– Что я говорил?
– Это не назовешь просто желанием поболтать. Ты вел себя весьма настойчиво. – Она помолчала, разглядывая мое лицо. – Проктор, так что же случилось минувшей ночью?
– Знал бы, рассказал.
– Плоховато.
Она поставила меня в тупик.
– Думаю, у меня был приступ сомнамбулизма. – (Тия удивленно выгнула брови.) – В юности это случалось часто.
– Значит, ты позвонил мне, пока спал. Ты объясняешь это так?
– Спал, бодрствовал… По-моему, я уже не отличаю одно от другого.
Тия встала, прошлась по комнате, затем снова вернулась к кровати.
– Прости за любопытство, но как Элиза отнеслась к твоему увольнению?
– Могу сообщить: этот этап моей жизни завершился.
– Сочувствую.
Я пожал плечами, уперев их в подушку:
– С учетом последних событий без меня ей будет лучше.
– Проктор, не будь так жесток к себе.
– Обещаю, что не буду. – Я помолчал, собираясь с мыслями и сортируя воспоминания о прошлой ночи. – Когда ты меня нашла, в комнате было еще что-нибудь?
– По-моему, нет. А почему ты спрашиваешь?
– Как насчет стен? На них были надписи?
– Когда мы появились, стены уже тряслись. Мне было не до осмотра. – Ее взгляд стал цепким. – Проктор, что ты видел?
Ответ пришел сам собой. Телескоп, уравнения, чертеж в кабинете. Картина сложилась.
– Кажется, я знаю, чем занимался мой отец.
– Значит, «Ораниос» – это лодка?
– Скорее, его парусный корабль.
– И ты его увидел в тот… телескоп. Корабль, который был на самом деле или просто почудился тебе.
– Понимаю твое недоверие, но так оно и есть.
– А эти вычисления на стенах…
– Навигационные расчеты с ориентацией по звездам. Когда я был подростком, отец показывал мне это.
Мы сидели в кухоньке, попивая чай.
– Ты считаешь, что корабль реально существует?
– Отец проектировал его. Это все, что я могу сказать. Но судно громадное. Если отец действительно строил «Ораниос», то не мог обойтись без посторонней помощи.
Тия задумалась.
– Может, он хотел покинуть Просперу? Уплыть куда-нибудь?
– Если иметь такой большой корабль, это вполне возможно.
– Но почему он хотел уплыть?
– Сам не пойму. Не похоже на него.
– Твой отец не был рядовым гражданином. Он много лет занимал должность главного юрисконсульта Коллегии по надзору. Возможно, он что-то знал?
– Смешно, но моя теща говорила то же самое.
На лице Тии отразился неподдельный интерес.
– А когда именно?
– Перед концертом. Ее очень интересовали слова, которые отец произнес на причале и на пароме.
Тия отвела взгляд, погрузившись в размышления, затем снова повернулась ко мне:
– Чисто гипотетически… Если бы ты построил корабль такого размера, где бы ты его спрятал?
– Только не на воде. Дроны мигом обнаружили бы его. Нужен вместительный ангар на берегу.
– Можешь вообразить себе такое место?
– Воображения не хватает. И как я уже сказал, отец не мог построить такой корабль в одиночку. Если хочешь знать мое мнение, корабль был и остался его мечтой.
– Но он почему-то прикрепил чертеж на видном месте, там, где ты должен был его увидеть. – Тия побарабанила пальцами по столу, затем снова подняла голову. – А мог ли корабль быть просто отзвуком? Чем-то из его прошлого?
– Хочешь сказать, мой отец не знал, что переносит на бумагу судно из своего прошлого?
– Или знал, но не понимал, зачем делает это. Он оставил чертеж тебе, чтобы ты нашел ответ, поскольку сам не сумел найти его.
– Было бы здорово, если бы он еще оставил и пояснительную записку.
– Знаешь, если стены действительно закрасили люди из «три-эс», кому-то это понадобилось. Например, твоей теще.
– Трудно сказать. Каллиста старалась уберечь меня от тюрьмы.
– Раньше – да. Сдается мне, за последние двое суток у тебя изменились отношения не только с женой, но и с тещей.
Безусловно, Тия была права.
– Этим объясняется появление дронов, – добавила она.
Дронов?
– Когда я подъехала к дому твоего отца, они висели повсюду. Я успела насчитать семь штук, пока буря не прогнала их.
– С чего бы там появляться дронам? Ведь дом пустовал.
– Может, за тобой давно следили.
Я перебрал в памяти прошедшие дни.
– Мне они на глаза не попадались. Только тогда, вблизи Питомника.
– Это не значит, что их не было поблизости. Думаю, после того плавания мы оба попали в чей-то список слежения.
Мрачная, но верная мысль.
– Я виноват перед тобой, – сказал я Тие. – Нельзя было впутывать тебя во все это.
– Я бы не стала делать того, чего мне не хочется, – улыбнулась она. – В этом мы похожи. Тебе не приходило в голову?
– Мне это льстит, однако вся история вряд ли сулит тебе что-нибудь хорошее.
– Принимаю твои слова за комплимент. И кто знает, может, ты оказываешь мне услугу? Довольно натюрмортов с цветами и фруктами. Скажу честно: меня уже тошнит от галереи.
– Не понимаю, как ты можешь шутить о том, что грозит сломать твою привычную жизнь.
