ый будет отведен в дом, где имел место массовый расстрел, и очистит какую-либо часть пола. Необходимо позаботиться о том, чтобы сделать эту процедуру возможно более оскорбительной для религиозных чувств приговоренных, и пусть тюремный надзиратель не жалеет ремней, если в них будет надобность. Когда все будет закончено, виновных повесят на виселице, поставленной возле дома».
— Таков был приказ, — продолжил очень взволнованный Банкс. — Его выполнили полностью. Что касается жертв, то они были истерзаны, изуродованы, разорваны на части. Когда полковник Монро, прибыв два дня спустя, хотел опознать останки леди Монро и ее матери, он не нашел ничего… ничего.
Вот что рассказал мне Банкс до нашего приезда в Канпур, и сейчас полковник направлялся как раз к тому месту, где совершилось гнусное злодеяние.
Но прежде он захотел посетить бунгало, где жила леди Монро, где она провела молодость, дом, где он видел ее в последний раз, порог, где она обняла его на прощанье.
Это бунгало было построено вне пригорода, неподалеку от линии военных поселений. Развалины, остатки почерневших стен, несколько засохших, лежащих на земле деревьев — вот все, что осталось от мирного жилища. Полковник ничего не велел здесь трогать. Бунгало и через шесть лет было таким, каким оставили его поджигатели.
Целый час провели мы в этом скорбном месте. Сэр Эдуард Монро молча ходил среди руин, с которыми у него было связано столько воспоминаний. Перед его мысленным взором вновь проходила вся та счастливая жизнь, которую уж ничто не могло ему заменить. Он вновь видел радостную юную девушку в доме, где она родилась, где он узнал ее, и он прикрыл глаза, чтобы лучше воссоздать ее образ!
Но вдруг, как бы сделав над собой усилие, он повернулся, вышел и увлек нас за собой.
Банкс надеялся, что полковник ограничится посещением этого бунгало… Но нет! Сэр Эдуард Монро решил испить до последней капли всю горечь, которую доставил ему зловещий город! После визита в дом леди Монро он захотел увидеть казарму, где столько жертв испытали все ужасы осады и которым энергичная женщина столь героически и преданно помогала.
Эта казарма была расположена на равнине, вне стен города, на ее месте тогда строили церковь[113], в которой население Канпура вынуждено было искать убежища. Чтобы добраться до нее, мы пошли по грунтовой дороге, затененной пышными деревьями.
Здесь произошел первый акт страшной трагедии. Здесь жили, страдая от голода и жажды, леди Монро и ее мать до того момента, когда капитуляция отдала в руки Нана Сахиба эту группу жертв, уже обреченных на уничтожение, которых тем не менее этот предатель обещал доставить живыми и невредимыми в Аллахабад.
Среди строительного мусора еще можно было различить кирпичные стены, следы оборонительных работ, предпринятых генералом Уилером.
Полковник Монро долгое время неподвижно и молча стоял перед этими руинами. В его памяти все отчетливее вырисовывались происходившие здесь жуткие сцены. После бунгало, где так счастливо жила леди Монро, казарма, где она страдала, казалась самым чудовищным, что только можно вообразить!
Осталось посетить Биби-Гхар, то место, из которого Нана Сахиб сделал тюрьму и где был страшный колодец.
Когда Банкс увидел, что полковник направился в ту сторону, он схватил его за рукав, чтобы остановить.
Сэр Эдуард Монро посмотрел ему в лицо и странно спокойным голосом произнес:
— Пойдем!
— Монро! Прошу тебя!..
— Тогда я пойду один.
Сопротивляться было невозможно.
Мы направились к Биби-Гхару, перед которым раскинулся сад с роскошными деревьями.
Там поднималась колоннада в готическом стиле в виде восьмиугольника. Она окружает место, где находится колодец, отверстие его теперь закрыто чем-то вроде каменного основания, на котором стоит статуя из белого мрамора — Ангел милосердия, одна из последних работ скульптора Марокетти.
После восстания 1857 года лорд Каннинг, генерал-губернатор Индии, приказал воздвигнуть этот искупительный памятник по эскизам гениального полковника Йуля, который даже хотел оплатить его из собственных средств.
Перед этим колодцем, куда были сброшены две женщины, мать и дочь, сраженные мясниками Наны Сахиба и, возможно, живые, сэр Эдуард Монро не мог сдержать слез. Он упал на колени на камни памятника.
Сержант Мак-Нил молча плакал рядом с ним.
У каждого из нас разрывалось сердце, мы не находили что сказать, чтобы смягчить это безутешное горе, и лишь надеялись, что сэр Эдуард Монро осушит здесь свои последние слезы.
Право, если бы он был среди тех первых солдат королевской армии, которые вошли в Канпур и проникли в Биби-Гхар после жестокой резни, он умер бы от горя!
