Мне требовалось тихое, уединенное место, где я смог бы привести себя в порядок и собраться с мыслями. Галерея Тии находилась в пяти кварталах. Вряд ли она обрадуется моему внезапному приходу, подумал я, но других вариантов у меня не было.
Запертая дверь еще ни о чем не говорила; внутри горел свет. Я постучался в стеклянную дверь – никто не откликался – и наконец увидел кнопку звонка. Тия открыла почти сразу.
– Какой приятный сюрприз! – сказала она и тут же перестала улыбаться. – Выглядишь ты…
– Жутко. Сам знаю. Ты не против, если я войду? Мне нужно умыться и прополоскать рот.
Она молча окинула меня взглядом.
– Конечно. Входи.
Меня встретил прохладный, сухой воздух. Я мельком взглянул на картины, развешенные по стенам: океанские волны, пейзажи, уличные музыканты. Видя мое лицо, Тия скорчила гримасу:
– Я тебе говорила.
– Кто все это намалевал?
– Люди, у которых есть краски и избыток свободного времени. Идем в мой кабинет. Оттуда пройдешь в туалет.
Письменный стол Тии был завален бумагами. Вдоль стен громоздились ящики. Отгороженный уголок служил кухней. Я поспешил в туалет, где снял пиджак и рубашку. Смочив холодной водой полотенце, я провел им по лицу и груди. Мое отражение в зеркале выглядело ужасно. Кожа почти утратила естественный цвет, глаза глубоко ввалились. Об их выражении лучше было не говорить. Я обнаружил в аптечке флакон с жидкостью для полоскания рта и воспользовался им, затем умылся холодной водой. Стало легче, но я по-прежнему выглядел страшновато.
– Тебе лучше? – спросила Тия, когда я вышел из туалета.
– Немного.
Как все это отличалось от вчерашнего дня!
– Могу приготовить чай.
– Чай будет очень кстати.
Тия пошла ставить чайник. Я уселся на стул возле ее стола.
– Расскажешь, что с тобой стряслось?
– Меня уволили.
– Проктор, какой ужас! – воскликнула она, побледнев.
– Хочешь посмеяться? Я сам подумывал об увольнении. Казалось бы, мне помогли. Но от этого не легче.
Тия прошла на кухоньку, где свистел закипевший чайник, положила в кружки пакетики, наполнила их кипятком и отнесла на стол.
– Молока принести? Сахар нужен? – спросила она.
– То и другое. Спасибо, – промямлил я.
Я поднял чашку дрожащей рукой и подул на чай. Тия села напротив меня.
– Если хочешь, давай поговорим об этом.
– Вообще-то, я не имею права.
– Почему?
– Меня заставили дать подписку о неразглашении. «Все это – стандартная процедура, директор Беннет», – произнес я, подражая голосу Набиля и рисуя в воздухе кавычки. – В обмен на молчание мне пообещали не возбуждать уголовного дела.
– Неужели все так серьезно?
– Они по-своему правы. Мне нечего возразить. По их словам, я убил человека. Того охранника на причале.
Я ждал, что мои слова испугают ее. Еще бы: у нее в кабинете сидит убийца и попивает чай! Однако на Тию это не произвело никакого впечатлении.
– Почему-то тебя это не удивляет.
– Почему же? Удивляет. Я просто не могу свести концы с концами.
– Мне сказали, что, когда я разжал руку и выпустил охранника, он ударился головой о бетонный причал.
– Я сама видела, как уводили этого охранника. Человек, получивший ушиб головы, так не выглядит.
– Я тоже так думал. По их словам, это случилось потом. Мозговое кровотечение.
– И ты им веришь?
– А что мне остается?
Тия нахмурилась:
– Просто вся эта история кажется несколько… странной. Ты не находишь?
– У меня тоже мелькнула эта мысль.
Тия встала, отошла от стола, затем повернулась ко мне:
– Твой отец вспоминал что-нибудь из прежней жизни? Его донимали тревожные мысли?
– Да. И смотреть на это было ужасно.
– Может, он говорил то, чего ты не ожидал услышать?
– Ты действительно хочешь об этом узнать? – спросил я, пристально глядя на Тию.
– Хочу, если ты готов мне рассказать.
Таиться дальше не имело смысла. Ведь это я, пусть и косвенно, втянул ее во все это.
– Все, что касалось поездки моего отца к причалу, было весьма странным. Тогда я принял его слова за бессвязное бормотание, однако сейчас вовсе не уверен в этом. Все началось в машине, когда он вдруг усомнился, я ли это. Не скажу чтобы я сильно удивился. Я уже наблюдал такие сдвиги в психике ретайров. Странным было то, как он это говорил.
– Поясни.
Я подыскивал слова.
– Я будто раздвоился. Наряду со мной появился кто-то еще.
– Это могло быть конвергенцией? Чем-то из прежней итерации?
– Вполне допускаю. Но человек, сидевший рядом со мной в машине, был моим отцом. Кто-то из нас наверняка уже переживал подобное состояние. Потом он вдруг заторопился. Я даже запомнил его фразу: «Очень хочется прибыть туда поскорее».
– «Прибыть». – Тия внимательно смотрела на меня. – Он употребил именно это слово, и сомнений у тебя нет.
Я понимал, куда она клонит.
– Ты говоришь о человеке, встретившемся мне на автобусной остановке? О его словах «Прибытие грядет» и так далее?
– Не знаю. – Тия пожала плечами. – Хотя какая-то связь может существовать.
