— Нам бы сейчас всё что угодно пригодилось. Успеем подняться туда до того, как сюда приплывут медведковские?
Карлик, оглянувшись, подёргал серьгу в ухе.
— Да мутант его знает, человече! По всему, должны успеть, бандюки всё же далековато были. Но, ползуна вам всем в глотку, не нравится мне это место! Не глядите, что здесь покойно так, по-вечернему, расслабленно, тихо и на нас вроде не смотрит никто. Рыбари на всю восточную Московию известны. Лиходеи они и душегубы. Думаете, только вьюнов ловят да торгуют ими? Нет, они и набеги устраивают в сезон дождей… Всем скопом на лодочки свои садятся да вдоль берега плывут, как посёлок какой увидят — наскакивают ночью, всех вырезают, добро забирают. Короче, тревожно мне тут.
— Мне тоже здесь не нравится, но нам нужно оружие. И потом, ты знаешь, что впереди? Кто там по берегам может ночью шастать?
— Это да, — согласился Чак. — Без оружия ночью в Москве нельзя. И в лодке опасно, и пёхом.
Из окон домов лился свет, отблески его дрожали на волнах. Мы отошли далеко от места, где остался баркас, теперь колесо высилось прямо над нами.
Доска у меня под ногой с треском проломилась, ступня попала в прореху, и я едва не упал.
— Ты поосторожней, человече, — проворчал карлик. — В воде вьюнов полно. У них зубы как иголки такие, да ещё и ядовитые. Если вцепится в тебя, а потом его отдерёшь, зубы в мясе останутся, и надо побыстрее их вытаскивать, а то распухнешь весь и помрёшь совсем.
Я успел поспать, пока течение волокло баркас к посёлку, и чувствовал себя гораздо лучше. Вот только есть хотелось всё сильнее. Будто прочитав мои мысли, Юна сказала:
— У меня уже голова кружится от голода.
— Если катер отплыл ещё днём, то вот-вот будет здесь, на нём бы и пожрали, — отозвался Чак. — Ну ладно, ладно, не глядите на меня так, подымемся в эти лавки! Только быстро — покупаем жратву, первый попавшийся ствол и сразу сваливаем за лодкой. Её вон в тех хибарах слева лучше купить, но мотор не обещаю. И золотом не светите. Достань из кошеля своего мелкие монеты… Так, а теперь мне отдай. Платить я буду, и говорить тоже лучше я. Я опытный, а вы какие-то неприкаянные оба… Одна, понимаешь, важная вся из себя, жизни не знает — на «шлюху», видите ли, обижается! А второй вообще без памяти… Вот же спутнички попались!
— Это ты к нам пристал, а не мы к тебе, — заметил я, останавливаясь на краю очередного настила.
Впереди был огромный круг чёрной воды, где плясали отражения огней. В нём стояло колесо, дальше домов с настилами не было, только сети, а за ними уже река, текущая между развалинами, которые в темноте напоминали уходящие вдаль холмистые берега.
К основанию колеса можно было пройти по трём сходящимся с разных сторон широким мосткам. Течение в протоке, от которой начиналась река, было сильным, вода громко журчала между сваями.
— Вон эти лавки вроде. — Чак показал на две похожие постройки в нижней части колеса, соединённые длинным канатным мостом.
— Отдай монеты, — велел я.
— Чего? Ты сдурел, человече?
— Помнишь, что было в том объявлении по радио? Девушка с тёмными волосами, наёмник, карлик. Кто из нас самый приметный? Ты.
Юна согласно кивнула, достала из кармана треугольный кусок светлой ткани и стала завязывать на голове.
— У него на лбу не написано, что он наёмник, — добавила она, — а я волосы прикрою. А вот тебя ни с кем не перепутать…
— Да вы ж не знаете, как с рыбарями этими дела вести! — запротестовал Чак.
Мы подошли к колесу. От конца настила вдоль центральной стойки шла железная лестница, она заканчивалась на середине канатного моста, соединяющего две лавки. Сверху доносились голоса, иногда в окнах мелькали силуэты людей.
— Ничего, как-нибудь договоримся, — сказал я.
Чак, недоверчиво покачав головой, сунул мне в руку пять серебряных монет.
— Ну а мне куда деваться?
— Останься на мосту между лавками. — Показав вверх, я передал Юне две гривны. — Там сейчас никого. Мы быстро.
Ножен для тесака не было, за пояс его не сунуть, а подниматься с такой штукой в руках будет слишком неудобно — пришлось вонзить лезвие в настил. Заберу, когда спущусь, решил я и первым шагнул к лестнице. Поставив ногу на нижнюю перекладину, окинул взглядом колесо, заслонившее полнеба. Мерцали огни, блеклый свет озарял погружённое в воду основание конструкции. Металл проржавел, краска облупилась, массивный железный круг на высоченной стойке поскрипывал на ветру, а ещё мне показалось, что он слегка покачивается. Издалека эта штука выглядела надёжной, но сколько лет она простояла под дождём и ветром, в воде, да ещё и нагруженная куда больше расчётного веса? Коррозия наверняка разъела нижнюю часть, и колесо в любой момент может рухнуть.
Я полез вверх. Когда достиг мостка, тот закачался, закреплённые между нижними канатами доски заскрипели, прогибаясь под моим весом. Пришлось схватиться за верхние канаты, служащие ограждением. Карлик и девушка поднимались следом. Хорошо, что я привык к высоте, к воздушным пируэтам, «мёртвым петлям» и «бочкам»… Чак, по его словам, высоту тоже любит, а вот Юне тут не понравится.
