милиционеры. Это значило, что придется перебираться в другой поезд, если, конечно, его не
выгонят сейчас на улицу, или не заберут в «обезьянник». Вообще-то «обезьянник» было не
совсем плохое место, там стояли лавки, а что еще надо человеку в его возрасте? А какой, собственно, возраст-то был у Арси? То, что исполнилось шестьдесят три года, это он еще помнил.
А вот, что было потом? Сколько он уже бродит по городу, спит в метро и в различных подвалах, Аристарх не помнил. Лет пять, шесть, а может десять, он давно перестал считать дни, недели, года.
Он пошевелился и начал медленно подниматься. Оперся на правую руку, чтобы помочь себе
подняться, опустил ноги с мягкого дивана, и попытался встать.
Левая нога, конечно же, подогнулась, она вообще плохо его слушалась последнее время. Он
опять сел на диван, за что незамедлительно получил очередной тычок резиновой дубинкой, от
стоявшего ближе к нему милиционера.
- Давай, давай, отец, шевели поршнями, - подталкивал его дубинкой хранитель порядка, - хорош
тут народ пугать.
А что народ? У народа дома есть. Вечером разъедутся по квартирам, поужинают, примут ванну, лягут спать в мягкие постели. А он? Уже который год не мылся, не чистил зубы, мыло забыл, как
пахнет. Самому страшно очередной раз штаны снимать, чтобы нужду справить. А что делать?
Живет пока. Все не забирает к себе костлявая. К запаху привык, не чувствует уже. Он вообще
уже мало, что чувствует, разве только тычки, особенно дубинками.
- Иду, иду, не гони служивый, – прохрипел Аристарх, - дай на ноги встать.
Слова получились странные, малопонятные. А как будешь внятно говорить, если говоришь-то
раза три – четыре в день, да и зубов осталось раз, два и обчелся?
Аристарх собрал свои нехитрые пожитки, которые умещались в одном полиэтиленовом пакете.
Там находились: шапка-ушанка, треснувший термос и старый фотоальбом с семейными
фотографиями, который являлся самым большим сокровищем Аристарха. Правда сейчас в пакете
еще лежала заплесневелая горбушка белого хлеба, он нашел ее утром, в урне, рядом с
подъездом дома, расположенного недалеко от входа в метро. Вот собственно и все личные вещи.
Одет Аристарх был в овечий полушубок, под которым можно было угадать неопределенного
цвета рубашку, и старые засаленные брюки, заправленные в резиновые сапоги.
Его седые волосы не знали шампуня и расчески в течение нескольких лет, и являли собой
спутанные, сальные пряди, плавно перетекающие в такую же неимоверно грязную и
свалявшуюся бороду.
Сумев, наконец, подняться, Арси проковылял к дверям электропоезда. Несмотря на час пик и
огромное количество народа в метро, на пути Аристарха не попалось ни одного человека. Завидя
приближающегося бомжа, люди спешно расступались, образуя своеобразный живой коридор, лишь бы случайно не коснуться его своей одеждой.
Выехав на станцию Таганская, поезд открыл двери. Толпа, собравшаяся на перроне, не смотря
на решимость как можно быстрее оказаться внутри вагона и, по возможности, занять лучшие
места, при виде Аристарха грянула в разные стороны.
Он неспешно покинул тесноту вагона и, беспрестанно подгоняемый тычками милиционеров, окунулся в суету перрона.
Выведя Аристарха из электрички, милиционеры посчитали это недостаточным, и все так же
подталкивая его дубинками, погнали к выходу в город.
- Надо бы тебя в «обезьянник» оформить, да воняешь сильно, передохнут все в отделении. –
Пробурчал один из милиционеров. – Давай на выход, и чтоб мы здесь больше тебя не видели!
Поднявшись по эскалатору, грубым пинком Арси отправили за турникеты. Конечно же нога не
выдержала, и, не удержав равновесия, он упал.
Было больно. Но что такое боль? Она уже не первый год безотрывно сопровождала Аристарха.
Зубная боль. Вечные царапины и ссадины. Бронхиальная астма, с частыми приступами удушья.
Затем он неудачно упал на улице, сильно повредив левую ногу. Теперь Арси передвигался
медленно, стараясь, лишний раз не нагружать ее. Нога очень плохо держала вес его тела и
периодически подкашивалась. Он, догадывался, что скоро она вообще может отказать, но пока
работала.
Однако что вся эта физическая боль, когда на сердце лежал гораздо более тяжелый камень.
Когда-то Аристарх был женат. Красавица - жена, ее звали Люба, он фактически боготворил ее.
Самый близкий и родной человек. Они жили душа в душу и со временем родили девочку и
мальчика. Девочке дали имя Галина, а мальчика, он был на два с половиной года младше сестры, назвали Ваней.
Аристарх и Люба работали в одном коммерческом институте, он – преподавателем информатики, она – администратором в приемной комиссии. Жили в четырехкомнатной квартире на Большой
Пироговской улице.
