– Я собирался составить отчет о происшествии с моим отцом. – Я указал на папку. – Вы знаете, кто сделал это вместо меня?
Эймон кашлянул.
– А-а, вот вы о чем. – Он повернулся к моей секретарше. – Уна, оставьте нас.
Она вышла, плотно закрыв дверь.
– Прежде всего позвольте выразить мое глубочайшее сочувствие. Вам ни в коем случае нельзя было в этом участвовать.
– Значит, это вы составили отчет.
– Вы меня поймали, – улыбнулся он, поднимая руки. – Честное слово, Проктор. Я думал, вы не станете возражать.
– Но это моя обязанность.
– Поверьте, я знаю, как серьезно вы относитесь к своим обязанностям. Но после того, что вам пришлось пережить, я не мог допустить, чтобы вы занимались еще и отчетом.
– Эймос, я в порядке. Вчера не все прошло гладко, но свою работу я выполнил.
– Никто не посмеет возразить. Но, учитывая обстоятельства, я решил немного помочь вам и взял этот труд на себя.
– Значит, правду о случившемся мы заметем под ковер?
– Проктор, в ваших устах это звучит как-то… зловеще. Я всего лишь хотел вам помочь. – Эймос достал из кармана пиджака мой ридер и положил на стол. – Вы забыли в машине. Работники гаража обнаружили.
Моя реакция явно задела Эймоса. Я почувствовал укол совести. Как-никак мы с ним были друзьями, и он решил по-дружески помочь мне.
– Простите меня, Эймос. Я слишком остро переживаю это. Хорошо, что вы все сделали.
Повисло неловкое молчание, потом он пожал плечами:
– Забудем это. Все вас понимают. Я бы вел себя не лучше. – Эймос поднял голову и улыбнулся. – Как поживает Элиза?
Я обрадовался перемене темы:
– Сбивается с ног. Скоро грандиозный показ.
– Это приятные хлопоты. У вашей жены есть несомненный талант. Оливия без ума от ее платьев.
– Рад слышать. Обязательно расскажу Элизе.
– Вы просто обязаны ей рассказать. Скажу по секрету: если сложить стоимость всех нарядов, купленных моей женой у Элизы, получится кругленькая сумма. Пожалуй, вам бы хватило на пристройку к дому. – Эймос направился к двери. – И прошу вас, Проктор, не торчите здесь. Возвращайтесь домой, к своей потрясающей жене.
Я взял такси (хватит с меня этих рискованных поездок на автобусе), и когда вернулся домой, Элиза была уже там.
– Проктор, где тебя носило? – Она говорила со мной, смотрясь в зеркало туалетного столика. Элиза успела нарядиться в черное вечернее платье и сейчас надевала украшения: серебряный амулетный браслет и ожерелье из синих камней. Нам предстояло провести вечер с ее родителями, отчего вся теплота утреннего разговора куда-то улетучилась. – Впрочем, меня это не касается, – добавила она. – Даже знать не хочу. Только поторопись со сборами, иначе мы опоздаем.
Одевшись подобающим образом, мы отправились в город. (Элиза настояла, что поведет машину сама, отчего я вновь ощутил себя не столько мужем, сколько пациентом.) Мы добрались до стоянки Культурного центра, вылезли из машины и влились в поток других слушателей предстоящего концерта: то были весьма состоятельные люди, в большинстве своем – старше нас.
Когда мы вошли в атриум, я услышал от жены:
– Забыла тебе сказать. Уоррен тоже будет на концерте.
Я застыл на месте.
– Ну что ты, в самом деле? – нахмурилась Элиза. – Днем случайно встретила его, и только. Подумала, что тебе будет приятно с ним увидеться. – Не дождавшись моего ответа, она принялась всматриваться в толпу слушателей. – Уоррен! – крикнула она, махая рукой. – Иди к нам!
Не прошло и нескольких секунд, как он уже шел в нашу сторону, пробираясь сквозь толпу: мой давний друг Уоррен Сингх. Облаченный в строгий черный костюм, он улыбался во весь рот. Курчавые волосы были небрежно зачесаны назад. Подойдя, он поцеловал Элизу в обе щеки («Привет, несравненная»), затем сдержанно, по-мужски пожал мою протянутую руку, обнял меня за плечо и окутал ароматом своего одеколона.
– Проктор, дружище! Даже не знаю, что сказать.
Мне было предельно ясно: Уоррен появился здесь не случайно. Зачем Элиза пригласила его сюда? Как старого друга, обеспокоенного моим состоянием? Как профессионального медика? Или как стороннего наблюдателя для оценки степени моей умственной нестабильности? Мои отношения с Уорреном, при всей их сердечности, были непростыми. Еще до знакомства со мной Элиза имела с ним роман. Она уверяла меня, что их отношения были краткими и несерьезными, окончившись без последствий. И все-таки мне было тяжело смотреть, как Уоррен целует мою жену и называет ее «несравненной». Невольно вспоминалось, что когда-то он развлекался с ней в постели. Вдобавок Уоррен был самым обаятельным из всех знакомых мне мужчин: беззаботный, самоуверенный ловелас с обширным списком побед на любовном фронте. Из всех моих друзей только он ни разу не заключил брачного контракта, предпочитая существование свободного сексуального электрона. Женщины – каждая красивее предыдущей – проходили через его жизнь, как манекенщицы проходят по подиуму.
– И где же та, с которой ты встречаешься? – спросил я.
