луны.
Капитан Худ и я, сидя рядом, больше не разговаривали. Сон, однако, не шел к нам. Что-то наподобие погружения, состояния скорее морального, чем физического, овладело нами под влиянием абсолютного покоя природы, когда думаешь, но не можешь уловить ни одной мысли, когда грезишь, как человек, который не спит, и взгляд несмеженных век пронзает пространство и теряется в каких-то фантастических видениях.
И все же одна особенность удивляла капитана. Шепотом, как говорят всегда, когда все вокруг молчит, он произнес:
— Моклер, эта тишина меня удивляет! Обычно хищники рычат в темноте, и по ночам в лесу шумно. Если не тигры или пантеры, то шакалы никогда не затихают. Этот крааль, наполненный живыми существами, должен привлекать их сотнями, а мы между тем ничего не слышим, ни хруста сухой ветки на земле, ни рычания вдали. Если бы Матиас ван Гёйтт не спал, он наверняка удивился бы не меньше меня и, конечно, нашел бы какое-нибудь особое словечко, чтобы выразить свое удивление!
— Ваше замечание справедливо, дорогой Худ, — ответил я, — и я не знаю, чему приписать отсутствие этих ночных бродяг. Но будем настороже, а то, чего доброго, сами заснем среди такой тишины!
— Будем противиться сну! — сказал капитан Худ, потягивая руки. — Приближается время нашего выхода из крааля.
И мы возобновили разговор, произнося фразу за фразой, прерывая их долгими паузами.
Сколько времени продолжалось это полузабытье, я не мог бы сказать, но вдруг возник глухой шум, который мгновенно вывел меня из сонливого состояния.
Капитан Худ, также стряхнув оцепенение, вскочил на ноги одновременно со мной.
Сомнений не было — этот шум доносился из клетки хищников.
Львы, тигры, пантеры, леопарды, только что такие мирные, сейчас издавали гневное глухое ворчание. Они поднялись на ноги, беспокойно ходили взад и вперед мелкими шажками, усиленно принюхиваясь к каким-то доносившимся до них извне запахам и, фыркая, кидались на железные прутья клетки.
— Что с ними такое? — спросил я.
— Не знаю, — ответил капитан Худ, — но боюсь, не чуют ли они приближения…
Вдруг громкое многоголосое рычание раздалось вокруг ограды крааля.
— Тигры! — воскликнул капитан Худ, бросаясь к дому Матиаса ван Гёйтта.
Но рычание было столь громким, что весь персонал крааля уже был на ногах, и зверолов во главе своих людей появился на пороге.
— Нападение!.. — воскликнул он.
— Я тоже так думаю, — ответил капитан Худ.
— Погодите! Надо посмотреть…
И, не теряя времени на окончание фразы, Матиас ван Гёйтт, схватив лестницу, приставил ее к ограде. В одну секунду он взлетел на верхнюю ступеньку.
— Десять тигров и дюжина пантер! — крикнул он.
— Это будет серьезное дело, — ответил капитан Худ. — Мы собирались охотиться на них, а они явились охотиться на нас!
— В ружье! В ружье! — закричал зверолов.
И все, повинуясь его приказу, в какие-то двадцать секунд изготовились к стрельбе.
Такие нападения хищников нередки в Индии. Сколько раз жители территорий, на которые делают набеги тигры, в особенности жители Сандербанда, выдерживали осаду в своих собственных домах. Такая осада чревата большими опасностями, и часто бывает, что верх берут осаждающие.
Тем временем к рычанию вне ограды присоединилось рычание внутри загородки. Крааль отвечал лесу. Внутри ограды стало невозможно разговаривать.
— К ограде! — закричал Матиас ван Гёйтт, и его поняли скорее по жесту, чем по звуку голоса.
Каждый из нас поспешил к ограде.
В этот момент буйволы, охваченные страхом, заметались, стремясь убежать с места ночной стоянки. Тележки, конечно, не могли их удержать.
Вдруг ворота, которые, несомненно, были плохо заперты, резко распахнулись, и свора диких зверей ворвалась в крааль.
Но ведь Калагани запер ворота, и запер тщательно, как делал это каждый вечер!
— К дому! К дому! — крикнул Матиас ван Гёйтт и понесся к дому, потому что только там можно было спастись.
Но хватит ли у нас времени добежать?
Уже двоих чикари тигры настигли и повалили на землю. Другие, не успевая добежать до дома, неслись через крааль, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие.
Зверолов, Сторр и шестеро индийцев были уже в доме и заперли дверь как раз в ту минуту, когда две пантеры бросились к ним.
Калагани, Фокс и другие, цепляясь за деревья, подтянулись на нижние ветви.
У капитана Худа и у меня не хватило ни времени, ни резвости догнать Матиаса ван Гёйтта.
— Моклер! Моклер! — крикнул капитан Худ, правая рука его была разорвана когтем зверя.
Ударом хвоста огромный тигр свалил меня на землю. Я вскочил в тот момент, когда он повернулся ко мне, и бросился на зов капитана Худа.
Нам оставалось одно спасение — пустая клетка. В одну секунду капитан Худ и я забились в нее и заперли дверь. Это оградило нас от хищников, которые, рыча, бросались на железные прутья.
Сила и ярость хищников, соединенные с гневом зверей, сидящих в соседних отделениях, были таковы, что наша клетка тряслась и раскачивалась на колесах, каждую минуту грозя опрокинуться.
