класса, упавшие картины. В воздухе даже пыль не витает. Аркадий обвел взглядом пустой класс.
На улице громыхнуло так, что от неожиданности путник вздрогнул. На стене висит потемневшая
меловая доска с железной рамой. «Надо же, не упала…так, вроде вот тут», - он снял перчатку и
пошарил пальцами пространство между доской и стеной, ощутив холод бетона и трение о слой
пыли и мелкой крошки. Пусто, пусто…ага, вот! Шершавая неровная бумага. Аркадий зацепил её
пальцами и подтянул к себе. Желтоватый и слегка мятый конверт шлепнулся на пол. Чуть
дрожащей рукой мужчина посмотрел на написанное на лицевой стороне: «Аркаша, ты знаешь, кому передать. Б.»
«Вот он, конверт. Всё. Я нашел его. Теперь пора обратно…»
- Не спеши. Давай поговорим, я тебя сто лет не видел. А ты торопишься.
– голос, опять отраженный причудливым, но пугающим эхом прозвучал слева. Аркадий резко
повернул голову на источник звука и отшатнулся, судорожно сжимая конверт. За первой партой, в черном пиджаке и голубой рубашке сидел его друг. Окуляры противогаза как назло именно
сейчас запотели, но Аркадий знал, что это он. Чтобы протереть стекла, нужно было снять
противогаз, но это было опасно.
- Боря?.. Я тебя не узнал.
- Ну еще бы. После Удара ты никого не узнаешь. Ты, спустя столько лет, всё таки решил
выполнить мою просьбу в восьмом классе…помнишь, да? Как было всё отлично! А, не-не-не, не
всё. Ты ж не сразу письмо-то моё взял, а решил запрятать. Я вот спросить тебя хотел, почему?
Да, мне Гришка рассказал. Помнишь Скобенцова, да?
- Я…я не знаю. Может, я предчувствовал то, что твоя просьба и будет моей жизнью? А? А ты…ты
знаешь, что она выжила? Что она на Невском живет?
Боря язвительно передразнил Аркадия, с раздражением, какое имел еще при жизни:
- «Предчувствовал!»…Тоже мне, ясновидец херов. Знаю. Повезло тебе, ты можешь поговорить с
ней. Ты выжил, урод. А я тут здесь, вынужден видеть наших учителей и друзей. Ты не знаешь, КАКИМИ я их вижу. А ты, ты!.. Ты можешь её видеть, можешь к ней прикоснуться…а я нет. Даже
мои кости, тьфу ты, мой прах, мой гребаный прах никто не станет доставать из того места, где он
лежит! Даже по-человечески сдохнуть не могу!
Размытый силуэт встал с места и подошел к Аркадию. Сквозняк, так драматично хлопнувший
вдалеке еще одним стеклом, заставил пробежать по спине холодок. Повеяло чем-то могильным.
Голос, такой узнаваемый, стал угрожающим шепотом:
- А ты знаешь, что тут, в этом районе, находится радиоактивный источник? А ты ведь облучен, да? Всё таки получишь по первое число, совсем уже скоро. Нечего было выпендриваться и
соваться куда не надо! Понял?!
Аркадий знал, что Борис имеет в виду те случаи с вылазками на поверхность незадолго после
катастрофы. Как раз тогда, когда сталкеры метро исследовали поверхность и составляли карту
опасных точек, он заработал свою дозу. И знал, что осталось ему недолго.
- Да понял я, - глухой голос звучал твердо. – Понял. Двадцать лет меня мучила твоя просьба.
Двадцать лет я вспоминал, что же меня гложит. И увидев её, я все вспомнил. Она как
выключатель, как провод, замкнувший во мне память…и я пришел сюда. Чтобы выполнить твою
просьбу, потому что много лет назад, в восьмом классе, тебе не хватило смелости сказать ей о
своих чувствах. Ты боялся. И вот теперь, когда мира уже нет, а осталась кучка людей в метро, а
моя жизнь подходит к концу – ты злишься на меня за свою трусость. Я услышал то, что хотел. И
выговорился. Прощай, я помню о нашей дружбе. – Аркадий надел перчатку и вышел из пустого
класса. Идя по коридору в сторону лестницы, он слышал, что ветер, ворвавшийся в разбитое
окно кабинета словно бы прошептал: «Спасибо…». И стих, оставив идущего по пустой школе
человека наедине со своими мыслями и похрустывающими шагами. Метровец, для которого
беседа с давно погибшим другом являлась чем-то вроде удара фонарем по голове, был погружен
в тишину школы. Незаметно для себя он начал подпевать мелодии, любимой песне детства –
«День Победы». Учитель музыки, пенсионер, виртуозно владел игрой на пианино. Аркадий
вспомнил, что он с Борей всегда оставался после урока музыки, чтобы послушать фронтовые
истории и взять пару текстов песен военного времени и выучить их. Просто так, воздавая дань
уважения не только учителю-ветерану, но и в память о тех днях. «Если бы потом, после нас, -
думал Аркадий, слыша тихий клавишный мотив. – сочиняли песни…о чем бы они были?»
