В квартире кто-то есть.
Тия ощущает это сразу же, едва войдя. Даже воздух изменился, став каким-то… потревоженным. Тия останавливается у двери. Солнце село, и в комнате сумрачно. Она бесшумно ставит сумку на столик и так же тихо проходит на кухню, затем останавливается рядом с плитой, у стойки с кухонными ножами. Осторожно, чтобы не выдать себя ни единым шорохом, Тия берет самый большой – поварской нож длиной в восемь дюймов. Из гостиной доносятся какие-то звуки. Сколько незваных гостей пожаловало: один или больше? Она годами ждала этого дня, и вот он наступил.
Держа нож перед собой, Тия крадется в гостиную.
– Привет, дорогая.
Тия опускает нож:
– Квинн? Ну и напугал ты меня, паршивец!
Мужчина невозмутимо сидит на диване, положив ноги на кофейный столик, и листает журнал. Рядом стоит сумка, с которой он не расстается.
– Хочешь сказать, что ты была готова исполосовать меня этим ножом? Я принимаю твои извинения. – Он взмахивает журналом. Это «Сосайети таймс». – Такие душещипательные статейки. Обожаю снимки со светских вечеринок. Сам-то я в этих кругах никогда не вращался.
Тия кладет нож на стол.
– Я так понимаю, ты получил мое сообщение насчет девочки.
– А было сообщение о девочке? Я не в курсе.
«Сандра, раззява, – думает Тия. – Совсем затрахалась со своим преподавателем йоги».
– Не знаю, что ты там писала, но это подождет, – говорит Квинн. – Ситуация на Аннексе меняется быстрее, чем мы ожидали.
– Это почему?
Квинн рассказывает ей о Хэнсоне. Тия вынуждена сесть.
– Боже милостивый, – шепчет она.
– Мы не знаем, чьих это рук дело, но власти не намерены спускать дело на тормозах. Аннекс ждут весьма мрачные времена. Сейчас он – все равно что пороховая бочка.
– Каков план Матери?
– Развивается по мере того, как мы говорим.
– Значит, у нее нет плана.
– Значит, велика вероятность, что все в сети могут оказаться под угрозой. Как у тебя с Беннетом?
– Мне надо больше времени.
– Увы, этого блюда нет в меню.
– Квинн, там что-то серьезное. Я чувствую.
– Что-то серьезное? – скептически переспрашивает Квинн.
Тия рассказывает ему о неожиданной смерти охранника, который переусердствовал на причале.
– Не знаю, что и думать, – говорит Квинн. – Интересный поворот. Но может, он в самом деле сбросил охранника на причал и тот шмякнулся головой? Ты этого не допускаешь?
– Меня на это не поймаешь. Если бы видел Беннета, ты бы тоже так подумал.
– Ну да, он из тех, что мухи не обидит? Если честно, когда я смотрел запись с дрона, мне так не показалось.
– Придется мне поверить.
– Но разве надо шить этому Беннету убийство, чтобы уволить его?
– Вот-вот, – подхватывает Тия. – Поэтому я считаю, что не все так просто.
Квинн рассеянно листает журнал, о чем-то думая.
– Так что с той девочкой?
– Нужно, чтобы ты выяснил, куда она исчезла. Я знаю лишь ее имя – Кэли. Больше ничего. Второй год после парома. Или третий.
Квинн недоверчиво смотрит на нее:
– А девчонка как во все это вляпалась?
– Все очень запутанно. Так просто не объяснишь. Но найти ее – очень важная задача. Сделай это, и я от тебя отстану.
Квинн встает и поднимает с пола сумку.
– Делаю это только потому, что мы с тобой вроде как друзья.
– У тебя есть доступ к терминалу ЦИС?
– На этот счет не беспокойся. Я знаю одного парня.
У Квинна всегда находятся нужные люди. Тия провожает его до двери.
– К рассвету убираемся отсюда, – говорит он. – И без дураков.
Тия закрывает за ним дверь и встает у окна. Через минуту Квинн выходит из дома и быстрым шагом удаляется, покидая поле ее зрения. Он идет, опустив голову. На улице тихо и пусто, что странно для этого времени дня. Обычно люди спешат на встречи с друзьями, заполняют рестораны и бары. Присмотревшись, Тия замечает то, чего еще недавно не было. Неубранный мусор на тротуаре. Темные окна кафе напротив. Обычно под вечер там было не найти свободного столика и кое-кто сидел на улице. Сейчас все уличные столики и стулья собраны в кучу. На углу торчит сервофакс, напрасно выискивая, кому бы помочь. Непонятное затишье. Кажется, что город затаил дыхание в предчувствии беды.
Неизвестно, сколько времени понадобится Квинну на поиски. Тия может только ждать. Она ложится на диван. Мало-помалу мысли начинают путаться, и она засыпает. Ей снится, что она плывет в море. (Сны посещали ее постоянно, только она никогда не знала об этом.) Высунув голову из воды, она чувствует, что плывет не одна. Рядом есть другие люди. Она их не видит, но знает: они здесь. Десятки, сотни, затем тысячи, и все плывут в одном направлении.
На поверхность воды начинает падать дождь – сначала приятный, успокаивающий, затем все более сильный. Небо прочерчивает молния. Одновременно гремит гром. Поднявшийся ветер вздымает волны, которые делаются все выше. Тию швыряет, как щепку. Море держит ее мертвой хваткой.
«Я переживаю кошмар, – думает она. – Все это нереально. Просыпайся, Тия. Вылезай из кошмара».
Она просыпается и слышит, что звонит телефон. Снова и снова.