Так и оказалось — выбравшись на подвесной мост, она сразу зажмурилась и вцепилась в канат. Открыв один глаз, осторожно глянула вниз, сглотнула. Мы с Чаком осмотрелись. Мосток под нами прогнулся ещё больше, он уходил в две стороны под приличным наклоном и заканчивался у горизонтальных железных решёток, приваренных к нижним люлькам, с которых сняли навесы. На решётках стояли приземистые хибары из листов фанеры и жести, скреплённых набитыми поверх досками.
Чак повернулся вправо, влево, и тут над головой зашумели. Где-то в верхней части колеса вспыхнула перебранка, кто-то выругался, кто-то завопил, раздался звук удара, вскрик… С решётки на самом верху колеса соскользнул человек, повис на краю, раскачиваясь. Сверху протянулись руки, ухватили его за волосы и втащили назад.
И сразу же там опять закричали, послышались возня и удары. Потом раздался выстрел, и немного погодя — второй.
— Вот здесь нравы какие у них, — тихо сказал Чак. — А местные, глядите, и внимания на пальбу не обращают — никто и не высунулся поглядеть. Говорю ж, лиходеи они.
Вверху опять выстрелили.
— Кому в какую лавку идти? — спросил я негромко.
— Вон та, — сказал Чак, показывая на постройку слева, — люберецких кормильцев.
— Откуда ты знаешь? — шёпотом спросила Юна. Она уже пришла в себя, хотя по-прежнему крепко держалась за канат.
— А ты сама догадайся, сестричка. Короче, тебе туда, наёмнику направо.
— Я поняла, там над крышей висят какие-то связки на верёвках.
— Правильно, это рыба вялится, которую рыбари принесли, а хозяева лавки на просушку повесили. Короче, в этой лавке безопаснее, насколько разумею, должно быть. Скорее всего, сидят внутри человека три-четыре: хозяин, продавец да пара охранников. Они, конечно, на каждого, кто заходит, подозрительно косятся, но при том главная их цель — не ссориться с рыбарями, а нормально с ними торговать. Потому как войдёшь, так проси у них уверенно хлеба, мяса вяленого, воды фляжку, плати и выходи сразу. А вот тебе, человече, осторожнее надо, бо в той лавке хозяином кто-то местный, с колеса этого небось. И он, увидав незнакомое лицо, один мутант знает, как себя поведёт.
— А приёмник у него в лавке может быть? — спросил я.
— Вот этого не ведаю, — развёл руками карлик. — Всё, много мы болтаем слишком, а медведковские близко. Идите уже, я здесь жду. Только быстро давайте, пока никто не объявился.
Холодный ветер забирался под куртку. В небе мерцали звёзды, озеро блеклых огней переливалось внизу, вокруг посёлка раскинулся океан чернильной тьмы. В руинах по берегам реки горели редкие костры.
На крыше лавки гудел и трясся трансформатор, от него толстый провод тянулся в сторону одного из ветряков, вращавшихся над посёлком рыбарей. Я шагнул с мостка на решётку, но прежде чем толкнуть низкую дверь, заглянул в окошко, закрытое прутьями, приваренными к железной раме.
За окном открылось грязное тесное помещение, перегороженное прилавком. Под потолком висела лампа в кривом абажуре, за прилавком на табурете дремал старик. На стеллаже, прибитом к стене напротив окна, лежали всякие инструменты, консервные банки — должно быть, с крючками для ловли рыбы, — мотки проволоки, связки верёвок для сетей, снасти и катушки с леской.
На стене за спиной у лавочника висел карабин.
Толкнув дверь, я шагнул внутрь. Пришлось пригнуть голову под низкой притолокой. Когда дверь захлопнулась, скрипнув пружиной, с потолка на меня посыпалась какая-то труха, а хозяин лавки открыл глаза.
Только сейчас я сообразил, что до сих пор не знаю, как здесь приветствуют друг друга. Надо было спросить Чака… Что теперь сказать: «Вечер добрый»? «Как здоровье»? Или просто: «Привет»? Как обращаются тут к человеку, который гораздо старше тебя?
Пришлось ограничиться кивком. Старик молча наблюдал за мной и не шевелился.
Я прошёлся по лавке, перешагнул через корзины с вяленой рыбой, потрогал сеть на стене, следя за лавочником краем глаза. Он тоже следил за мной. Вернувшись к прилавку, я оглядел оружие за его спиной.
Чем-то оно смахивало на самозарядный карабин Симонова, только ствол короче и приклад будто обрублен. Чак с Юной несколько раз упоминали каких-то харьковских оружейников — может, это оружие ими сделано? Похоже на то. Механизм от симоновского карабина, а ствол и приклад в Харькове изготовили.
— Рыбу хочу купить, — сказал я как можно небрежней.
Старик молча смотрел на меня. Я добавил:
— И ствол тот покажи.
Вместо ответа лавочник со стуком выложил на прилавок самострел — небольшой и со взведённым курком. Блеснувшая металлом кисть легла на оружие, прожужжали сервоприводы, щёлкнули железные пальцы, обхватившие рукоять. На запястье старика был кожаный напульсник, скрывающий место стыковки протеза с предплечьем.
Киборг.
Такого я тут ещё не видел. И карлик с девчонкой о них ничего не рассказывали. Это ещё что за новости? Навесить механизм на тело несложно, но добиться, чтобы человек мог управлять им так же, как собственными конечностями… Надо как-то соединять нервные окончания с элементами механизма, а это сложная технология. Я провёл рукой по лицу, пытаясь прогнать внезапно нахлынувшее ощущение нереальности происходящего — мне снова почудилось, что я лишь фигурка внутри виртуального мира.