— Я ни о чем не пожалею в вашем обществе, дорогой капитан, — ответил я.
— Однако, — заметил Банкс, — на северо-востоке есть еще очень интересные города — Дели, Агра, Лахор…
— Э! Друг Банкс, — воскликнул Худ, — кто же говорит об этих жалких местечках?
— Жалкие местечки! — отозвался Банкс. — Нет, Худ, прекрасные города! Не волнуйтесь, мой дорогой друг, — добавил инженер, повернувшись ко мне, — мы постараемся показать вам все, не слишком нарушая планы охотничьей кампании капитана.
— В добрый час, Банкс, — ответил капитан Худ, — но только с сегодняшнего дня начинается наше путешествие!
Потом он крикнул более громким голосом:
— Фокс?
Денщик прибежал.
— Я здесь, мой капитан, — отозвался он.
— Фокс, приведи в порядок ружья, карабины и револьверы!
— Они в порядке.
— Осмотри заряды.
— Они осмотрены.
— Приготовь патроны.
— Они готовы.
— Все в порядке?
— Все в порядке.
— Пусть все будет в еще большем порядке, если возможно.
— Будет сделано.
— Тридцать восьмой не замедлит занять свое место в списке, составляющем твою славу, Фокс!
— Тридцать восьмой! — воскликнул денщик, и огонь сверкнул в его глазах. — Я приготовлю хорошенькую разрывную пулю, на которую ему не придется жаловаться!
— Иди, Фокс, иди!
Фокс отдал честь по-военному, сделал полуоборот и пошел в арсенал.
Вот каким был маршрут второй части нашего путешествия — маршрут, который не будет меняться, по крайней мере, если не произойдет ничего непредвиденного.
Примерно 75 километров этого маршрута пройдут вдоль берега Ганга, в северо-западном направлении, а затем он круто повернет прямо на север между одним из рукавов Ганга и крупным притоком Гомати. Мы избегнем, таким образом, многочисленных водных препятствий справа и слева от нашего пути и от Бисваха поднимемся до первых отрогов Непальских гор через западную часть королевства Ауд и Рогильканда.
Этот отрезок пути самым тщательным образом разработал инженер, стремясь обойти все трудности. Если возникнут проблемы с углем на севере Индостана, в дровах там никогда не будет недостатка. Что до нашего Стального Гиганта, он сможет свободно двигаться с любой скоростью по хорошим дорогам через самые восхитительные леса Индии.
Около 80 километров отделяли нас от маленького городка Бисваха. Мы решили пройти их с умеренной скоростью в шесть дней. Это позволит нам останавливаться там, где понравится, а у охотников экспедиции будет время совершать свои подвиги. К тому же капитан Худ и его денщик Фокс, к которым охотно присоединялся Гуми, легко могли бы поохотиться, в то время как Стальной Гигант продолжал бы двигаться размеренным шагом. Мне тоже не запрещалось сопровождать их. Хотя, конечно, я не был опытным охотником, но иногда все же присоединялся к ним.
Должен сказать, что с того момента, как наше путешествие вошло в новую фазу, полковник Монро стал держаться менее отчужденно. Мне показалось, что он сделался общительнее вне городов, среди лесов и равнин, вдали от пройденной нами недавно долины Ганга. В этих условиях он как будто вновь обрел спокойствие и ритм той жизни, какую вел в Калькутте. И все же мог ли он забыть, что дом на колесах двигался на север Индии, куда его влек какой-то неодолимый рок? Как бы то ни было, он стал разговорчивее за обедом, а во время послеобеденного отдыха и часто даже на стоянках возобновлял беседы в те прекрасные ночные часы, какие предоставлял нам теплый сезон. Что касается Мак-Нила, то после визита к колодцу Канпура он казался мне более угрюмым, чем обычно. Может быть, вид Биби-Гхара оживил в нем жажду мести, которую он еще надеялся утолить?
— Нана Сахиб, — сказал он мне однажды, — нет, сударь, — нет! Невозможно, чтобы они там его убили!
Первый день прошел без происшествий, о каких стоило бы упомянуть. Ни капитану Худу, ни Фоксу не представилось случая даже прицелиться хоть в какое-то животное. Это очень огорчало всех и было довольно-таки необычным, так что встал вопрос, уж не появление ли Стального Гиганта держало на расстоянии страшных хищников равнин? И в самом деле, мы продвигались рядом с джунглями, где находятся обычно логовища тигров и других хищников кошачьего племени. Ни один из них не показывался. Оба охотника удалялись от поезда на милю-другую, но были вынуждены смириться и брать с собой Черныша и Фанна для охоты на мелкую дичь, доставлять которую ежедневно требовал господин Паразар. Наш черный шеф-повар не видел смысла в иных видах охоты, и, когда денщик говорил ему о тиграх, леопардах и другой малосъедобной добыче, он с презрением пожимал плечами и заявлял:
— Разве это едят?
В тот вечер мы остановились на ночлег под защитой огромных баньянов. Ночь была так же спокойна, как и день. Тишину не нарушал даже рев хищников. Наш слон отдыхал, и его трубный рев не тревожил окружающей тишины. Огни погасли, чтобы ублажить капитана, Банкс не включал электричества, которое превращало глаза Стального Гиганта в два мощных прожектора. Но безрезультатно! То же было 1 и 2 июня. Все было безнадежно.
