В следующее мгновение где-то выше раздался звук, похожий на тот, что издают две объемные
металлические плиты при столкновении друг с другом. И все посторонние звуки, доносящиеся с
улицы, пропали. Их как отрезало. Аристарх так и сидел на земле, когда сверху спустились три
солдата в противогазах.
- А ты еще кто такой? – Спросил один их них, снимая противогаз.
- Да, я тут, это… - прохрипел Арси в ответ.
- Ну, мужик, ну ты счастливчик! – Второй военный тоже снял противогаз.
- Ребята, что там произошло? – Задал вопрос Аристарх.
- Все, мужик, нет больше там, теперь есть только здесь. – Третий человек, одной рукой снимая
противогаз, второй похлопал старика по плечу и продолжил спускаться вниз.
- Товарищ старшина, - опомнился первый военный, - гражданский на режимном объекте, что
делать?
- Нет больше режимных объектов, Егоров, - старшина, не оглядываясь, спускался по лестнице, -
теперь это наш новый дом, ограниченный гермоворотами. Мы единственно выжившие здесь.
Пусти его.
Таким образом, Аристарх остался жить на складе. Позже он узнал, что город попал под ядерную
бомбардировку и выжить смогли только люди, по случайному стечению обстоятельств
оказавшиеся в метро. Со временем Арси завел привычку сидеть в перегоне между Таганской и
Курской, куда выходила дверь склада, одаривая проходящих мимо людей, находящихся совсем в
бедственном положении, едой и одеждой.
Именно там он и повстречал Антона, бывшего мужа своей дочери. Он плелся среди понуро
бредущей толпы людей, придерживая за руку девочку лет восьми – девяти.
- Антон Львович! – Позвал Аристарх. – Антон!
Антон не сразу обратил внимание на сидящего у стены старика.
- Аристарх?! – Поморгав, спросил он. – Аристарх Семенович?!
Антон подвел девочку к старику.
- Папа, кто этот дядя? – пролепетала девочка. – Я его боюсь!
- Не бойся, милая, - Антон взял девочку на руки, - это твой дедушка, папа твоей мамы.
- Веры? – Не понимая, спросила та. – Нет, дорогая, настоящей мамы, Гали.
Оказалось, что во время бомбардировки Антон с Наденькой возвращались с дачи, и как раз
находились в метро, что и спасло им жизнь. Что случилось с Верой, остается только
догадываться. Она ждала дачников дома.
- Ты прости меня, Аристарх Семенович, - склонил голову Антон.
- За что это? – Не понял Аристарх.
- Ну, что не смог помочь тогда.
- Помоги мне подняться, - закашлялся Аристарх, - мне надо кое-что тебе показать.
Ковыляя и постоянно кашляя, с помощью поддерживающего его Антона, Аристарх доплелся до
незаметного входа в хранилище.
- Хочу, чтобы у Наденьки было будущее, - прохрипел Арси, - это мой подарок.
Он отворил дверь и пригласил внутрь первых за все время сторонних посетителей.
А ночью он снова был на берегу моря. Овеваемый теплым ветерком, стоял в набегающих на
берег волнах. Солнце, садящееся за горизонт, и бросающее последние лучи на землю, светило
прямо ему в лицо, мешая рассмотреть приближающиеся силуэты. Их было три. Его любимая жена
и детки. Дети, первыми подбежали к Аристарху.
- Папа! Папа! Мы скучали! – Прыгали они вокруг отца.
- Я тоже! – Подняв на руки Ванечку, и обняв за плечи вставшую рядом Галку, он добавил –
Очень скучал!
К ним подошла Люба. Она снова была молода и красива. При взгляде на нее у Аристарха, как
всегда, учащенно забилось сердце.
- Мы долго тебя ждали, - тихо сказала она, обнимая его и детей – ты уже готов остаться?
- Да! – Твердо ответил Аристарх. – Теперь я готов остаться с вами!
Счастливая компания, обнявшись, стояла и молча, наблюдала за садящимся в море солнцем. На
душе Аристарха было легко от осознания, что они больше никогда не расстанутся!
ЯДЕРНОЕ ДЕТСТВО
Одна из трагических историй, увиденная стенами постъядерного Санкт-Петербурга о маленьком долге, цена
которому - жизнь.
«Я найду его. И верну. Под конец жизни чего терять? Оно пропасть не могло, я до сих пор
помню, куда его спрятал…»
Глубокий вздох – и шаг вперед. Петербургское небо, окрашенное в темно-стальные тона с
синеватым отливом, встречает вышедшего на поверхность человека тихими подвываниями ветра
в близлежащих руинах домов и накрапывающим дождем.
