кормили, но… Гельмут хотел большего, рано или поздно настанет старость, руки ослабнут, не
станет от него толку как от солдата. Что тогда? Если усидит у власти Истомин - пенсия. И то если
позволит бюджет. Если придёт к власти кто-то другой - прогонят на все четыре стороны. Точнее, на одну - больше идти было некуда.
Но главное – большего хотела Ира. Она страдала от полуголодной жизни в метро, от постоянных
опасностей, от полной безнадёги. И немец решил: я должен туда дойти. И с немецкой
серьёзностью подошёл к проблеме.
Месяц спустя, он пришёл к начальникам станции и в самых убедительных выражениях доказал
преимущество касок образца вермахта над теми, что носили севастопольцы, особенно напирая на
защиту шеи.
Гельмут был так красноречив, что и Владимир Иванович, и Денис Михайлович признали его
правоту. Вопрос был лишь, где их столько взять? И тогда Гельмут, работавший «немцем» на
Мосфильме вспомнил, что там была прорва всякого реквизита, касок в том числе, самых, причём, настоящих. И после долгих обсуждений, Истомин дал добро, тем более, что людей Гельмут не
просил – только патроны (без них в метро, как известно, ни пройти и шагу, а чем их больше –
тем больше и возможности).
И вот, они у цели.
Дверь в подземелье обнаружили легко. Схема, оказавшаяся в руках Гельмута, была верна. Точно
на указанном месте была огромная металлическая дверь. Разумеется, наглухо закрытая.
Увы, сразу стало ясно: такую гранатой не взять. Внимательный осмотр помещений тоже не дал
результатов. Посольство было заброшено давным-давно.
- Ну, - сказал немец, - садимся в засаду. Противогазы снять не выйдет – но что делать. Они рано
или поздно оттуда выйдут или войдут. Тогда мы и представимся.
- Аufassen! – прогудел его товарищ из-под противогаза.
И они стали ждать.
* * *
Они сбежали из Рейха, когда Гельмут понял, что больше жить там он не в силах.
Пока расстрелы были явлением скорее случайным, и притеснение «чёрных» не переходило
границ геноцида, Охриц ещё готов был терпеть… Но чем дальше шло дело, тем яснее становилось
немцу: пора куда-то бежать. А вариантов было не так уж много. Влачить жалкое существование
или стать чьим-то обедом ни ему, ни его друзьям не хотелось. И в рабство попадать тоже.
И потому они бежали на юг по серой ветке. Туда, где за мрачными, полными опасностей
туннелями, за станцией-убийцей «Нагорной» и отвратительным «Проспектом» скрывалась
загадочная, овеянная легендами «Севастопольская». Гельмут не слышал о ней двух одинаковых
историй, но из всего того, что говорили про таинственную станцию, сделал по-немецки чёткий
вывод: им туда. И он, как всегда, не ошибся.
«Севастопольская» приняла их, троих беженцев из Рейха, пусть и не с распростёртыми
объятиями (так тут никого не встречали вообще), но всё же сразу стало ясно – они попали туда, куда надо.
Охриц первым же делом пошёл к Истомину, командиру станции, и честно всё рассказал. Что они
из Рейха, но – не фашисты, что ни в одной казни ни он, ни его девушка, ни «Фридрих-
Вильгельм» участия не принимали. Но что они – неплохие солдаты, и они готовы служить здесь и
сражаться. А Истомин, человек жёсткий, но мудрый, увидел в двух крепко сбитых мужиках
отличную военную силу, а в Ирине – одну из тех, кто подарит станции нового «богатыря». Он
оставил их. И не прогадал.
Конечно, пару раз пришлось услышать Гельмуту, что он «грязная фашистская свинья», но
каждый раз немец, сначала поработав кулаками, а потом – языком, доходчиво разъяснил, почему
он не первое, не третье, а главное – не второе. И с тех пор жизнь их наладилась.
Тут, на «Севастопольской», не было места обману и лжи, предательству и низости. Трусы и
подлецы тут не выживали. Это была станция, где ценилась сильная рука, меткий глаз, честное
слово. У них было всё это. И потому они смогли выжить на «Севастопольской».
А потом случилось событие, нарушившее спокойное течение жизни…
* * *
Как вышло, что они не заметили появления людей – одному богу известно. Оба, и Гельмут, и
Вилли отлично слышали каждый шорох, видели малейшую тень. Они думали, что заметят
приближение любых людей ещё издали!
Но те дали им сто очков форы.
Не прозвучало выстрела, лишь тихий хлопок – Ваня-Вилли вскрикнул и выронил винтовку; рука
его повисла плетью. В ту же секунду раздался второй чуть слышный хлопок – и острая боль
прорезала кисть руки Гельмута, её пробила пуля. Автомат выскользнул из ладони, и в тот же миг
на него наступил огромный шнурованный ботинок, а в лицо Вилли нацелилось дуло пистолета.
- Ich bin… - попытался представиться Гельмут.
- Чё? – последовал ответ.
Затем чьи-то цепкие руки сорвали с Гельмута противогаз, и…
В ту же минуту помещение огласил возглас:
- Твою за ногу! Дитль, да это ж наш фриц!!!
- Как это «наш»? – раздалось из-за спины говорившего, и Вилли заметил, что нападавших
человек пять не меньше.