– Должен сказать, что отец был рациональным человеком, далеким от мистики. Во всяком случае, не припомню, чтобы он интересовался такими вещами. Но самое странное началось, когда мы подъехали к причалу. Она стал произносить нелепые фразы: «Ты – это не ты», «Этот мир – совсем не тот мир». А потом выскочил из машины и побежал. Думаю, ты видела сама.
– А потом? Он говорил еще что-нибудь?
Сказал «а», скажи и «б».
– Он произнес слово.
– Слово?
– Он сказал: «Ораниос. Это все Ораниос». Отец бормотал: «Ораниос, Ораниос», пока я не втащил его на паром. Такое запоминается на всю жизнь.
Тия нахмурилась:
– Что вообще означает это слово?
– Я потом поискал и нашел. Это имя древнегреческого бога.
– Проктор, у меня всегда было туго с мифологией.
– Ораниос, отец титанов. Бог небес. Его имя так и переводится: «небесный». – Я пожал плечами. – Вот и весь рассказ.
– Ты еще кому-нибудь рассказывал об этом?
– Нет. Ты первая.
– Польщена, – улыбнулась Тия.
– Не торопись. Возможно, я, сам того не желая, втянул тебя в большую беду.
– Я уже взрослая девочка, – отмахнулась она. – Умею за себя постоять. Лучше скажи, что ты намерен делать.
Об этом я пока не задумывался.
– Готов выслушать предложения. Но возвращаться сейчас домой – не лучший вариант.
– Даже так?
– Да. Мое внезапное увольнение не добавит мне популярности. И потом, я паршиво себя чувствую. Если можно, я бы с удовольствием прилег.
– Есть местечко, где ты сможешь отдохнуть, – сказала Тия и встала. – Пошли со мной.
Мы вышли через заднюю дверь, оказались в подъезде жилого дома, вошли в лифт и поднялись на седьмой этаж, затем молча прошагали по коридору.
– Это здесь.
Тия отперла дверь и отошла, пропуская меня. Отделка была современной. Минимум мебели, ощущение простора и легкости. Широкие окна в гостиной выходили на крыши окрестных зданий. Вдали виднелась гавань. Вид был почти таким же, как из окон моего кабинета. (Какого еще «моего» кабинета? Нет у меня больше кабинета, и в то здание меня уже никогда не пустят.) Мебель была опрятной, приземистой. Книжный стеллаж, заполненный лишь наполовину, художественные безделушки на столиках. В квартире отчетливо пахло женщиной. Странно, что я только сейчас попал в жилище Тии, ведь мы так сблизились друг с другом.
– Диван удобный. Даже слишком удобный, – сказала она. – Я часто засыпаю на нем, не успев перебраться на кровать.
– Ты очень выручила меня, – сказал я, глядя на нее. – А я могу лишь извиниться за свое вторжение.
– Постарайся уснуть. Часа через два я разбужу тебя. Отдохнешь и решишь, как быть дальше.
Но я уже не слышал, глядя во все глаза на стену за ее спиной. Тия повернула голову и перехватила мой взгляд.
– Как тебе эта картина? Ее написал художник с Аннекса, о котором я рассказывала.
Я шагнул к картине, выдержанной в голубых и темно-синих тонах. Полотно было очень большим и безупречно квадратным. Чем ближе я подходил, тем больше деталей различал.
Меня словно ударили в живот.
– Мне надо сесть.
Я плюхнулся на ближайший стул. Что было передо мной? Ночной океан, безбрежное, почти черное пространство, полное двойных звезд с… лицами. Призрачными, парившими в густой ночной синеве. В глазах – невероятно глубокая тоска.
– Проктор, что с тобой?
– Я уже видел это.
Тия настороженно прищурилась:
– Что значит «уже видел»?
– Мне это снилось. – «Бедная женщина!» – подумал я. Безобидный флирт на концерте, а теперь в ее квартире сидит лунатик и бредит. – Знаю, мои слова покажутся тебе чистым сумасшествием. Можешь вызвать санитаров. Я не стану сопротивляться.
– Ты… видел это во сне.
– Видел и продолжаю видеть. Это происходит постоянно. Правда, лиц никогда не было. – Я мотнул головой. – Я несу какую-то бессмыслицу. Лучше мне уйти и не смущать тебя.
– Сомневаюсь, что в таком состоянии ты способен куда-нибудь пойти.
– Познакомь меня с художником.
Тия покачала головой:
– Не могу.
– Почему не можешь?
– Ему не понравится. Он ведет очень замкнутый образ жизни. – Она помолчала. – Думаю, тебе будет интересно узнать о нем еще кое-что.
– Что именно?
– Этот человек не способен видеть, – сказала она.
Мне показалось, что я ослышался.
– Как это – не способен?
– Он слеп.
– Он слеп и пишет такие вот картины?
– Поверь, я тоже спрашивала его об этом.
Я снова взглянул на картину. Как вообще кто-нибудь может видеть подобное, не говоря уже о слепце?
Я узнал одно лицо, встречавшееся мне в реальности.
Лицо Кэли.
13
Понедельник, десять утра.
С холма в сторону дамбы движется кортеж. Спереди и сзади едут машины службы безопасности, посередине – черный лимузин. Для кортежа освободили трассу. Не сбавляя скорости, он въезжает на дамбу. О ее понтоны ударяются легкие волны. Вверху – высокое синее небо. Ворота на другом конце уже открыты. Охрана беспрепятственно пропускает кортеж. Отто Уинспир, сидящий на заднем сиденье лимузина, открывает портфель, чтобы еще раз просмотреть материал. Фотографии не могут рассказать обо всем, но у него есть не только они. Отто достает портативное просмотровое устройство, перематывает запись назад и смотрит снова.