17
И опять я оказался где-то в другом месте.
Очнувшись, я понял, что стою под дождем, перед отцовским домом. Я не ощущал тревоги, но понимал, что нужно поскорее попасть внутрь. Дождевые струи хлестали по мне; ветер швырял их прямо в лицо. Небо раскалывалось от молний. Строгий силуэт отцовского дома едва выделялся на фоне тьмы.
В доме было что-то предназначенное для меня. То, что следовало найти.
Я достал ключ, открыл дверь и вошел в переднюю, промокший и дрожащий. В ботинках хлюпала вода. Я щелкнул выключателем, но свет не загорелся. Электричество было отключено. Выдвинув ящик тумбочки, стоявшей в передней, я достал фонарик и при его тусклом свете прошел в гостиную, а оттуда поднялся на второй этаж. Казалось, будто судьба следует за мной по пятам. Я добрался до двери своей бывшей комнаты и толкнул ее.
Я словно попал в спятивший мир.
Стены, некогда покрашенные, теперь были целиком – от пола до потолка – покрыты торопливыми записями: строчки, выведенные черными чернилами. Я понял, что вижу комнату такой, какой она была до покраски. Я подошел к одной из стен. Математические вычисления: длинные цепочки цифр и символов, нескончаемые иксы и игреки, перемежающиеся более экзотическими знаками. Что-то подобное я видел в далекие дни своей учебы. Рядом – геометрические фигуры: треугольники, трапеции, круги. К ним примыкали изображения на трехмерной координатной сетке, рассеченные линиями и снабженные стрелками с пояснениями.
Было очевидно, что рассудок моего отца помутился за какое-то время до его ухода. Такое всегда происходит постепенно. Охваченный грустью и ужасом, я думал о неделях и даже месяцах, которые отец провел в этой комнате, одержимый непонятно чем.
Но было и нечто отрадное: у окна стоял телескоп. Единственный предмет в пустой комнате. Он наверняка был связан с таинственными отцовскими вычислениями, хотя я не знал, каким образом. Буря за окном разыгралась не на шутку. Ветер уже не выл, а пронзительно кричал. Я подошел к телескопу и склонился над окуляром.
Темнота. Волны титанической высоты и ширины. Бурю такого размаха я видел впервые. Молния на мгновение разорвала тьму, и я успел увидеть… неужели парусное судно? Или мне померещилось? Какой безумец решится плыть в кромешной тьме по ревущему морю? Вспышки следовали одна за другой, позволяя отчетливее рассмотреть судно. Это был довольно большой парусник, упрямо плывший сквозь шторм. Нос глядел в сторону ветра. Через палубу перекатывались волны. Я разглядел фигурку человека за штурвалом, а у него над головой – героический белый парус, надувшийся от ветра и толкавший парусник вперед. Какое безумие! Еще немного, и глупец вместе с судном угодит в водную пучину! Нос парусника нырнул в пропасть между волнами, а корма поднялась в воздух.
Я прочитал название судна.
И тут же отпрянул от телескопа. Все вдруг превратилось в полнейшую чертовщину. Казалось, будто мир одновременно расширяется и сжимается; атомы разлетались и тут же образовывали совершенно новые конфигурации. И холод! Холод, побивший все прежние представления о холоде. Такой сковал бы вселенную, перестань она вращаться.
Через мгновение я попал в другой дом.
Здесь я никогда не был. Он состоял из одной просторной комнаты с отгороженным кухонным уголком. Судя по диванам, стульям и обеденному столу, помещение служило гостиной и столовой. Лестница у меня за спиной вела на внутренний балкон, тянувшийся по всему периметру комнаты. Из высоких окон и открытой двери, ведущей в патио, струился свет утреннего солнца.
– Привет! – крикнул я. – Есть тут кто-нибудь?
Ответа не было. Я побрел по комнате, уютной, но захламленной. Мягкие стулья и удобные диванчики, книги и безделушки на полках и столиках. У двери – корзиночка с ключами, в кухонной раковине – груда немытых тарелок. На разделочном столе кто-то оставил открытую пачку с хлопьями для завтрака и пакет молока.
Кто здесь жил? Куда они подевались? Снаружи слышался плеск воды. Я вышел через раздвижную дверь в патио, где увидел большой плавательный бассейн овальной формы с неровными каменными краями и стенкой, выложенной плитками. Посередине торчал кран, из которого лениво вытекала вода.
Новая странность: мне показалось, будто я уже давно нахожусь в этом доме, хотя с момента моего появления прошли считаные минуты. Я вернулся в гостиную и понял, в чем дело. Изменилось освещение. Сначала было утро, а теперь – разгар дня.
Никак шаги?
Я замер. Звук повторился: легкие, быстрые шаги где-то наверху. Я поднялся на внутренний балкон и увидел два коридора. Один вел влево, другой – вправо. Я остановился и снова замер, стараясь определить, откуда идет звук.
Он шел из левого коридора.
Там я увидел две двери, открыл первую и оказался в кабинете. В середине стоял стеклянный стол с ЦИС-терминалом. Раньше я не видел таких терминалов: небольшой, обтекаемой формы. На экране постоянно менялись фигуры, составленные из разноцветных фрагментов. Как в калейдоскопе. Я сел за письменный стол, стоявший неподалеку от стеклянного. На нем лежали стопки бумаг. Я наугад протянул руку к одной из них, взял верхний лист и принялся читать. Но… что за чертовщина? Я читал слова, однако общий смысл ускользал от меня, будто каждое новое слово стирало память о предыдущем. Я взял другой лист, затем третий – с тем же результатом.