Продолжая сжимать мое плечо, словно я мог улететь, Уоррен снова улыбнулся, демонстрируя ровные, сверкающие зубы:
– А ты не догадался? Он рядом со мной. Элиза сказала, что охотно уступит тебя на этот вечер. – Улыбка Уоррена погасла. – Если серьезно, представляю, какой ужас ты пережил.
– Спасибо за сочувствие.
В его взгляде было столько искренней заботы, что я даже смутился.
– Проктор, он был хорошим человеком. И надо же такому случиться, что это выпало на твою долю. Жаль, что все закончилось… столь неподобающим образом. Но ты тут ни при чем.
– Именно это я и твержу ему со вчерашнего дня, – сказала Элиза.
– Ты не должен винить себя, – так же искренне продолжил Уоррен. – Уверен, ты сделал все, что было в твоих силах. И знай, дружище: я всегда рядом. Какое бы решение ты ни принял, я тебя поддержу.
Я посмотрел на Элизу. Та виновато пожала плечами:
– Наверное, я обмолвилась об этом. В смысле, о твоих новых планах.
– Обмолвилась?
– Ну ладно. Рассказала. Вырвалось как-то само собой. Но, дорогой, это же не кто-то там, а Уоррен. Наш друг.
– Думаю, это здорово, – принял эстафету Уоррен. – По-настоящему здорово. А пока я хочу, чтобы ты навестил мой кабинет. Не торопись возражать. Знаю, ты скажешь, что отлично себя чувствуешь. Но почему бы не убедиться в этом лишний раз?
– Вот и я постоянно говорю ему об этом, – подхватила Элиза.
Я опять бросил на нее выразительный взгляд:
– Ты рассказала Уоррену, какой у меня процент?
– Проктор, Элиза всего лишь поделилась своей тревогой. – (Интересно, когда этот заботливый дружок отпустит мое плечо?) – Она любит тебя. И я, представь себе, тоже. Давай, не откладывая, завтра с утра. Я пришлю за тобой машину.
Можно было рукоплескать их мастерству. Все это напоминало пьесу. Я буквально слышал, как они репетируют свои роли под салаты и шардоне, сидя в каком-нибудь ресторанчике, где встречаются еженедельно. Пьеса «Угрюмый Проктор». Где был я, когда все это происходило? Ясно где: давал урок плавания.
– Добрый вечер, дорогие. А вот и мы.
К нам подошли родители Элизы. Может, и они участвовали в этом спектакле? Не важно; их появление на время отвлекло внимание от меня. Я высвободился из хватки Уоррена, пожал руку Джулиану (его глаза были полны сочувствия; значит, ему тоже было известно о случившемся), затем повернулся к теще и, как обычно, поцеловал ее в щеку:
– Добрый вечер, Каллиста.
Наверное, здесь надо упомянуть об одном знаменательном обстоятельстве: моя теща и приемная мать Элизы – не кто иная, как достопочтенная Каллиста Лэйрд, председатель общепросперианской Коллегии по надзору. Иными словами, она руководит не только моей семейной жизнью, но и всем островом.
– Проктор, как ты?
Этот вопрос уже начал раздражать меня, однако Элиза пришла на выручку:
– Мы как раз говорили о будущем.
Каллиста взглянула на дочь, затем снова на меня и сдержанно улыбнулась. Моя теща вообще отличалась сдержанностью. Холодноватая, как океанский бриз, острая, как только что заточенный карандаш, уже немолодая и при этом не утратившая подлинной, несколько властной чувственности. На концерт она приехала в длинном облегающем платье с глубоким вырезом. Ее украшения отличались простотой и изяществом. Наряд дополняла легкая меховая накидка, что было вовсе не лишним. (Насколько помню, кондиционеры в зале всегда работали на полную мощность.) Словом, увядшая роза, но не без шипов. Казалось бы, я должен был бояться ее, как тот же Джулиан, однако я почему-то не испытывал страха. Наоборот: ее прямота, порой даже жестокая, нередко сберегала время, избавляя от пустопорожних прелюдий. Мне нравилось думать, что мы с Каллистой уважаем друг друга. В конце концов, у меня было то, чего не было у нее: ее дочь.
– Значит, о будущем. Интересно, – сказала Каллиста. – И к какому решению все пришли?
Ей ответил Уоррен, посчитавший, что теперь его выход, и намеренно державший руки в карманах.
– Мы решили, что будущее таит в себе множество возможностей. Вы согласны?
– О, и Уоррен здесь, – с непривычной теплотой произнесла Каллиста. – Не знала, что вы составите нам компанию. Замечательно.
– Элиза взяла меня в оборот. Иначе меня в такие места не затащишь. Дикарь есть дикарь.
– Каюсь, приложила руку, – с чрезмерной горячностью призналась Элиза. – Кто хочет вина?
Я точно хотел вина. Лучше всего – в бокале размером с цветочный горшок. Элиза с Уорреном вызвались пойти в бар, оставив меня наедине с тестем и тещей. Еще один внезапный маневр, на который я не успел отреагировать.
– Я слышал самые лестные отзывы о сегодняшней исполнительнице, – сказал Джулиан, желая чем-нибудь заполнить паузу.
Похоже, из всех нас только его по-настоящему интересовал концерт. По пути сюда я не удосужился спросить Элизу о репертуаре. До реплики Джулиана я даже не знал, кто будет выступать: мужчина или женщина. Спрашивать у него, на чем она играет, я не хотел. Хоть на губной гармонике.