Паровозик из Ромашкова — страница 12 из 39

Тихон ни на шаг не отставая от проводника, жадно рассматривал все вокруг.

Раздвигая густой колючий кустарник, прижимаясь к шершавым стволам деревьев, они миновали

хищные заросли. По бокам дорогу окружала пюсовая стена обезображенных ракит. Легкий

ветерок трепал седые волосы мха на деревьях. В тусклом луче фонаря, рубившем чернильную

темноту перед собой, изредка возникали силуэты одиноких деревьев. Вязкий, как смола, мрак

пытался всячески избежать встречи со светом, и когда его луч касался темноты, та мгновенно

рассеивалась. Неба не было видно под свинцовой стеной хмурых туч. Где-то над верхушками

низеньких ракит показывался яйцеобразный купол какого-то храма.

На фоне нескончаемых джунглей вдруг показались слетевшие с петель ворота, покрытые

разноцветными пятнами лишайника. Обогнув широкую, двухметровую кирпичную стену, группа

зашагала около высокого бугра, на который старик не обратил особого внимания. Но сталкер

почему-то остановился и, указав рукой на холм, сказал:

– Засекреченное здание. Здесь-то мы и отсиживались, пока припасы были. Проход уже лет

десять как обрушился, выход замурован. Другим путем пойдем.

Он вновь отвернулся и, маневрируя между повалившимися деревьями, ступая по едва заметной

бетонной крошке, через минуту добрался до какой-то конструкции, походившей на

вентиляционную трубу. Впрочем, да. Это она и была. Сняв решетку, сталкер вынул из-за пазухи

«кошку», размотал ее и надежно зацепил за металлический край трубы. После чего скинул вниз

рюкзаки и, не поворачиваясь, сказал:

– Полезешь первый, дождешься нас внизу.

Тихон неуклюже залез внутрь вентиляционной шахты и, мертвенной хваткой вцепившись в трос, принялся осторожно спускаться вниз, упираясь ногами в стены трубы. Гулко приземлившись, он

подергал за веревку, призывая сталкеров лезть вниз. Оба довольно быстро спустились к нему.

Видно, не впервой приходилось тут лазить. Согнувшись в три погибели, Тихон лез по бесконечному лабиринту шахт. Казалось, лабиринт этот не имел конца. Свернув в

очередное ответвление, Тихон уже хотел остановиться, как его одернули сзади. Он полетел вниз, но посадка его оказалась не такой уж и твердой. Его поймали и аккуратно поставили на землю.

Грозная фигура сталкера скрылась в одной из многочисленных подсобок, заполнявших

практически все пространство узенького хода, где он очутился. В подвале было сыро. По стенам

переплетались в узлы многочисленные трещины. В нескольких местах зияли глубокие разломы, запечатанные до лучших времен гнилыми досками, картонной бумагой или же потускневшими от

времени рваными тряпками.

– Где мы? – проснулся в старике дар речи.

– В безопасности.

Тихон обернулся. До этого молчавший сталкер, что замыкал цепочку, оказался... девушкой! Кое-


как обкорнанные волосы, светло-белое лицо, испачканное копотью. Почему-то Тихон был

уверен, что она знала лучи совсем иного солнца. Солнца, греющего в несколько раз слабее, чем

ясное светило Алтая. Он было хотел что-то сказать, но слова сразу же таяли, только появившись

на языке. Старик не знал, что ему ответить, с чего начать. Девушка, заметившая волнение

Тихона, улыбнулась ему. Улыбнулась так ясно, что тот на время вернулся в прошлое, чтобы

найти там нечто похожее, светлое. Такой беззаботной и по-детски доброй улыбки он не видел

давно. Ровно столько, сколько не видел самих людей.

– Сейчас откроют, – пробурчал сталкер, так и не сняв свой противогаз.

Рядом что-то щелкнуло, фыркнуло, зашипело. Стена вдруг стала преображаться прямо на глазах.

То, что старик поначалу принял за часть комнатки, оказалось не чем иным, как вратами. Вратами

в Рай. Да, да... Именно туда. Гермоворота, натужно пыхтя и надрываясь, со скрипом

приоткрывались, излучая тусклый свет. Старик стоял, открыв рот, не смея пошевелиться.

Теперь Тихон мог быть спокоен. Он дошел.

– Добро пожаловать, – девушка взяла мозолистую руку старика и вновь улыбнулась ему. – Пора

открывать для себя новый мир...

СИГНАЛЬНЫЕ ФОНАРИ

Скольких проблем можно было бы избежать, если б люди научились договариваться...

От земли шел пар. Душный, травянистый – как всегда бывает перед жарой. Мокрый березняк

обсыхал на солнце после ливня, накрывшего его рано утром. С тех пор как человечество загнало

себя под землю, природа, наконец, смогла отдохнуть и встряхнуться. Никто уже не разгонял

дожди, не расстреливал тучи, не дымил в небо. Черные, серые, красные в полоску трубы

молчали. Некогда направленные в небо словно дула пистолетов – они год за годом одиноко

чернели и ветшали. Трубы, сбрасывавшие отходы в реки, так же безмолвствовали.

