оказался оправданным? Что с реагентами, добытыми в Новосибирске, мне удалось оживить детородные клетки? Что… ну, дальше сложно, ты не поймешь. Грубо говоря, так: работы еще много, но дальнейшие шаги понятны. Мы перестали быть слепыми котятами, Герман! Я сделал это. Сделал!
– Да ладно? – Герман, с окурком в откинутой руке, подался вперед. – Всё?! Вакцина – есть?!
– Пока нет, впереди много работы. Но будет, сейчас я в этом уже не сомневаюсь.
– Ну… то есть, все-таки не зря. – Герман быстро взял себя в руки. Кинул окурок в привязанную к ограде консервную банку. Протянул Вадиму руку, крепко сжал его ладонь. – Поздравляю! – заглянул Вадиму в глаза, давно так не делал. Вадим под холодным блекло-голубым взглядом всегда почему-то неуютно себя чувствовал. – Знаешь, а я ведь тоже не сомневался. Если б сомневался, не отпустил бы тогда ребят… А вот верил, что ты своего добьешься! С твоей-то упертостью, у вакцины шансов не было. – Герман подмигнул. Деловито выпрямился, засунув руки в карманы, прислонился к ограде. – Дальше что?
– То есть? – Вадим растерялся.
– Ну, вакцина есть, ты только что сказал. Не сегодня – окей, через год, – но появится. Дальше что? Как это все будет-то? Ты нам пилюлей отсыплешь, или как?
– Нет. – Вот тут уже началась скользкая почва, Вадим говорил медленно, взвешивая каждое слово. – Видишь ли… Процесс воспроизводства нельзя пускать на самотек.
Герман нахмурился:
– Это как? Трахаться под твоим приглядом, что ли?
– Боже, что за чушь! Нет, конечно. Генетический материал уже собран, я начал готовиться давно. Через месяц-два будет готов инкубатор – работы идут, они оказались не такими уж сложными. Несомненно, еще пройдет какое-то время. Весьма вероятно, что первые оплодотворения окажутся неудачными… Но рано или поздно мы увидим дитя новой эры! Человека, родившегося после того, как все случилось. За это я готов поручиться.
– Угу. – Герман прикурил новую сигарету. – Инкубатор, значит. А без него, стало быть, никак? Естественным, то есть, путем?
– Никак. – Вадим ответил чуть позже, чем следовало. Или чуть быстрее, чем следовало, с Германом не угадаешь.