Но вскоре тигры ее оставили и погнались за более легкой добычей.
Какие сцены со всеми подробностями мы видели из-за прутьев нашей клетки!
— Мир перевернулся! — вскричал капитан Худ в ярости. — Они снаружи, а мы — внутри!
— Как ваша рана? — спросил я.
— Пустяки!
Пять или шесть выстрелов раздались из дома, где укрывался Матиас ван Гёйтт. Прямо напротив него бесновались два тигра и три пантеры.
Один из зверей упал, сраженный разрывной пулей, выпущенной, очевидно, из карабина Сторра.
Другие звери прежде всего кинулись на группу буйволов, и бедные травоядные оказались беззащитными против таких противников.
Фокс, Калагани и индийцы, вынужденные побросать оружие, чтобы скорее забраться на деревья, не могли прийти им на помощь.
Однако капитан Худ, просунув ствол карабина сквозь прутья нашей клетки, выстрелил. Хотя его правая рука была наполовину парализована и не позволяла стрелять с его обычной меткостью, ему все-таки удалось подстрелить своего сорок девятого тигра.
В это время ошалевшие буйволы, мыча, бросились через ограду. Тщетно пытались они сопротивляться тиграм, которые огромными прыжками увертывались от ударов их рогов. Одному из них в голову вцепилась пантера и раздирала когтями его загривок, он помчался к воротам крааля и выскочил через них.
Пять или шесть других буйволов, вплотную окруженные хищниками, бросились следом за ним и исчезли.
Некоторые тигры кинулись преследовать их. Те из буйволов, что не могли убежать из крааля, растерзанные, разодранные валялись на земле.
Тем временем раздались новые выстрелы из окон дома. С нашей стороны, капитан Худ и я тоже пытались стрелять как могли. Нам угрожала новая опасность.
Звери, запертые в клетках, перевозбужденные видом жестокой битвы, запахом крови, рычанием своих собратьев, бесновались с неописуемой яростью. А вдруг им удастся разбить свои клетки? Наши опасения были вполне серьезны.
И правда, одна из клеток с тиграми опрокинулась. На секунду мне показалось, что ее стенки не выдержали, и они вырвались!..
Но, к счастью, этого не произошло, и пленники не могли больше видеть, что происходит снаружи, потому что клетка упала на землю зарешеченной стороной.
— Решительно, это уж слишком! — прошептал капитан Худ, перезаряжая карабин.
В эту минуту какой-то тигр сделал невероятный прыжок и когтями ему удалось зацепиться за развилку дерева, где нашли себе пристанище двое или трое чикари.
Одного из этих несчастных тигр схватил за горло, тот попытался сопротивляться, но напрасно, он был мгновенно сброшен на землю.
Подскочила пантера и стала оспаривать у тигра это тело, уже безжизненное, кости его хрустнули, море крови разлилось вокруг.
— Ну, огонь! Огонь же! — кричал капитан Худ, как будто Матиас ван Гёйтт со своими людьми мог услышать его.
А мы, мы ничего не могли сделать в такой момент! У нас совсем не осталось патронов, и мы оказались бессильными зрителями битвы?
Но вот в соседней с нами секции тигр, который старался разбить прутья клетки, сумел, сильно встряхнув, нарушить ее равновесие. Она секунду стояла, пошатываясь, и почти тотчас же опрокинулась.
Слегка оглушенные при падении, мы поднялись на колени. Стенки клетки выдержали, но мы уже не могли увидеть ничего из того что происходило снаружи.
Если ничего не было видно, зато мы слышали! Какой шабаш, какое рычание, скакание в ограде крааля! Запах крови пропитал воздух! Казалось, что битва стала еще более ожесточенной. Что же случилось? Вырвались пленники из других клеток? Напали на дом Матиаса ван Гёйтта? Может быть, тигры и пантеры кинулись на деревья, чтобы сбросить оттуда индийцев?
— И нельзя выйти из этой коробки! — воскликнул капитан Худ весь во власти бешеного гнева.
Так прошла четверть часа — 15 минут, которые показались нам бесконечными.
Затем шум битвы стал мало-помалу затихать. Рычание сделалось глуше. Прыжки тигров, занимавших соседние с нами секции, стали реже. Значит, расправа шла к концу?
Вдруг я услыхал, как дверь крааля с грохотом захлопнулась. Потом послышался голос Калагани, который громко звал нас. К нему присоединился голос Фокса, повторявший:
— Мой капитан! Мой капитан!
— Здесь! — отозвался Худ.
Его услышали, и почти сразу же я почувствовал, что клетка поднимается. Через мгновение мы были освобождены.
— Фокс! Сторр! — позвал капитан; первая его мысль была о товарищах.
— Здесь! — отозвались механик и денщик.
Они даже не были ранены. Матиас ван Гёйтт и Калагани также оказались целы и невредимы. Два тигра и пантера, бездыханные, лежали на земле. Другие звери ушли из крааля, Калагани вновь запер ворота. Мы все были в безопасности.
Ни одному из хищников не удалось удрать во время схватки, и зверолов насчитал даже одного лишнего пленника. Это был молодой тигр, попавшийся в маленькую клетку на колесах, которая опрокинулась на него, под ней его и взяли, как в ловушке.