– Я так понимаю, ты припомнил какие-то подробности случившегося на причале?
– Нет. Я пришел совсем по другому поводу.
– Вот как?
Пока мы ехали сюда, я навел порядок в мыслях и чувствах. Вмешательство «три-эс» казалось уже не столько загадкой, над которой надо ломать голову, сколько атакой, требовавшей достойного ответа.
– Почему Отто Уинспир допрашивал моего стажера?
– Так, понимаю. – Каллиста профессионально умела владеть лицом. – Его зовут Джейсон?
– Джейсон Ким.
– Прежде всего заверю тебя: никто никого не допрашивал. Несколько вопросов, и только. Министр Уинспир был просто наблюдателем.
– От Джейсона я слышал совсем другое. Парень до смерти напуган.
– Сочувствую бедняге. Обещаю разобраться с этим. Но я думала, ситуация тебе ясна.
– Может, вы еще раз объясните, что к чему?
– Насколько я понимаю, ты рассержен. Рада, что ты заботишься о своем стажере. Но в подобных случаях обязательно проводится официальное расследование. Это просто de rigueur[6]. Я при всем желании не могла бы этому помешать.
– Я тоже должен ждать людей Уинспира? Пусть присылает своих молодцов. Мне нечего скрывать.
– Никто в этом не сомневается. Должна тебе сказать, что «три-эс» как раз хотели побеседовать с тобой. Я отговорила их.
– Да? А с какой стати?
Ее лицо вытянулось.
– Проктор, я тебе удивляюсь. Если честно, меня это немного задевает. Мы же семья. Естественно, я пришла тебе на помощь. Не хотела заострять на этом внимание, но ради тебя я воспрепятствовала официальному расследованию. Думаю, я заслуживаю хотя бы маленькой благодарности.
Надо отдать ей должное. Десять секунд назад я несся на волне уверенности в собственной правоте. Каллиста умело поставила меня в положение виноватого, вынудив извиниться.
– Вы правы, – сказал я. – Приношу свои извинения.
Ее лицо потеплело.
– Пойми, тебе не о чем волноваться. Я на твоей стороне. И очень многие тоже. Прежде всего моя дочь. Слышала, у тебя была встреча с Уорреном.
М-да, моя личная жизнь перестала быть тайной.
– Утром я ездил к нему на осмотр.
– И что он тебе сказал?
– Настоятельно посоветовал успокоиться.
– Твой друг дал превосходный совет. – Взгляд Каллисты посуровел. – У тебя нелегкая работа. И не ты один страдаешь от нее. Желая блага Элизе, я никогда не лезла с советами, держалась отстраненно. Но ее счастье для меня – все. Надеюсь, ты это понимаешь.
Вот такую Каллисту я знал очень хорошо. Эта женщина – что крем для пирожных, нанесенный на кусок железа.
– Для меня тоже, – сказал я.
– Знаю. Поэтому советую не забивать голову всякими мыслями.
Раздался стук в дверь, потом она приоткрылась, и в кабинет заглянула секретарша:
– Госпожа председатель, простите за вторжение, но только что звонили из приемной министра труда. Он направляется на встречу с вами.
Каллиста театрально вздохнула. Спектакль предназначался для меня.
– Это безотлагательно?
– По его словам, да. Что-то касающееся замедления.
– Какого замедления? – спросил я, посмотрев на Каллисту.
– Удивлена, что ты до сих пор не заметил. Производственная активность упала ниже шестнадцати процентов.
– Вы хотите сказать… обслуживающий персонал только делает вид, что работает?
– Такое бывает. В прошлом мы уже разбирались с похожими случаями. – Она встала со стула. – Увы, моя работа не знает замедлений. Я провожу тебя.
Мы прошли к двери.
– Рада, что ты заглянул, – сказала Каллиста. – Надеюсь, я немного успокоила тебя?
Ничуть.
– Да, благодарю.
Каллиста одарила меня улыбкой – обезоруживающей и очень короткой.
– Не забывай, Проктор: мы все – одна команда.
Я вышел в приемную и на полпути остановился, застигнутый мыслью не самого приятного свойства.
– А как вы раньше разбирались с этим?
– С чем? – не поняла Каллиста, уже закрывавшая дверь кабинета.
– С замедлением. Вы говорили, что в прошлом такое уже случалось.
Она беззаботно взмахнула рукой:
– Чуть-чуть подкрутить в одном месте, чуть-чуть в другом. По большому счету это ведь игра, как и все в нашей жизни. Все быстро придет в норму, вот увидишь.
Джейсона я застал возле машины: он что-то объяснял дорожному инспектору, а тот собрался выписывать штраф за стоянку в зоне погрузки.
– Извините, директор Беннет. Я не знал, как поступить. Вы велели мне ждать…
Я помахал перед инспектором своим жетоном и потребовал исчезнуть. Тот мгновенно удалился. Я взял ключи, и мы с Джейсоном уселись в машину.
– Второе правило, – сказал я парню. – Не извиняйся каждые десять секунд. Это раздражает.
– Да, – согласно закивал он. – Понял. Не извиняться.
– И еще. Перестань повторять все, что я говорю.
– Это третье правило?
Я посмотрел на его наивную физиономию.
– Да, – ответил я, и мы тронулись.
Следующим пунктом нашей поездки стала Центральная библиотека.