– А кто сказал, что я шучу? У меня есть друзья на Аннексе. Там легко затеряться в толпе. Пройдет какое-то время. Глядишь, люди из «три-эс» потеряют ко мне интерес.
Ее слова поставили меня в тупик.
– И ты действительно можешь… вот так взять и уйти?
– Если хочешь, идем со мной. Вряд ли тебя что-нибудь держит на Проспере. – (Мне вспомнился работяга в автобусе, чьи глаза полыхали от ненависти.) – Проктор, у меня прекрасные друзья.
– Не сомневаюсь. Но это не для меня. Извини.
– Если корабль твоего отца – не плод его воображения, власти не оставят тебя в покое. Впереди тюрьма или, хуже того, насильственная реитерация.
– Возможно.
– Если тебе все равно, то мне – нет.
Мы замолчали. Сколько времени ждать появления дронов?
– Должен сказать еще кое-что, – сказал я. – Прошлой ночью там была Кэли.
Лицо Тии вытянулось.
– Ты хочешь сказать, она была в доме твоего отца?
Воспоминания не отличались четкостью и маячили где-то на задворках сознания. Дом, бассейн во дворе, шаги на лестнице. Но все это указывало на присутствие Кэли.
– Нет, не там. Попробую объяснить, только вряд ли получится. Единственное, что я знаю: она там была.
Тия встала и отошла.
– Тия, мне надо найти эту девчонку.
Она повернулась ко мне:
– А почему тебе надо ее найти? Расскажи! Что такого важного в этой Кэли?
– Сам не знаю. Просто мне кажется, что ее надо найти. – (Тия ждала дальнейших слов.) – Наверное, так говорят отзвуки. Говорят, что она в беде, а я должен ей помочь.
Тия села напротив:
– Тут есть закавыка. Мой друг, который помогал мне вчера…
– Как раз собирался спросить тебя о нем.
– Это и есть тот человек, о котором я говорила. Его зовут Квинн. Когда-то он занимался анализом данных в Министерстве общественной безопасности. У него остались друзья, через них он получает доступ к персональным данным в ЦИС. Он прошерстил все, что мог, разыскивая эту девочку.
Наконец-то хоть одна хорошая новость.
– И что?
– И ничего.
– То есть как «ничего»?
– Никаких следов. Нет записей об удочерении, даже копий. Словом, в Министерстве благополучия о ней вообще не знают. Квинн проверил все данные прошлых лет. По его словам, среди итерантов не было ни одной девочки по имени Кэли.
Надежда погасла, не успев как следует разгореться.
– Должно быть, Квинн что-то пропустил.
– Не думаю. Если бы имелись хоть какие-нибудь сведения о ней, он бы нашел их. Для ЦИС Кэли попросту не существует.
– Как так?
– Понятия не имею, Проктор. Тебе лучше знать.
– Получается, Кэли – призрак. Плод моего воображения.
– Я этого не говорила. Ты говоришь, что знаешь ее, и, значит, так и есть. Проблема в том, что ты – единственный, кто знает о ее существовании.
– Говорю тебе: Кэли – реально существующая девчонка. Я учил ее плавать.
– Почему же из системы удалили все данные о ней?
И вдруг я догадался, в чем дело.
Это было самым тяжелым в моей работе.
Я трижды возвращал свежеиспеченных итерантов в Питомник. В течение первых двух лет любого питомца можно было легко отправить обратно. Приемным родителям даже не задавали вопросов, однако общественное мнение осуждало это, да и социальные издержки были высокими. Парам приходилось годами ждать возможности взять питомца; как в их глазах выглядели те, кто не справился с родительскими обязанностями и не пожелал испытать все радости и горести материнства и отцовства? Нетрудно догадаться. Иными словами, такое случалось, но очень редко и всегда воспринималось как трагедия.
Из трех случаев возврата во время моей работы паромщиком два имели под собой кое-какую основу (что не делало их менее неприглядными). В первом случае здорового, спортивного парня сбил автобус и его парализовало. Сознавая катастрофичность своего положения, парень не возражал. Наоборот, он с нетерпением ждал возможности начать новую жизнь в здоровом теле. Во втором случае девица стала неуправляемой: воровала, дралась, вела себя непристойно. У меня состоялся продолжительный разговор с приемными родителями. Я пытался переубедить их, приводя свои доводы: девочка еще слишком молода, этот период пройдет и она будет со смехом вспоминать себя сегодняшнюю. Родители говорили, что терпели до последнего, надеясь на перемены к лучшему, но у них не осталось сил.
Третий случай потряс меня до глубины души. Оказалось, что супружеская пара попросту устала от родительских обязанностей. «Похоже, это совсем не для нас», – признался мне отец парня, сказав это буднично, как о мелочи, не заслуживающей внимания. Словно в ресторане ему подали недожаренный стейк, который надо вернуть на кухню. Вся эта история от начала до конца напоминала фильм ужасов. Когда я посадил парня в машину, тот обмяк от страха и ощущения своей полной никчемности. Он провалил первое в жизни задание – быть чьим-то сыном. По пути к причалу никто из нас двоих не сказал ни слова. Я до сих пор сожалею о своей трусости. Под конец парень даже не смог выбраться из машины, и мы внесли его на паром. Он и в самом деле стал обузой, в чем его постоянно упрекали приемные родители.