Остовы подземного выхода из вестибюля этой станции медленно остаются позади. На
химзащитном комбинезоне уже поблескивают прозрачные капельки дождя, которые, скатываясь
вниз, оставляют на костюме почти незаметные грязноватые дорожки. Человек, поудобнее
перехватив небольшой рюкзачок, неспешно направился в сторону трамвайных путей, представляющих из себя жалкое зрелище: две, словно насквозь проржавевшие узкие полоски с
отсутствующими фрагментами. Слева от подземного выхода высится разрушенная громада –
торговый центр. Цокольный и первый этажи остались в неплохом состоянии, а вот выше остатков
второго этажа – лишь железобетонные скелеты, еще издающие призрачные тонкие звуки
бьющегося стекла. Мало ли, кто там, наверху, сейчас хозяйничает. Да и неважно это. О, а вот и
трамвай, одиноко замерший на путях навсегда. Некто превратили его в подобие хорошо
укрепленной боевой точки: обшили листами железа, сделали амбразуры, вместо заднего стекла, видимо, поставили пулемет – видна куча разбросанных гильз. Вобщем, превратили
недействующий городской транспорт в стальной бункер на колесах…да вот только там, где у
трамвая находились задние двери теперь лишь рваная пробоина, заляпанная засохшими пятнами
крови. Выходец из подземного мира подошел ближе, даже не боясь. Заглянул внутрь трамвая. На
голову в противогазе слепо смотрел расколотый человеческий череп, а рядом валялись
разодранные остатки вещей. Сорванный противогаз, порванная трубка от него же, растерзанные
куртка и рюкзак, да много еще чего…не было только оружия. Вот, люди…нет бы, похоронить
останки по-человечески, так нет, нужно обобрать мертвого и оставить там, где умер. Такие
сейчас принципы. Они во все времена менялись, но основы вечны. Интересно, а как погиб
автоматчик?.. Противогаз так же, как и череп, слепо смотрел круглыми окулярами на останки
бойца. Ого, да тут даже в крыше дыра…человек поднял голову, смотря на эту пробоин. Дождь, ненавязчиво накрапывавший всё это время, усилился. Тихая мелкая дробь выбивала ритм
вымершего города по асфальту и железным частям трамвая. Метровец отошел от бронированного
короба с номером «47» и огляделся: дома с выбитыми стеклами. Разрушенные и разграбленные
пустые коробки магазинчиков с трещинами, перевернутые и обугленные ларьки, битое стекло, разверзнувшийся асфальт…жизнь потеряла яркие цвета, отдав весь колорит ослепительно
белоснежному ядерному взрыву. Всё потускнело, изжило себя. Апатия, тоска, грусть – всё это
нынешний Петербург. На душе у жителя метро заскребли кошки. Хотя, не кошки даже, а большие
крысы. «Почему всё так?» - думал он, глядя на жухлый, маленький листик, гонимый ветром по
разбитой дороге. «Вот так и каждый из нас. Вроде существуем, но ведь не живем, а просто идем
дальше по искалеченной судьбой дороге», - вздох. Деревья всё еще сбрасывают листву, хотя они
должны были погибнуть. Покачав головой, фигура мужчины направилась дальше по дорожке
между рельсами.
Мимо проплывали брошенные человеческие жилища, ставшие общей могилой для тех, кто не
успел спастись в подземном убежище. Остовы машин с частями скелетов внутри, перевернутые
мелкие постройки непонятного назначения, скрюченные деревья, опавшая сухая и рыжевато-
коричневая листва, которая иногда словно подскакивает, подкинутая ветром, и шуршит. Вот она, музыка разрушенного города: мелодия шуршания листьев, ритм дождя, рвущее сердце на части
завывание ветра в том или ином пустом подъезде, капание дождевой воды с грязных детских
площадок, на которых уже никогда не будут шумно играть дети; и взрослые, которым никогда
больше не суждено пройтись с коляской по площадке или посидеть на скамейке. Минутная
остановка. Оглядывая отрывок пейзажа, выходец из метро заметил движение вдалеке. «Стая
собак…а вон и летящая точка далеко на небе. Сейчас отдохну, и идти надо», - мужчина присел
на железную конструкцию, напоминающую покореженную остановку. Неспешно снял рюкзак, достал флягу, приподнял противогаз и сделал несколько глотков – питьевого клапана у метровца
не было. Создавалось впечатление, что точка на небе патрулировала небесное пространство, кого-то выслеживая. Вполне возможно. Совсем недалеко послышался лай, усиленный эхом
пустых и бесхозных дворов. Пора уходить. Убрав флягу в рюкзак, человек ускорил шаг. В
постъядерном городе точно есть душа. По-своему притягательная, но капризная и таинственная.
Кому-то она позволяет найти свою цель наверху, кого-то она убивает на пол пути к цели, кормя
кошмарных порождений ядерного удара. Городу незачем уничтожать тех, кто заперся в
железобетонном лабиринте – люди сами перегрызут друг друга, если не опомнятся. А даже если
и объединятся во имя выживания – то, что потом? «Что будет через много лет, когда меня не
станет? Смогут ли остатки человечества медленно, по крупицам вернуть былое величие
цивилизации человека, или же люди создадут что-то новое на месте останков их прежнего дома?
Выберутся ли на поверхность для повторной колонизации? Или просто перережут и перестреляют
друг друга? Я этого точно не узнаю», - тяжело дыша, путник замедлил шаг. Постояв с минуту, он
медленно выпрямился.
«Ну, вот я и дошел», - губы мужчины под противогазом тронула едва различимая тень улыбки.
Спустя некоторое время он добрался до темно-красного О-образного здания, покрытого
большими, змеящимися черными трещинами, в одну из стен которого впился синевато-зеленый