Паромщик — страница 73 из 92

Проктор на экране жестом попросил напомнить имена.

– Между Элизабет Беннет и мистером Дарси.

– Благодарю. Имена подзабылись. Прекрасная, хотя и упрямая Элизабет Беннет… всего лишь моя однофамилица… и стремительный, но высокомерный мистер Дарси. Эта книга так хорошо написана и так притягательна, что во время чтения вы забываете о том, где находитесь. Ваше тело сидит в гостиной, у вас длинный список важных дел, нужно позвонить сантехнику, а собака давно скулит и просится на прогулку. Но все это ничуть не волнует вас, ибо разум пребывает в другом месте. Ваш разум – то есть воспринимаемая вами реальность – пребывает в английском поместье первой трети девятнадцатого века. Не будет преувеличением сказать, что это очень яркое сновидение наяву. Вы согласны?

– Пока что да, – осторожно кивает журналистка.

– Повествование разворачивается. Оно построено очень умело: герои, сюжет, обстановка, подавленная страсть. В конце романа Элизабет и мистер Дарси обязательно соединят свои судьбы! И вы полностью уверены, что так оно и будет. Иначе роман сочли бы бессмысленным и жестоким. Интерес, с которым вы читаете роман Остин, вызван не столько волнением за судьбу героев, ведь отчасти вы уже уверены в благополучном конце, сколько тонким наслаждением от поворотов сюжета. Вы согласны с такой трактовкой?

– Думаю, да.

– Тогда позвольте спросить: где источник очарования? Что делает эту историю такой захватывающей? Отчего так называемый реальный мир перестает для вас существовать?

Журналистка пожала плечами:

– Наверное, талант Джейн Остин. Она была гениальной писательницей.

Проктор на экране, в свою очередь, улыбается:

– Согласен. Она была гениальной писательницей. И эта гениальность ощущается в каждой прочитанной вами фразе.

– Вы правы.

К этому времени я вспомнил кое-что об этой Салли (сын оканчивает юридический колледж, дочь учится в другом колледже, муж – кистевой хирург; у нее две собаки корги, и мы беседовали за чашкой кофе).

– Продолжу аналогию. Правильно ли утверждать, что это свойство гения является его отличительной чертой? Что разум одного человека управляет всем миром произведения?

– Вы имеете в виду разум Джейн Остин.

– Разумеется. Ее мастерство позволяет вам погрузиться в произведение, которое, по сути, является коллективным сном. Автор романа – Остин, но его действие разворачивается в вашем уме, временно заслоняя собой физическую реальность, комнату, в которой продолжает находиться ваше тело.

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните.

– Отлично. Тогда расскажите.

Женщина помедлила, собираясь с мыслями.

– Вы утверждаете, и я считаю это правильным, что Джейн Остин является душой «Гордости и предубеждения».

Проктор на экране снова улыбается:

– Правильно. Таков принцип, лежащий в основе интеграции сознания. Мир, за которым не стоит живой разум – иными словами, душа, – вообще не мир. Это всего лишь место. Вот почему испытуемые ощущали пустоту и отчаяние. Роман Остин воспринимается как живой, поскольку он действительно живой, как и тот мир, в котором мы с вами сейчас находимся. Он создан разумом, а не машиной. Именно так создается ощущение глубинного порядка и целесообразности. Вы можете этого не замечать, однако чувствуете присутствие разума, что делает жизнь сносной, даже больше: достойной того, чтобы жить.

Журналистка молчала. На ее лице мелькнуло волнение.

– Но то, о чем вы говорите, подразумевает…

– Да, и в немалой степени.

– Вы говорите о Боге.

– Это одно слово. Есть и другие.

– Получается, вы доказали, что Он существует.

– Он, она, оно. – Проктор на экране пожал плечами. – Салли, я не теолог. И я ни в коем случае не утверждаю, что доказал нечто подобное. Есть вещи, существующие за пределами доказательств, за пределами науки. Могу лишь сказать: у нашей симуляции не было души, поэтому испытуемые и чувствовали фальшь. Однако душа – это не хитроумная программа. Она должна исходить из живого источника.

– Из живого? Вы имеете в виду человека?

– Правильно. Одного человека, чье сознание будет управлять всей симуляцией. Если угодно, нечто вроде… местного бога. Мы называем этого человека Дизайнером. Разум каждого из шестидесяти восьми тысяч спящих на борту «Ораниоса» будет участвовать в коллективном сне, а Дизайнер – единственный сновидец – станет организующим разумом. Члены экипажа станут проживать целые жизни, не подозревая, что этот мир снов – ненастоящий. Перед интеграцией каждый получит нужные дозы препаратов, подавляющих память, что устранит все воспоминания о яви. В таком состоянии спящие будут рождаться, проживать свои жизни и рождаться заново… до тех пор, пока полет не закончится.

Журналистке понадобилось время, чтобы переварить услышанное.

– Получается, что спящие – как бы читатели сна, а Дизайнер – писатель.

– Очень верно подмечено. Разница лишь в том, что интеграция сознания похожа на целую библиотеку. Прочитав одну книгу, вы просто идете к стеллажам и берете другую. Вы заново входите в пространство сна и начинаете новую жизнь.