Время было замечательное. По специфике работы практически все лето получалось отпускным, поэтому они старались уезжать из Москвы. Своего загородного дома у них не было, зато они
часто ездили к родственникам, живущим в пермской и смоленской областях. Ну и конечно
старались бывать на Черном море. Семья была дружной и веселой.
Галина окончила школу и поступила в университет на факультет журналистики. А Ванька рос
сорванцом, учиться не хотел, зато имел разряд по самбо и держал в страхе всех местных
хулиганов. Эх, если бы все так же замечательно продолжалось…
Беда подкралась, как всегда, незаметно.
Когда подошло время, Ваня сам напросился в армию и попал в ВДВ. А потом была Чечня. Все, что вернулось в семью - это медаль за отвагу, проявленную при обороне стратегически важного
объекта, письмо с благодарностью за отличного воина и личные вещи Вани. Сам Ванечка
получил новое место жительства, состоящее из шести листов цинка с общим кодовым
наименованием – «Груз 200».
Это известие сильно подкосило жену Аристарха. Сначала она долго болела, затем было два
инсульта, после второго она уже не вставала с постели.
А Галина успешно окончила университет и получила работу репортера в одном из передовых
СМИ. На работе она познакомилась с Антоном, очень приятным молодым человеком, и через год
они поженились. Под это дело было решено продать квартиру на Пироговке, купить двушку в
одном из спальных, окраинных, районов Москвы для молодоженов, однокомнатную для стариков
и оставшиеся деньги вложить в строительство еще одной квартиры, так сказать на будущий
период.
Задумали – сделали. Но на этом удача изменила Аристарху. Строительство дома, в который они
вложили свои деньги, из-за отсутствия договоренности между администрацией города и
военными, на земельном участке которых планировалось строительство, заморозили. Много
митингов было организовано, много слов сказано, много чиновничьих порогов истоптано, но
результат оказался нулевым. Так и остался вопрос подвешенным в воздухе. Деньги не вернули, дом обещали достроить, но когда это будет, сообщить отказались.
Тем временем у Галины родилась дочь, назвали – Надеждой. Это был чудненький, маленький
ребеночек, лучик света в сгущающейся тьме.
Но радость была недолгой. Через полтора года Галина снова вышла на работу и, отправившись в
одну из горячих точек на Кавказе, не вернулась из поездки. Сначала она числилась среди
пропавших без вести, но вскоре ее тело, вместе с телами остальной группы журналистов, нашли
в одном из отбитых у боевиков кишлаке. Горю не было предела. Сильная эмоциональная
нагрузка сказалась и на работе. Аристарх стал рассеянным, преподавал вяло, начал часто
болеть. В итоге ему предложили выйти на пенсию и закончить преподавательскую деятельность.
Связь с Антоном, мужем Галины, он почти не поддерживал. Постоянно приходилось следить и
ухаживать за собственной женой, Любой, которой становилось все хуже. В какой-то момент она
перестала узнавать Аристарха. Несмотря на получение двух пенсионных выплат, своей и жены, денег все равно не хватало. Дорогие лекарства, поддерживающие жизнь в теле Любы, съедали
весь семейный доход за считанные недели.
Ту ночь Аристарх помнил очень четко.
Ему снилось море. Черное море и жена, сидящая рядом на песке. Снова молодая, ослепительно
красивая, пышущая здоровьем. Дети опять были маленькие. Они бегали по мелководью и весело
плескались в набегающих на берег волнах. Было очень весело и легко. Жена много смеялась и
ласково держала его за руку.
- Я всегда буду рядом. – Тихо сказала она, заглядывая ему прямо в глаза – Буду ждать тебя
здесь, мой дорогой, любимый муж. Здесь, вместе с нашими замечательными детками. У нас все
будет хорошо.
Люба ослепительно улыбалась. И ее улыбка наполняла Аристарха такой бесконечной нежностью, что у него непроизвольно выступали слезы.
- Папа, папа! – закричали дети, бросаясь ему на шею, и опрокидывая на спину. – Ты самый
лучший! Ты наш единственный, любимый! Мы будем всегда вместе!
- Но почему вы будете ждать меня? - Хотел спросить Аристарх. - Я же здесь, с вами, я никуда не
ухожу.
Но в этот момент Арси открыл глаза. Он лежал в своей темной, тихой квартире. За окном, плотно
занавешенным шторами, только начинал пробиваться рассвет. Теперь он был один, как-то сразу
понял Аристарх. Прислушавшись, он не различил тихого, прерывающегося дыхания жены.
Поднявшись с дивана, на котором спал, он подошел к постели Любы, и, присев на краешек, взял
ее безжизненную руку, зажав между своих ладоней. Жена уже не дышала.
- Я тебя люблю. – Одними губами прошептал он. – Прощай.
Против ожидания, глаза Аристарха оставались сухими. Он знал, что там, на берегу моря, его
ждут и любят.
Так он и просидел до утра, удерживая холодеющую руку жены в своих руках. И только утром
вызвал скорую.
После этого жизнь для Аристарха потеряла какой-либо интерес, и он запил. Пил много, и