рассказываю, ты ведь был там один раз, - рассуждал Илья, пока мы шли по платформе.
- Было дело. Но я не поднимался на такую высоту, чтобы можно было окинуть взглядом чуть ли
не весь город, - скептически взглянул я на друга.
- Да не беспокойся ты так, - поспешил успокоить меня Петрович. – На крыше есть специальный
смотровой периметр. Да он, собственно, и есть крыша здания.
На участке путей, который мы проходили, стояла гружёная длинными ящиками дрезина, на
бортике которой спиной к платформе сидел человек в гражданской одежде. Челнок, не иначе. К
транспорту как раз подошли двое бойцов, принёсших один из ящиков, и вскочивший, как будто у
него над ухом из ружья выстрелили, челнок принялся суетливо руководить погрузкой.
- Ну, хорошо. А как там с тварями дело обстоит? – я бросил взгляд на Илью. – Когда я был в доме
в прошлый раз, то особо высоко не залезал, так что не знаю, что там может обитать.
- Я посылал сталкеров проверить… Они там несколько часов провели, говорят, чисто всё. В
общем, с тобой пойдут трое. Ты их знаешь, кстати, не один же раз на поверхность ходил.
Экипировку тебе стандартную выдадут. Вот, в принципе, и всё, - Илья развёл руками.
Я остановился у одного из пилонов. Барельеф на нём изображал какую-то историческую сцену.
Барельефы и художественная лепнина были тщательно сохранены и ухожены, даже несмотря на
то, что станция находилась под прямым управлением армейского руководства. Собственно, не
только Ганза тщательнейшим образом сохраняла художественное оформление станций в его
первозданном виде. Коммунисты с Красной линии с не меньшим прилежанием и упорством, без
устали защищали от разрушения и ветшания, реставрировали по необходимости и охраняли от
возможных посягательств все предметы исторической памяти, что находились в их владениях.
Чего, в то же время, нельзя было сказать о гораздо менее зажиточных или вовсе бедных
станциях, на которых о каком бы то ни было оформлении не было и речи: все элементы декора
постепенно ветшали, покрывались копотью от чадящих костров, исписывались непечатными
выражениями или попросту скалывались.
Отвернувшись от барельефа, я посмотрел на Илью и, взвесив в голове всё услышанное, проговорил:
- В таком случае, я пойду туда днём. Причём, мне нужна облачная или, на крайний случай, пасмурная погода. Всё лучше, чем ночью шастать, да и видно тогда ничего не будет.
- А если придётся ждать больше двух дней? – озадаченно изрёк Петрович. – Как тогда быть с
твоим отъездом?
- Не беспокойся на этот счёт. В случае чего, отправлюсь попозже.
Удобный момент представился на следующий день после нашего с Петровичем разговора.
Пробудившись после беспокойной ночи, полной неясных и почти кошмарных сновидений, я
лежал на топчане, погружённый в раздумья о предстоящем деле. Было у меня какое-то неясно-
тревожное ощущение по поводу грядущего рейда. Прислушавшись к себе, я так и не смог
выявить конкретную причину такой тревожности. Списав всё на недосып из-за беспокойного сна, я опустил ноги на пол и принялся обуваться, когда брезентовый полог привычно уже
приподнялся, и в проёме входа появилась знакомая фигура в камуфляжной форме.
- Полчаса назад с поверхности вернулись отряд сталкеров Полиса, - с ходу начал Илья. – В
общем, погода не самая подходящая, небо тучами затянуло, и вроде как дождь должен ливануть, но уж солнца-то точно нет, Слава Богу. Так что собирайся, другого момента может не
представиться.
Собирая в рюкзак необходимые вещи и облачаясь в сталкерский комбинезон, я размышлял.
Размышлял о том, есть ли у нас, жалких остатков когда-то могучего человечества, шанс. Шанс
когда0нибудь вернуться на поверхность, выйти из своих нор, не одевая для этого специальные
комбинезоны, не натягивая поверх лица противогазы или респираторы.
Как там сказал Илья? Слава Богу? А где этот Бог сейчас? Где был, когда весь мир, треща по
швам, разваливался на куски? Если он есть, почему не поможет своим творениям в критический
для них момент?
А с другой стороны, с какой стати?! Разве не люди виноваты в своей теперешней участи? Разве
не они собственными руками привели себя к такому печальному концу? Сказал же кто-то, что
апокалипсис – это зло, обернувшееся против себя самого. Так достойны ли мы помощи, заслужили ли шанс после всего, что натворили?
Но все ведь были такие… Большинство из нас хотели просто жить, радоваться каждому новому
дню, проведённому рядом с любимыми. И лишь единицы, возомнившие, что могут вершить
судьбы миллионов, были по-настоящему виновны в случившемся. Это из-за них наша жизнь
стала больше похожа на существование, из-за них мы вынуждены были забиться в свои
крысиные норы, спрятавшись от солнца, теперь вселявшего в нас ужас.
