Сначала Джейсон Ким, затем Тия, теперь этот Квинн Доус. Надо же, орудовал у него под носом. Как он проморгал этого мерзавца?
– Что с ним произошло? – спрашивает Отто.
– Уволился двенадцать лет назад. Для отдела это было большой потерей. Вы бы видели его отчеты.
Эбшир поворачивается ко второму экрану и начинает листать.
– Это личное дело Доуса. С тех пор как он ушел из отдела, ему не сидится на месте. Постоянно меняет работы и адреса. Нигде не задерживается больше двух месяцев.
– И что это значит? – хмуро спрашивает Уинспир.
– Одно из двух: либо у него шило в заднице, либо он раздувает свое личное дело, чтобы заморочить нам голову. Я склоняюсь ко второму варианту. Этому Доусу нужно только добраться до ЦИС-терминала, а там он может творить, что пожелает.
Конечно может.
– Вы сказали, что по этой женщине есть два совпадения. Где второе?
Эбшир возвращается к первому терминалу и нажимает несколько клавиш. Появляется новое изображение: автобусная остановка у выезда на дамбу. В правом верхнем углу – дата и время. Запись сделана неделю назад.
– Данные получены в прошлую среду, вскоре после того, как Беннет-старший устроил спектакль на причале. Идентификатор Тии Димополус зафиксирован перед выездом автобуса на Аннекс… Вот она выходит из автобуса. Кажется, с ней никого нет. Смотрите дальше.
Женщина удаляется от остановки. За ее спиной появляется мужчина в темно-синей куртке и громадных солнцезащитных очках: Хэнсон. С притворной беспечностью (он явно переигрывает) агент увязывается за ней.
Когда женщина проходит половину квартала, к ней подбегает лохматый мальчишка и, пританцовывая, начинает идти рядом, стараясь выдерживать быстрый темп ее ходьбы. Уинспира это не удивляет; на Аннексе полно малолетних попрошаек. Так и есть: они о чем-то переговариваются, затем женщина достает из сумочки купюру. Мальчишка выхватывает у нее деньги и молниеносно исчезает. Еще через несколько секунд начинают появляться другие мальчишки, буквально из всех щелей. Их не меньше дюжины. Они окружают Хэнсона, как рой мух. К тому времени, как агенту удается их прогнать, женщины и след простыл.
– Этот сорванец явно работает вместе с ней, – говорит Эбшир.
– Кто он?
– Совпадений пока не обнаружено, но с этими мальчишками всегда беда. Их не отследишь. Да и многие рождения на Аннексе регистрируются вкривь и вкось.
«Мальчишка, – думает Уинспир. – Мальчишка – ключевая фигура. Если найти его, они найдут остальных».
– Можете сделать его лицо четче?
– Постараюсь. Нужно время.
Уинспир кивает.
– Добейтесь максимальной четкости, затем пошлите мне снимок через сеть. Этот мальчишка живет не на улице. Кто-нибудь наверняка знает, кто он и откуда.
Уинспир звонит и велит подать машину; когда он выходит из здания, та уже ждет его. Путь до дому занимает сорок минут. Начиная с середины, трасса весьма извилиста. Дорога пролегает по невысокому горному хребту, который огибает город с западной стороны. С каждым поворотом видно все дальше и дальше. На землю ложатся длинные тени. Начинает темнеть. В городе уже зажигаются огни, когда машина Уинспира сворачивает в проезд, ведущий к дому. На обочине стоит черный седан. За рулем – агент, читающий газету. Когда Уинспир выходит, агент приветствует его легким кивком и возвращается к чтению.
Рамоны – молодой жены Уинспира – нет дома. Наверное, ходит по магазинам или заболталась с подругами. Уинспир не обеспокоен ее отсутствием. У них довольно свободные отношения, да и срок брачного контракта невелик – всего пять лет. Он никогда не был верным супругом и продолжает заглядываться на женщин. Отто не собирается менять свои привычки, Рамона же не питает иллюзий на его счет.
На кухне он смешивает себе коктейль и идет в гостиную. В самом начале девятого звонит телефон.
– Сэр, говорит Кэмпбелл, – слышится в трубке взволнованный голос агента. – Оказывается, это легче, чем мы думали.
28
– Привет.
Кэли, сидевшая за кухонным столом и лущившая фасоль, молча подняла голову. Наши глаза на мгновение встретились, и она снова склонилась над миской.
– Проктор, познакомься с Клэр, – сказала Тия.
Мы поздоровались. Клэр оказалась полноватой женщиной лет пятидесяти с лишним. Ее седеющие волосы были увязаны в тугой пучок. Лицо раскраснелось от жара плиты. Она двигалась по кухне, не останавливаясь ни на мгновение.
– Тия сказала, что вы останетесь на обед.
– Да, спасибо. Если, конечно, это вас не обременит.
– Тогда вот, займитесь. – Она пододвинула мне большую кастрюлю с картошкой в мундире и разделочную доску. – Поможете нам. Братья и сестры вот-вот появятся.
Я уселся рядом с Кэли и принялся очищать картофелины от шелухи, чтобы затем нарезать их кубиками. Девчонка поглядывала на меня и тут же отводила глаза.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, надеясь вывести ее из ступора.
– Нормально.
– Я очень тревожился за тебя. Рад, что тебя тоже спасли и ты в безопасности.
К нам подошла Тия:
– Проктор, мне нужно ненадолго уйти. Надеюсь, вы оба продержитесь несколько минут.
– Кэли, мы с тобой продержимся?
Она пожала плечами. Мы с Тией переглянулись. «Кто знает, что́ сейчас у нее в голове?»