— Мне подменили мое королевство Ауд, — повторял капитан. — Его перенесли в Европу! Здесь не больше тигров, чем на равнинах Шотландии!
— Возможно, мой дорогой Худ, — ответил полковник Монро, — что на этих территориях недавно делали облавы и звери покинули эти места. Не отчаивайтесь, подождите, пока мы не доберемся до подножия гор Непала. Там вам удастся не без пользы применить ваши охотничьи навыки.
— Надо надеяться, полковник, — отвечал Худ, тряхнув головой, — иначе нам придется перелить наши пули на дробь.
Третьего июня был самый жаркий день из всех, перенесенных нами до сих пор. Если бы дорога не проходила в тени больших деревьев, я думаю, мы бы буквально сварились в нашем доме на колесах. Термометр показывал 47° в тени, и не было ни малейшего ветерка. Вполне возможно, что в этой огненной атмосфере хищники и не думали покидать свои логова даже ночью.
На следующий день, 4 июня, на восходе солнца горизонт на западе впервые покрылся облаками. Мы увидели великолепное зрелище — один из феноменов природы — мираж, который в одних частях Индии называют «сикот», или воздушные замки, а в других — «десасар», или иллюзии.
Перед нашими взорами возникла не пресловутая водная гладь со своими эффектами отражения, а цепь невысоких холмов, на которых возвышались самые фантастические в мире замки, нечто вроде гор в долине Рейна с их древними родовыми гнездами бургграфов. Мы в один миг перенеслись не только в романский период старой Европы, но на пять-шесть столетий назад, в середину средних веков.
Это явление с изумительной четкостью создавало ощущение абсолютной реальности. Да и Стальной Гигант, оснащенный современными приборами, двигаясь к городу XI века, казался мне более неуместным здесь, чем когда он бежал, украшенный султаном дыма, по стране Вишну и Брахмы.
— Спасибо тебе, госпожа природа! — воскликнул капитан Худ. — После стольких минаретов и куполов, после стольких мечетей и пагод она разворачивает перед моими глазами старый город феодальной эпохи с романскими или готическими чудесами!
— Как поэтичен наш друг Худ в это утро! — сказал Банкс. — Не проглотил ли он до завтрака какую-нибудь балладу?
— Смейтесь, Банкс, подшучивайте, насмехайтесь надо мной, — отвечал капитан Худ, — но посмотрите! Вот на переднем плане объекты увеличиваются. Кусты становятся деревьями, холмы превращаются в горы.
— Простые кошки делаются тиграми, если бы здесь были кошки, не правда ли, Худ?
— Ах, Банкс, разве это достойно презрения? Но пусть, — воскликнул капитан, — пусть рушатся мои рейнские замки, разваливается город, а мы возвращаемся к реальности, к простому пейзажу королевства Ауд, где дикие звери не хотят больше жить!
Солнце, переваливаясь за горизонт на востоке, мгновенно изменило игру преломления лучей. Города, как карточные домики, обрушились вместе с холмом, превратившимся в долину.
— Ну что ж, поскольку мираж исчез, — сказал Банкс, — а вместе с ним рассеялось поэтическое вдохновение капитана Худа, не хотите ли узнать, друзья мои, что предвещает этот феномен?
— Скажите, инженер, — промолвил капитан.
— Очень скорую перемену погоды, — отвечал Банкс. — К тому же наступили первые дни июня, а они готовят климатические перемены. Изменение направления муссона приведет к сезону дождей.
— Мой дорогой Банкс, — вступил я в разговор, — мы под крышей и защищены, не правда ли? Так что же, пусть будут дожди! Пусть они будут проливные, все лучше, чем эта жара…
— Вы будете довольны, мой дорогой друг, — ответил Банкс. — Думаю, что дождь не за горами, и мы скоро увидим, как с севером запада поднимутся первые тучи.
Банкс не ошибся. К вечеру горизонт на западе начал дымиться, что указывало на то, что муссон, как это бывает чаще всего, установится ночью. Через весь полуостров нам посылал его Индийский океан, мгла была пронизана электричеством, как огромные бурдюки бога Эола[115], наполненные бурями и ураганами.
В течение этого дня появились и другие приметы, в которых англо-индиец не мог ошибиться.
Вихри пыли крутились на дороге, когда по ней проходил наш поезд. Движение колес, не слишком, впрочем, быстрое, как локомотива, так и вагонов, могло, конечно, поднять эту пыль, но не столь густую. То были, можно сказать, мелкие завихрения, вызываемые приведенным в действие электроприбором. Почву можно было сравнить с необъятным рецептором, в котором электричество копилось в течение нескольких дней. Кроме того, эта пыль окрашивалась желтоватыми отблесками самого странного вида и в центре каждой пылинки сверкал светящийся огонек. В какие-то минуты казалось, что наша машина идет среди пламени — пламени без тепла, но оно ни цветом, ни живостью не напоминало огней Святого Эльма[116].
Сторр рассказал нам, что не раз видел, как поезда бежали по рельсам среди двойной стены светящейся пыли, и Банкс подтвердил слова механика. Целую четверть часа я мог отчетливо наблюдать этот странный феномен через башенные иллюминаторы, где я возвышался над дорогой на протяжении пяти-шести километров. Голая дорога была пыльной, добела раскаленной вертикально падающими солнечными лучами. В тот момент мне казалось, что зной, царящий в воздухе, даже превосходит жар локомотивной топки. Все это было поистине невыносимо, и, когда я спустился вдохнуть немного