Никто из нас этого не заслужил… Ни матери с детьми, не успевшие вовремя добежать до убежищ, ни старики, навеки оставшиеся прикованными к своим постелям. Ни загнанные под землю отцы, матери, сыновья и дочери, потерявшие в одночасье родных и вынужденные жить с этим всю
оставшуюся жизнь. Ни Миша, мечтающий в подарок получить рисунок города, в который он вряд
ли когда-нибудь поднимется…
Так есть ли шанс?
- Ну что, готов? – Илья, увидев, что я почти собрался, двинулся к выходу из брезентового
жилища.
Кивнув, я закинул собранный рюкзак на плечо и вышел из палатки.
Пройдя по платформе в конец зала, мы подошли к гермозатвору, у которого нас ждали трое
сталкеров, смутно знакомых мне по предыдущим вылазкам. В последний раз проверив
снаряжение, мы приготовились к выходу. Скрипя на разные лады, открылся гермозатвор, и я
первым ступил на ступеньки ведущего вверх крайнего левого эскалатора.
- Удачи… - донёсся сзади голос Петровича.
Выход из наземного вестибюля станции смотрел в сторону Московского зоопарка, вход в который
находился через дорогу. Собственно, зоопарком его можно было назвать с большой натяжкой.
Теперь он больше напоминал непролазную лесную чащу. Когда0то там находился Большой
Пресненский пруд, превратившийся сейчас в болото или вовсе пересохший.
Но самой пугающей чертой этой жуткой территории была неестественная для таких мест
абсолютная тишина. Из чащи не доносилось ни единого звука. Лучше уж самое
душераздирающее рычание, чем эта замогильная тишина. Но это впечатление было обманчивым.
Не один раз от знакомых сталкеров я слышал истории о пропавших рядом с зоопарком людях.
Причём пару раз нашлись свидетели, видевшие, как утаскивали товарищей, но вразумительно
объяснить, что это были за твари, они не могли. С тех пор территорию зоопарка старались
обходить за несколько сотен метров, а сталкеры с окрестных станций не выходили на
поверхность меньше, чем по четверо. Гиблое это было место.
Стараясь не задерживаться, мы повернули направо, на восток. Представшая взгляду картина
завораживала: впереди, возвышаясь над превратившимся в безликие развалины городом, словно
маяк над крутыми скалами, в небо вздымалось неимоверных размеров здание. Оно имело тем
более мрачный вид, что всем своим обликом напоминало средневековый замок. Плывущие
вверху тучи, словно касавшиеся своими свинцовыми туловищами шпиля здания, только
усиливали общее гнетущее впечатление.
Здание, строившееся на века, добросовестно выполняло возложенные на него некогда
обязанности. Раньше я уже видел некоторые из таких высоток, каменными исполинами
застывшие в разных частях города, и каждый раз, разглядывая их величественные очертания, я
испытывал настоящий благоговейный трепет.
Смотровой периметр я разглядел сразу: огромные, выполненные в виде арок, окна говорили
сами за себя. Что-то в них мне не понравилось, но чтобы выяснить все нюансы, необходимо было
подняться наверх. Ближний к нам угол периметра был частично разрушен одной из четырёх
обрамлявших его башенок, которая под воздействием какого-то неизвестного фактора как бы
провалилась внутрь. Конечно же, не все из сталинских гигантов сохранили свой первоначальный
архитектурный облик. Время неумолимо, и насколько бы долговечными ни были эти памятники
прошлой жизни, когда-нибудь и они канут в вечность. Махнув рукой, указывая направление
движения, я первым двинулся вперёд.
До здания добрались без особых приключений, соблюдая все возможные меры предосторожности
и не встретив на пути ни единой живой души. Лишь далеко на севере мелькнула на фоне
сгущающихся туч огромная крылатая тень и тут же пропала из виду. Да из-за домов на западе
донёсся леденящий душу жалобный рёв какого-то огромного, судя по звуку, существа.
Подъём наверх занял некоторое время, но особых препятствий мы не встретили, благо внутри
здание было таким же целым, как и снаружи. Видимо, сказывалась близость зоопарка с его
таинственными обитателями, лучше всяких запоров отпугивающих отряды сталкеров.
На одном из последних этажей я сменил противогаз на респиратор, чтобы удобнее было
заниматься делом. Вскоре мы добрались до смотровой площадки, представлявшей собой
галерею, идущую по периметру здания. Здесь было немного прохладно, но не настолько, чтобы
можно было замёрзнуть, благо комбинезон справлялся со своими обязанностями. Пол, покрытый
остатками рубероида, был усеян обломками той самой башенки, которая, как я и предполагал, провалилась сквозь крышу площадки. Образовавшийся завал достигал крыши галереи.
Присмотревшись, я понял, что мне не понравилось в арках оконных проёмов: они имели слишком
большую толщину, из-за чего осмотр города можно было осуществлять, лишь подходя по очереди
к каждому из окон. Мне же для выбора нужного ракурса не помешала бы полная панорама