– И вы довели свою… усовершенствованную симуляцию до рабочего состояния.

– Так и есть, – кивает Проктор на экране.

– Скажите, а у спящих будут возможности, которыми мы сейчас обладаем со сне? Скажем, люди смогут летать?

– Увы, нет. Согласен, это было бы здорово, но цель интеграции сознания состоит в том, чтобы мир снов был максимально реалистичным. Спящие не должны ничего заподозрить. Сон, как я уже сказал, создается Дизайнером, но распространяется посредством Системы интеграции сознания. Это искусственный интеллект с возможностью управления пространством снов: настройки, основные социальные структуры, материальные аспекты и общая картина мира. Этот мир во всем похож на реальный, кроме одного: его существование ограничивается сознанием спящих. Там никто не летает, не попадает на экзамен по предмету, который никогда не изучал, не разгуливает голым по торговому центру. Люди даже сохраняют свои настоящие имена, а фамилии, в силу необходимости, передаются из поколения в поколение.

– В этом мире снов люди узнают друг друга?

– Важный вопрос! Мы потратили немало времени на его решение. Выяснилось, что сновидцы, в той или иной степени, испытывают дежавю. Например, они склонны создавать семьи и дружить с определенными людьми. Почему – неизвестно: просто к одним людям их тянет больше, чем к другим. Когда мы прибудем на Кэлус, Система интеграции сознания проведет необходимую корректировку – создаст своеобразный психологический пандус для мягкого выхода из состояния сна. Люди вновь обретут свои фамилии. Никто даже не заметит этого.

– А что вы скажете о детях на борту? Их не смутит, что во сне они окажутся взрослыми?

– По этой причине мы вначале вообще не хотели брать детей. Но, как оказалось, детям младшего возраста ощущения взрослых малопонятны и почти неинтересны. Их сны сохраняются лишь частично. На протяжении полета они будут жить во сне наравне со всеми, но когда пробудятся, их разум вновь станет детским. События, происходившие во время стазиса, или забудутся, или покажутся чем-то вроде глупого маскарада, о котором нечего и вспоминать.

– А если кто-нибудь из пассажиров корабля проснется раньше времени?

– Такого не случится.

– И все-таки если они…

– Тогда система вернет их в сон.

– Иными словами, им придется умереть.

– Во сне – да. Умереть и заново родиться.

Журналистка снова умолкла.

– Вы говорили, что в Систему интеграции сознания введены определенные… параметры. Я не ошиблась?

– Да. Основные параметры пространства снов заданы заранее.

– Кем?

– Мной.

– Значит, вы – второй бог.

Проктор на экране огорченно улыбнулся:

– Я не рассуждаю в таких терминах. Но вы правы: я играю определенную роль.

– А какие именно параметры?

– Этого я рассказать не могу. Во-первых, они весьма разнообразны, что определяется спецификой мира снов. Очень многое оставлено на усмотрение Дизайнера, чьи намерения будет интерпретировать и осуществлять Система интеграции сознания. А во-вторых, мы не хотим, чтобы члены экипажа знали обо всем заранее. Тем, кто знает это, труднее освоиться в мире снов. Им делается не по себе.

– Не по себе? Как именно?

– Испытуемые рассказывали, что ощущали тоску, беспокойство, неудовлетворенность жизнью. Ничего ужасного, но ни к чему подвергать людей стрессам. Длительный сон не должен оборачиваться психологической травмой.

– Восемьсот лет хороших снов, – сказала Салли и телегенично улыбнулась. – Звучит не так уж плохо.

– Согласен.

– Может, и мне примкнуть к вашему проекту?

– Вы занимались сельским хозяйством?

– Если честно, у меня даже комнатные цветы вянут. Хотя когда-то на уроке труда я сделала недурную птичью клетку.

– Ну вот, у вас есть шансы. Пришлите свое резюме, и мы его рассмотрим.

Оба снова замолчали.

– И последний вопрос. – (Проктор на экране кивнул.) – Дизайнер, о котором вы говорили… Тот, кому предстоит стать живым разумом мира снов.

– Да, это местный бог.

– Но вы не сказали, кто это.

На меня нахлынуло воспоминание. Яркое, полное ощущений… Горящие свечи. Вкус вина на языке. Рука, протянувшаяся через стол, чтобы лечь поверх моей и утешить. И тихий голос: «Проктор, важно понять, чего ты хочешь на самом деле. Вот я, например, всегда хотела быть дизайнером».

– Могу сказать. Это женщина, которая изобрела интеграцию сознания. Моя жена, доктор Элиза Беннет.

33

Каллиста Лэйрд одета в плащ свободного покроя. Голова повязана шелковым шарфом. В руке – зонтик. Она выходит из здания Коллегии по надзору. Ступени крыльца залиты дождем. Каллиста спускается вниз и пересекает пустую площадь Просперити. Четвертый час дня, – правда, густая облачность комкает все представления о времени. Из-за противных кучевых облаков над городом повисли унылые сумерки. Каллиста выходит в район гавани. Там тоже мокро, пусто и уныло. Она идет по пешеходной дорожке. Наконец в поле ее зрения появляется причал. У его перил одиноко стоит мужчина, который смотрит на серую непроницаемую воду. Чуть поодаль замер паром.