Первые годы на земле шли ливни. С грязной, пенистой и мутной водой уносились прочь все

напоминания о человеке и его бесконечной глупости. Тайфуны обрушились на прекрасные

города Европы, Азии, Америки, сметая на своем пути все, что было плохо закреплено. Вода

подтачивала фундаменты, а ограды в парках ржавели и клонились все ниже.

Именно эти дожди пережидали на заброшенной станции радиомаяков трое случайных путников.

В первые дни после катастрофы, пока живо было еще государство, пока оно продолжало

создавать видимость заботы о своих гражданах – все, кто остались на поверхности, пытались

добраться до лагерей беженцев, плотным кольцом охвативших Москву. В тот момент никто еще

не задумывался – как они будут выживать там, однако сразу было объявлено, что в лагеря

попадут не все, только коренные москвичи. Область пускай спасается как знает. Жители

маленького южного эксклвава Москвы даже и не знали, какой счастливый билет им выпал, потому просто спустились в подвалы.

В таком же неведении пребывали и работники Внуковской станции радиомаяков, которая

представлялась соседским подросткам неприступной цитаделью, и будоражила их умы с раннего

детства. За сплошным бетонным забором в зарослях молодых берез, ветки которых свешивались

на улицу, стояли высокие металлические треножники, на вершинах которых день и ночь

светились красные лампы, а вдалеке, сквозь деревья, можно было различить небольшую

двухэтажную постройку. Все знали, что это маяки, и территория принадлежит ближайшему

аэропорту, но и только.

На маленькой улочке со странным названием «Тупиковая» (над этим названием не потешался

только ленивый), где в мирное время звонко и лихо завывали собаки, теперь лишь уныло

скрипели ворота: через два месяца после катастрофы станцию бросили оба дежурных техника и

сторож. Ждать им все равно было уже нечего: никаких самолетов, никаких сигналов, никакого

эфира. Тишина. Цитадель пала.

***

Трое подростков на каникулах – закадычные друзья, хотя зимой они могут и не вспомнить друг о

друге. Паша, Иван и Олег каждое лето гуляли вместе допоздна, плавали в поросшем тиной

пруду, тайком пили пиво в беседке. В тот будний день родители были в городе, и они остались

одни. Навсегда одни. Поначалу страшно – как без мамы? А что с семьей? А в школу надо или


нет… Отсиживаться решили в подвале пашкиного дома: там его заботливая бабушка хранила

консервированные груши и картошку. Через два месяца они уже смотреть друг на друга не могли

– жить в замкнутом пространстве, видеть каждый день одни и те же лица, одинаковые шутки – от

былой дружбы не осталось и следа. Они и внешне были совсем разными, но раньше это так не

бросалось в глаза, а теперь… Долговязый белобрысый Паша все время наступал всем на ноги; вертлявый Олег, и без того не отличавшийся особым здоровьем, очень скоро простудился и

беспрерывно чихал и сморкался; а Иван день и ночь беспрерывно храпел и присвистывал во сне, мешая своим друзьям. Начались придирки, подколы, нарастало раздражение, может, дело дошло

бы и до драки, если б не дождь. Подвал начало подтапливать, и друзья решили попытать счастья

на станции радиомаяков – наверняка, он укреплен серьезнее.

Им повезло трижды – они без потерь добрались теперь уже до заброшенной станции, нашли там

оставленный техниками сухпай, который те не могли унести на себе, и генератор, который еще

можно было запустить. А еще – крепкие стены и глубокий подвал. Тогда, дождливой осенью 2013

года, они закрыли за собой ворота. Закрыли на долгие пятнадцать лет и не открывали на стук и

крики о помощи. Наверняка в поселке были еще люди, но это был их мирок, их убежище.

Делиться ребята не собирались.

Когда дожди закончились, молчаливая троица попробовала ненадолго вечерами выходить на

поверхность из подвала. Они давно уже не говорили, старались не замечать присутствия друг

друга и торопливо отводили взгляды, если сталкивались. Когда сухпай закончился – стали

собирать и сушить на зиму грибы, благо маяки стояли в молодом березовом лесу, и можно было

минут за пятнадцать насобирать на несколько дней.

Годы шли похожие один на другой, как голубоватая кафельная плитка, которой было облицовано

все здание. Три человека оказались совершенно чужими друг другу, но были обречены каждый

день видеться и монотонно повторять одни и те же действия. Только летом они по старой

привычке как-то оживлялись и ненадолго выходили на поверхность просто так, подышать.

С опаской шагая по скрипучей винтовой лестнице, все трое поднимались на крышу и смотрели

вдаль. Там, за лесом, серели высотки, а еще чуть дальше стоял забытый и никому не нужный

аэропорт Внуково. В старые времена они легко могли дойти пешком до него часа за два. Однако

теперь раздававшийся ночами вой напрочь лишал их желания выходить куда-либо за пределы

маяков. И все же, глядя на такой близкий аэропорт, они не могли не мечтать. Вдруг во Внуково

уцелели люди? Наверняка там было бомбоубежище? Наверняка там можно жить нормально, а не