В ее громадных, тускло освещенных лабиринтах хранились знания многих веков. Здесь было собрано все, что накопила человеческая цивилизация со времен, предшествовавших «ужасам». Главный читальный зал по своему величию мог бы поспорить с собором или пиршественным залом средневекового дворца. Помещение освещалось металлическими люстрами на черных цепях, которые висели над рядами столов. Посетители – студенты и ученые – усердно читали и делали записи в тетрадях. Акустика зала настолько усиливала звуки, что даже шепот становился громким, как выстрел. Легкое покашливание мгновенно вызывало неодобрительный взгляд библиотекаря, восседавшего на подиуме в центре зала. Мы с Джейсоном не прошли и десяти шагов, как в нас вперились глаза стража тишины. Это был все тот же гомункулус с тяжелыми веками, которого я помнил по университетским дням. Тогда молнии, вылетавшие из его суровых глаз, пронзали меня до костей. В этот день я чувствовал себя ненамного смелее. Я попросил Джейсона найти себе свободное место, а сам поднялся на подиум.
– Я могу воспользоваться терминалом Центральной информационной системы?
Пришлось снова предъявить документы. Библиотекарь долго изучал их, поджав губы, и намеренно тянул время, всячески показывая, что здесь – его владения, а не мои. Промурыжив меня с полминуты, он сунул руку под стол и достал ключ, прикрепленный к тяжелому деревянному брелоку.
– Пройдите по коридору. Третья дверь слева.
Комнатка оказалась чуть больше платяного шкафа. В ней не было ничего, кроме столика с терминалом и шаткого стула, явно поставленного с намеком: долго засиживаться не стоит. С потолка спускался провод, который заканчивался патроном и лампочкой без абажура. Доступ к Центральной информационной системе имели далеко не все. Обычные граждане его вообще не получали. Даже у меня – управляющего директора – он был ограниченным. И все же я надеялся, что этого хватит для поисков.
Стул оказался неудобным не только с виду, но что поделаешь. Я авторизовался и набрал на клавиатуре:
ПОИСК › ОРАНИОС
ЦИС ответила:
ОРАНИОС ›?
Система распознала слово; значит, в ней должны были иметься какие-то сведения. Я набрал запрос:
ОРАНИОС › ФАЙЛ
Прошла секунда.
ОРАНИОС › ФАЙЛ НЕ НАЙДЕН
Итак, сведения хранились не в виде файла.
ЗАПРОС › ОРАНИОС
ОРАНИОСЦИС ВХОД ›
Ага! Не файл с данными, а системная команда. Не существительное, а глагол. Я набрал:
ОРАНИОСЦИСВХОД › ПБЕННЕТ8759476
ЦИС ответила:
ВВЕДИТЕ ПАРОЛЬ ›
У меня был всего один, не слишком хитроумный:
ПАРОЛЬ › ЭЛИЗА
Через несколько секунд на экране появилось:
ПРОКТОР, Я ПРОКТОР
Что за чертовщина?..
ОТКРОЙ СВОИ ГЛАЗА, ПРОКТОР.
ОТКРОЙ ЖЕ СВОИ ЧЕРТОВЫ ГЛАЗА.
Прежде чем я успел задуматься об этих двух фразах, они сменились сообщением:
ПБЕННЕТ8759476 › АВТОВЫХОД ИЗ СИСТЕМЫ
Но я же видел те две фразы. Откуда они взялись? Я вновь авторизовался и повторил попытку.
ОРАНИОСЦИСВХОД › ПБЕННЕТ8759476
ПБЕННЕТ8759476 › АВТОВЫХОД ИЗ СИСТЕМЫ
Я сделал еще две попытки, с тем же результатом. Может, мне померещилось? Я отвел взгляд от погасшего экрана. То ли мои глаза утомились, то ли комната непонятным образом изменилась. Она стала еще более тесной, совсем как клетка. Свет действовал на нервы; казалось, лампочка над головой неуловимо мигает. Невесть откуда взялся холод. Я почти видел пар от своего дыхания. Рубашка, взмокшая от пота, стала ледяным коконом. Я помахал рукой перед лицом. Рука была моей… или нет? Я вдруг засомневался, моя ли эта ладонь. Возникло ощущение, что она принадлежит кому-то другому или ее только что прилепили к моей руке.
Я покинул комнатенку в состоянии, близком к панике. Сердце колотилось; я боялся, что это окончится каким-нибудь приступом. Вернулся я настолько взбаламученным, что меня шокировала упорядоченность читального зала. А что я ожидал увидеть, войдя туда? Кривые зеркала, как в пресловутых комнатах смеха? Джунгли с обезьянами, раскачивающимися на лианах?
– Директор Беннет, что с вами?
Библиотекарь пялился на меня. Я протянул ключ; он зыркнул на меня, как гоблин. Оставалось найти Джейсона. Парень сидел, положив ноги на стол, и листал спортивный журнал.
– Директор Беннет, вы хорошо себя чувствуете?
Должно быть, он что-то понял по моему лицу. Сердце успокоилось, но тело еще не согрелось после той проклятой комнатенки. У меня закоченели пальцы.
– Что-нибудь нашли?
– Пока нет, – ответил я не раздумывая. – У меня возникла другая идея.
В библиотеке имелось множество словарей. Были простые, с кучей картинок, предназначенные для новых итерантов. Были специализированные. «Дедушкой» этой богатейшей коллекции словарей считался «Словарь лексики и соответствий английского языка и его истории» Уэллса-Гиффорда. Я повел Джейсона в конец зала, отыскал словарь, положил его на ближайший стол, полистал и нашел нужное слово.