- Ну, дезертир!
Голос показался Вилли знакомым… А тот, что заговорил сразу после, так и вовсе он слышал
сотню раз. Дитль… Точно, Дитль! Так звали одного офицера Рейха, взявшего себе имя в честь
генерала вермахта. А это были никто иные, как «шталкеры» Рейха. Вот так встретились…
- Точно, Хелмут, предатель хренов!!! – зарычал Дитль.
- Я не предатель. И я не Хелмут, я – Гельмут! – отвечал решительно немец.
И одновременно вслед за этим прозвучало:
- Ты – труп!
И грянул выстрел. Пуля ударила Гельмуту точно в середину лба.
Вилли издал вопль ужаса, и в ту же секунду шнурованный ботинок со страшной силой ударил его
по лицу.
- А это тут наверняка Ваня.
И тут же чья-то рука резко и грубо стянула с Вилли противогаз.
- Он самый! – расхохотался Дитль. – Ну, козёл, как видишь, корешу твоему повезло – легко
отмучался. А вот тебя, скотину, мы донесём до «Тверской» целеньким и невредимым. И вот там, там, дружок, ты узнаешь, что бывает с дезертирами!
- Постойте, - обратился к командиру один из шталкеров, - мы же пришли в бункер! Но как нам
его теперь найти, когда вы потеряли карту?
- Точно! – хлопнул себя по лбу Дитль. – Чуть не забыл! Тогда, Иван, покажи нам сначала, где
бункер! Иначе всё самое интересное будет прямо сейчас.
- Я?! – ахнул Вилли, мигом вспомнивший русский язык. – Да я… Да мы сами не могли туда
попасть!
- Не хочешь товарищей выдавать, - кивнул Дитль, - оно и понятно. Ну, ничего, сейчас
заговоришь.
И неизвестно, чем бы это кончилось, но тут вдруг монолитная грозная дверь чуть скрипнула и
распахнулась, вспыхнул, ослепляя рейховцев, яркий свет, и тут же со всех сторон загремели
выстрелы.
* * *
Вилли не успел понять, что происходит, когда вокруг всё наполнилось ураганной пальбой, криками и отчаянной руганью.
Шталкеров было больше, но фактор неожиданности и фонарь решили всё. Вырвавшиеся из
дверей люди в считанные минуты расстреляли фашистов, потеряв лишь одного, убитого шальной
пулей.
Стоя над распростертыми телами врагов, один из них, сняв шлем, проговорил вдруг на чистом
немецком языке, какой слышал Вилли только от Гельмута:
- Ja, Rudolf… Die Idee mit den Landkarten war erfolgreich. Die Russen sind sert naiv!
- Наконец-то, - подумал, плача от счастья Вилли, - вот они, немцы! Родненькие! Живы, невредимы! Какое счастье!
Он вскочил, радостно закричал, размахивая руками, приветствия…
Ответом ему был запоздалый испуганный крик командира немцев: «Feuer! Feuer! » и дружный
залп всех стволов.
* * *
Лёжа на полу, Вилли чувствовал, как из его тела по капле вытекает жизнь. Стало холодно, и еще
почему-то остро захотелось горячего молока с медом. В кружащемся сознании появилась постель
и лежащий в ней десятилетний мальчик, больной ангиной. «Кусачий» махеровый шарф на шее и
исходящая паром кружка с отбитым фрагментом золоченого ободка. И – ласковый голос:
«Ванечка, сынок! Не упрямься! Пей лекарство…»
Он успел еще увидеть, как настоящие немцы, собрав с тел все, представляющее ценность, и
подняв своего погибшего товарища, удаляются обратно, в загадочную темноту бункера. Коротко
лязгнула металлическая дверь.
- Hilf mir! – хотел крикнуть Вилли, но с посиневших губ сорвалось лишь еле слышное русское:
«Мама!..»
И у мертвого посольства вновь воцарилась мертвая тишина.
Шёл 2033-й год…
МЕМУАРЫ ПРИЗРАКА
Рассказ в трех частях. Грустная история маленькой девочки из Франции, которая волей судьбы попадает в Москву.
Дочитав этот рассказ до конца, вы узнаете кем окажется эта девочка в первой книге Дмитрия Глуховского Метро
2033.
Часть 1. «Рассвет»
Запах свежей выпечки. Как же я его люблю. Это несравнимо ни с чем, когда просыпаешься
утром, вместе с первыми лучами солнца и чувствуешь сладковатый запах круассанов. И голос
мамы, которая зовет к завтраку с первого этажа. Я, вскочив с кровати, неслась, что есть сил, дабы съесть первый круассан нового дня. Мой отец был пекарем и наладил хороший собственный
бизнес. Наша “Boulangerie” располагалась в большой комнате первого этажа, недалеко от
Площади Нации. Это не был магазин-булочная, а всего лишь небольшое окно на улицу, куда
подходили люди, чтобы купить свежеиспеченный багет, но папины круассаны пользовались
большей популярностью. Ему с братом приходилось вставать задолго до рассвета, чтобы к
открытию испечь достаточное количество изделий. Очередь начинала выстраиваться за полчаса
до начала торговли. Вся выпечка уходила очень быстро, буквально, минут за 30-40. Почему все
так любили покупать у нас? Потому что, если человек пришел к нам, то за несколько секунд, он