Вот что говорит один из английских офицеров, рассказ его излагает господин Русселе:
«Едва войдя в Канпур, мы бросились на поиски несчастных женщин. Нам было известно, что они попали в руки гнусного Наны. Но вскоре мы узнали об ужасной расправе. Преследуемые жестокой жаждой мщения и охваченные чувством глубокой жалости к невыносимым страданиям, очевидно перенесенным бедными жертвами, мы почувствовали, что в нас пробуждаются странные и дикие мысли. Полуобезумев, мы кинулись к печальному месту мученичества. Запекшаяся кровь, смешанная с безымянными остатками плоти, покрывала пол маленькой комнаты, где их держали взаперти, и доходила до щиколоток. Длинные пряди шелковистых волос, лоскутки платьев, маленькие детские ботиночки, игрушки усеивали скользкий пол. Стены, обрызганные кровью, носили следы ужасной агонии. Я подобрал небольшой молитвенник, на первой странице его были такие трогательные записи: «27 июня покинуты лодки… 7 июля, пленники Наны… роковой "день". Но еще более страшная картина ожидала нас впереди. Еще ужаснее выглядел глубокий и низкий колодец, где как попало были свалены останки этих нежных созданий!..»
Сэр Эдуард Монро не был там в те первые часы, когда солдаты Хавелока овладели городом. Он приехал через два дня после гнусного убийства. И сейчас у него перед глазами было лишь место, где открывался зловещий колодец, безымянная могила двух сотен жертв Наны Сахиба!
На этот раз Банксу с помощью сержанта силой удалось оттащить его оттуда.
Полковник Монро, должно быть, никогда не забывал тех двух слов, которые один из солдат Хавелока нацарапал штыком на верхней части колодца:
«Remember Kawnpor!»
«Помни Канпур!»
Глава XIПЕРЕМЕНА МУССОНА
В 11 часов мы вернулись в лагерь, торопясь, по вполне понятным причинам, оставить Канпур, однако мелкий ремонт питательного насоса не позволял нам уехать раньше следующего утра.
В моем распоряжении оставалось полдня. Я решил, что лучше всего употребить это время на посещение Лакхнау. Банкс не имел намерения проезжать через город, где полковник Монро вновь оказался бы в одном из главных центров войны. И конечно, он был прав. Там у полковника опять возникло бы столько горьких воспоминаний.
Итак, выйдя в полдень из Парового дома, я сел на поезд, отходящий в Лакхнау. Расстояние между этими городами не превышает двадцати лье, и через два часа я прибыл в столицу королевства Ауд, о которой хотел, как говорится, составить себе общее впечатление.
Я получил, впрочем, подтверждение высказываниям о памятниках города Лакхнау, построенного в XVII веке, в годы царствования мусульманских императоров.
Один француз из Лиона, по имени Мартен, простой солдат армии Лалли-Толлендаля, став в 1730 году фаворитом короля, сделался создателем, управителем и, можно сказать, архитектором так называемых чудес столицы Ауда. Официальная резиденция монархов, Кайзер-Багх, — причудливое соединение столь разностильных сооружений, какие только могло породить воображение капрала, — очень поверхностное творение. Ничего глубинного, все чисто внешнее, и одновременно это индусское, китайское, мавританское и… европейское сооружение. Там есть и еще один дворец, поменьше, Фарид-Багх, который тоже является работой Мартена. Что же касается Имамбары[114], построенной посреди крепости Кайфиатуллой, первым архитектором Индии, в XVII веке, она и правда великолепна со своей тысячей колокольчиков и производит грандиозное впечатление.
Я не мог уехать из Лакхнау, не посетив дворца Константина, который является личным произведением французского капрала и носит имя Дворец Мартиньера. Я хотел также увидеть соседний сад, Секундер-Багх, где сотнями казнили сипаев, разрушивших могилу Мартена, прежде чем оставить город.
Надо сказать, что имя Мартена не единственное французское имя, почитаемое в Лакхнау. Некий бывший унтер-офицер африканских стрелков по имени Дюпра так отличился своей отвагой во время восстания, что мятежники предложили ему возглавить их. Дюпра благородно отказался, несмотря на предложенные ему богатства и… угрозы. Он остался верен англичанам. Однако, не сумев склонить его к предательству, сипаи убили его в стычке, сказав при этом: «Собака неверных, мы тебя получим против твоей воли».
Имена этих двух французских солдат объединили, когда начались репрессии. Сипаи, осквернившие могилу одного из них и выкопавшие могилу для другого, были уничтожены.
В конце концов, посетив превосходные парки, которые для этого большого города с пятьюстами тысячами жителей представляют как бы зеленый пояс, украшенный цветами, проехав на спине слона по главным улицам и великолепному бульвару Хазра-Гадж, я сел на поезд и в тот же вечер вернулся в Канпур.
На заре следующего дня, 31 мая, мы уже были в пути.
— Наконец-то, — воскликнул капитан Худ, — покончено с аллахабадами, канпурами, лакхнау и другими городами, нужными мне, как пустой патрон!
— Да, Худ, покончено, — ответил Банкс, — и сейчас мы направимся прямо на север, так чтобы сразу выйти к подножию Гималаев.
— Браво, — ответил капитан. — Вот что я называю Индией. Это не то что провинция, где вздыбились города или скучились индийцы, нет! Это страна, где живут на свободе мои друзья: слоны, львы, тигры, пантеры, леопарды, медведи, буйволы, змеи! Там единственная поистине населенная часть полуострова. Вы это увидите, Моклер, и нисколько не пожалеете о чудесах долины Ганга!