– Мы никуда не сбежим, – успокоил я Тию.
Мы с Кэли продолжили заниматься порученным нам делом. Клэр что-то помешивала в кастрюлях, снимала пробу, проверяла готовность блюда в духовке и задвигала противень обратно.
– Ты за что-то сердишься на меня? – спросил я Кэли.
Фасолины со стуком падали в миску: бум-с, бум-с.
– С чего мне сердиться?
– Не знаю. Вид у тебя такой, словно ты сердишься.
– Не сержусь я.
– Понимаю, тебе изрядно досталось. Тут каждого всколыхнуло бы. Мы можем поговорить о том, что случилось на Питомнике? – (Она снова пожала плечами.) – Давай с самого начала. Ты помнишь, как оказалась там?
– Нет.
– Уверена? Совсем ничего не помнишь? – (Кэли не ответила. Она перестала лущить фасоль и сидела, вперившись глазами в стол.) – А как насчет бассейна? Что ты помнишь о нем?
– Там был бассейн?
– Да, был. И ты чуть не утонула.
– Ого! Прости. Облажалась.
– Кэли, мне очень нужно, чтобы ты попыталась вспомнить.
– Кто сказал, что я не пытаюсь? Может, я просто не помню того, о чем ты спрашиваешь. Кто был тот дядька? Здоровенный такой.
– Ты говоришь про Бернардо?
– Как он пыхтел! Вот кому надо всерьез очухаться.
– Значит, его ты помнишь?
– Тия – твоя подружка? В смысле, вы с ней…
От удивления я даже отпрянул:
– Что? Нет.
– А с виду очень даже похоже.
– Тия – мой друг. Подруга, если хочешь. Но не подружка. Она помогает нам. Ты из-за нее дуешься? – (Кэли потянулась за новым стручком.) – Кэли, пожалуйста, посмотри на меня. – (Помедлив, она все-таки поднимает голову. На ее лице не гнев, а что-то другое. Девчонка едва сдерживает слезы.) – Что с тобой? Что случилось?
Кэли стиснула зубы.
– Ничего со мной не случилось. Я в полном порядке.
– По тебе не скажешь. – Меня вдруг пронзила жуткая мысль. – Кэли, тебе кто-то сделал больно? – понизив голос, спросил я.
– Никто не делал мне больно, господин паромщик. Кому это нужно?
– Тогда почему ты плачешь? – (Она отвернулась.) – Кэли, дорогая, давай поговорим.
– Мне нужно знать только одно, – сказала она, вновь поворачиваясь ко мне. – Ты теперь будешь мне… вроде приемного отца? Если нет, тоже нормально, но я хочу знать – да или нет.
У меня сжалось сердце. Естественно, ее волновало это, а не мои отношения с Тией. Девчонке было страшно остаться одной, и ее самостоятельность, как у всякого подростка, имела обратную сторону.
– А ты сама этого хочешь?
Кэли кивнула, шмыгая носом:
– Конечно, если это тебя не напрягает.
– Ничуть не напрягает. Ну просто совсем не напрягает. Можешь не сомневаться ни секунды.
– Обещаешь? Мне это… нужно, чтобы ты пообещал.
Я начертил пальцем крестик там, где у меня было сердце.
– Я тебя не брошу. Обещаю.
После этого мы работали молча. Когда настало время обеда, Клэр позвала нас в столовую – накрывать на стол. Я насчитал шестнадцать тарелок. Кто еще придет? Стол, как и сама Клэр, был некоей точкой притяжения: длинный, узкий, чтобы удобнее было переговариваться, с вмятинами на поверхности, отполированной десятками локтей. По одну его сторону стояла скамья, по другую – стулья, и с обоих концов – еще два стула. Мы с Кэли заканчивали раскладывать ложки, когда начали появляться обедающие. Я ожидал увидеть взрослых, но пришли дети. Самым младшим было лет восемь-девять, старшим – пятнадцать-шестнадцать. Мне почему-то подумалось, что следом войдут их родители, но этого не случилось. Клэр говорила о «братьях и сестрах». Если это были ее родственники, уместнее было бы назвать их племянниками. Или здесь все называли друг друга так? Увидев нас с Кэли, ребята не слишком удивились – значит привыкли к появлению новых людей. Но я сразу уловил некоторую настороженность, в воздухе повис невысказанный вопрос: «Что эти просси здесь делают?»
Вошла Клэр и хлопнула в ладоши.
– Внимание всем! У нас гости. – Она указала на нас. – Это мистер Беннет и его дочь Кэли. Надеюсь, вы не опозоритесь перед ними. – Она быстро оглядела столовую. – Пусть кто-нибудь сходит за Паппи. Пока он вспомнит про обед, вся еда остынет.
«Его дочь Кэли». Значит, Клэр не посвятили во все детали, и она сделала такое умозаключение. Но в ту минуту было неуместно исправлять ошибку. И потом, я ведь обещал Кэли, что стану заботиться о ней. Пока все рассаживались, трое детей отправились вслед за Клэр на кухню и вернулись, неся блюда и кастрюли с едой, которые поставили в середине стола. Ребята оживленно переговаривались. Я не знал, как вести себя и даже в какую сторону смотреть. Вошла Тия, села рядом и настороженно посмотрела на меня.
– У вас двоих все нормально? – спросила она.
Прежде чем я успел ответить, в столовой появился еще один персонаж, которого вел подросток, поддерживая под локоть. Человек был одновременно похож на уличного бродягу и мудреца из детской книжки. Двигался он напряженно, вертя головой по сторонам. Незрячие глаза напоминали два серых камешка. Подойдя к столу, он резко остановился, приподнял голову и повернул лицо ко мне.