Мелодия. «День Победы» тихо играет здесь, вот тут, в кабинете справа, дверной проем которого
забаррикадирован упавшим тяжелым шкафом…надо идти отсюда, да поскорее. Творится тут что-
то нечеловеческое, да и почему именно «День Победы»? Житель метро, на которого и так
сегодня свалился, как кара небесная, груз сегодняшних событий, опасался завязнуть в
воспоминаниях детства. Всем внутренним существом он хотел вернуть прошлое, но боялся
утонуть в буре эмоций, в воспоминаниях юношества, беспощадно выжженного атомным взрывом.
Всё его прошлое – всего лишь радиоактивный пепел. Не более того. А пепла, как он думал, может быть много, и упасть в него, утонуть – раз плюнуть. Ускорив шаг, Аркадий прошел мимо
класса ОБЖ. «Ну что ж, вот тут нам и давали то, что пригодилось сейчас в большей степени.
Русский, литература…что будет с языком и книгами, написанными на них? Кто будет писать и о
чем? Как будут расти дети? На сказках о радиации и мутантах?» - путник снова горько вздохнул.
На языке вновь появился привкус железа, а в голове проявился, как тот дневной туман, образ
его жизненной миссии. Идти и искать останки друга – а зачем? Аркадий не видел смысла. В
голове щёлкнуло, и он понял, что есть один из новых принципов жизни в подземелье: «Не делай
ничего бессмысленного.» А ведь верно. Рациональный подход к жизни сложен, но он незаменим
в условиях теперешнего туннельно-станционного существования. А как иначе? Фонари, оружие, грызня за еду и так далее.
Мужчина спустился вниз, тяжело дыша – пора было менять фильтр. Быстро, по мере
возможностей, проделав нехитрую операцию он, наконец положил письмо в рюкзак. Сидя на
крыльце, он заодно приметил, что окуляры вновь стали ясными, а дождь чуть-чуть утих, повернув видение школы в лучшую сторону: всё стало менее пугающим. Словно бы старая, жуткая, уродливая женщина вдруг оказалась мудрой и холодной, но осталась непонятой.
Сегодняшний день, такой же безымянный, как и остальные, был другим. Он переменил Аркадия в
корне. Даже после всемирного уничтожения человека человеком, школа, даже будучи мертвой, дает свои последние уроки.
Снова дорога в метро, кажущееся таким теплым, таким родным. Окуляры из-за слабого, болезненного света с неба, слегка отражают ржавые рельсы, такие же ветхие, как и жизнь
каждого из нас. Аркадий с одышкой делал много остановок. Голова кружилась, мутило, да еще
усилившийся привкус кислого железа... Но воля его не подвела. Вот и подземный переход.
Спускаясь по лестнице, держась за шершавую стенку, Аркадий шатаясь прошел вестибюль и
заграждения, назначение которых он уже не помнил. Дежурившие два автоматчика в выцветшем, бледно бежевом пространстве перед эскалаторами увидели падающего на колени человека в
химзащите. Пара контрольных вопросов – пара нечленораздельных ответов. Подхватили на руки, спустили медленно вниз. Положили на пол платформы, рядом с костром, чуть поодаль от
эскалаторов. Подбежавшие мужики с дозиметрами отшатнулись, как от чумного – приборчики
просто трещали, грозясь вот-вот взорваться от перенапряжения. С одной из самодельных
лавочек, нервничая всё время до этого, как птица, завидевшая беспомощного птенца, волнительно сорвалась худая женщина, с серебром в красивых, коротких каштановых волосах.
Подлетев к лежащему на земле Аркадию, она, с полными тревоги глазами беззвучно задала
вопрос. Аркадий медленно, не без помощи снял маску противогаза. Лица окруживших человека с
поверхности разом побледнели. У тех, кто помоложе, выступили на глазах блестящие в свете
станционного костра капли, а руки непроизвольно сжали автоматы.
Мужчина с узким лицом и довольно острыми чертами, примерно тридцати девяти лет был
полностью седой. Даже с морщинами вокруг серых глаз, губ и носа. Он шепотом попросил
рюкзак. Женщина, по щекам которой катились слезы, судорожно схватилась за рюкзак, нервно
открыла его и поднесла Аркадию. Он, опустив руку внутрь, поморщившись, с усилием вынул
конверт и протянул женщине. Та прижала его к груди и, убрав под курточку, обняла лежащего, оставив на своих руках грязные дождевые разводы, смешавшиеся с её капающими на
химзащитную куртку слезами под понимающие и горькие взгляды жителей Комендантского
Проспекта. Аркадий улыбнулся, проницательным взглядом посмотрев на женщину, услышав её
огромную благодарность без слов. Ей не нужно было говорить. А он…он понял, что хочет
вернуться обратно, в ту школу. В метро у него не было тех друзей, каких он услышал или увидел
в виде призрачных фантомов. Он был сильно облучен еще много лет назад, а сегодняшний выход
добавил еще не одну сотню рентген, оставив ему считанные минуты жизни. Снаружи снова
пошел ливень. В станционной тишине трещал костер.
Аркадий, уже не чувствуя тела понял, что его больше ничто не гложит, и что он хочет быть
вместе с его ядерным детством и выжженными атомным пеклом воспоминаниями, хочет быть с
ними там, наверху.
СПРУТОБОЙ
Особенности подводной охоты после конца света
Базарный день заканчивался, когда к Антону приблизился незнакомец с явным намерением
заговорить. Это был низенький, сутулый человечек, с неприметным лицом.