Может, последовать совету Карстена и не ложиться в Желтой комнате? Как ни досадно признаваться, но он нагнал на меня страху. Впрочем, ему по долгу службы положено пугать людей, и не исключено, что он просто проводил на мне эксперимент. Нет, это позорная трусость. К счастью, что я мысленно хорошо настроился по дороге из Лиллесанна, и теперь это пошло мне на пользу. Я должен доказать самому себе, что я не тряпка, а решительный человек и могу осуществить то, что задумал. Необходимо воспринимать предстоящую ночь как испытание на прочность.
Насвистывая «Марсельезу», я начал демонстративно убирать гостиную. Все надо было привести в порядок: подсвечник поставить на каминную полку, вымыть пепельницу, вытереть пыль… Позже я зажег керосиновую лампу и сел в кресло с книгой, но не с легкомысленным Вудхаусом, а с серьезной книгой, воспитывающей волю, драмой Ибсена «Бранд».
Однако чтение продвигалось туго. Я то и дело отвлекался от этой жемчужины норвежской литературы и оглядывал большую комнату, в которой тени сгущались с каждой минутой. Воображение работало вовсю: мне чудились страшные видения, как будто примчавшиеся сюда на помеле. Почему мне знакомо описание корабля-призрака, о котором говорил Тённес Тубиасен? Ах да, он же как две капли воды похож на модель корабля, что висит в моей комнате. Странно… Что-то скрипит. Да ведь это старое дерево скрипит при изменении температуры. Надо взять себя в руки и читать дальше. Где я остановился? Неужели все еще на первой странице?
Наконец я заставил себя прочитать первые два акта и взглянул на часы. Половина одиннадцатого — пора ложиться. Я отложил книгу, громко зевнул и решительным шагом направился в комнату капитана.
Переступив порог комнаты, я вздрогнул от ужаса: на меня шел высокий человек с коптящей лампой в руке. Проклятое зеркало — нервы мои совсем расшатались. Свет лампы трепетал на старых картинах, изображавших пышнотелых женщин в соблазнительных позах, из-за фосфорно-желтых обоев и неяркого света в этих фигурах мерещилось что-то дьявольское. Моя тень упала на узкую кровать, показавшуюся мне открытым гробом. Внутренний голос опять шепнул мне: «К чему тебе все это? Иди и ляг у себя в комнате!» Но мое внутреннее «я» отвечало: «Слово есть слово, и мужчина должен его держать». Черпая силы в непреклонности ибсеновского Бранда, я переоделся в пижаму.
Воздух в комнате был тяжелый, и я открыл окно. Ночь была ветреная, небо обложило тучами, и по земле стелилась мохнатая мгла. На море белели сгустки тумана. Я опять услышал голос далекого ревуна, который сливался с шумом прибоя, казалось, будто пустынная природа подает свой голос. Хорошо, когда в такую ночь у тебя есть крыша над головой.
Я проверил пистолет Арне и положил его так, чтобы он был у меня под рукой. Потом погасил лампу и лег. Через минуту я уже крепко спал. Возможно, точно так же спят люди и в домах, которые через несколько часов рухнут от землетрясения, воспламенятся от молнии или будут сметены обвалом. Если б нам дано было угадывать будущее хотя бы на пять минут вперед, мы погибли бы от бессонницы.
Не знаю, что разбудило меня: то ли звук, то ли необъяснимый инстинкт. Подсознание забило тревогу, и красный сигнал опасности вспыхнул в моем сне: проснись, Пауль! Проснись! Только что я бежал вверх по темной лестнице из подвала, чтобы вырваться на свежий воздух, добежал до двери… Тут я открыл глаза и спросонья оглядел комнату. Я не сразу сообразил, где нахожусь, потом вспомнил и машинально посмотрел на зеркало.
В просвет между тучами выглянула луна, зеркало отразило бледный молочный свет. Я, как загипнотизированный, смотрел на матовую поверхность зеркала. Что это? Почему все вдруг куда-то поехало? Стулья, стол?.. Нет, все оставалось на своих местах, это медленно повернулось зеркало. Наконец я сообразил, что открывается потайная дверь. Сперва скрипели перила… Потом скрипнули петли… темный проем стал шире.
Я оцепенел от страха, меня как будто связали по рукам и ногам и опустили в бочку с холодной водой. Белые, ледяные волны ужаса накатывали на мою голову, обдавали морозными брызгами затылок и спину. Никогда в жизни мне не было так жутко. В проеме показался высокий человек и бесшумно двинулся к кровати. Послышался шорох брезентовой робы. За ним показался другой, потом третий… Господи, это была целая процессия!
Наконец ко мне вернулась способность двигаться. Я быстро потянулся к пистолету. Если бы мне удалось схватить его, я вслепую разрядил бы всю обойму. Но мои пальцы лишь скользнули по рукоятке. Я получил сильный удар по голове, словно на меня обрушили кусок скалы, и потерял сознание.
Не знаю, долго ли я пробыл в беспамятстве, вряд ли больше двух-трех минут. Но, даже очнувшись, я не чувствовал ясности в голове. Я плавал между сном и явью. Сквозь тяжелую полудрему я чувствовал, как голова раскалывается от боли. Тело не подчинялось оглушенному мозгу, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Лунный свет стал ярче, и я мог наблюдать за тем, что происходит в комнате, хотя контуры предметов расплывались у меня перед глазами.
Передо мной разыгрывалась сцена ужаса, местом действия было морское дно. По комнате бесшумно двигались пять, а то и больше человек, все в зюйдвестках и робах. Они скользили плавно и медленно, как водолазы. Сквозь туман, застилавший мне глаза, я не мог разглядеть их лица. Под черными зюйдвестками я видел серые пятна, похожие на луну. Дверь в коридор открылась, один из пришельцев встал в проеме и показал на что-то рукой, другие снимали со стен картины. В комнате появились новые люди, один взвалил на плечи кресло, другие стали выносить более громоздкую мебель. Человек у двери отдавал команды жестами, его руки шевелились то быстро, то медленно, как клешни у краба. Все происходило беззвучно, а может, удар повредил мне слух. Несколько минут я был безучастным зрителем этого невероятного спектакля. Потом глаза мне заволокло фиолетовой пеленой, и я снова впал в забытье.
На этот раз я очнулся не так скоро. Во сне я старался пробиться сквозь густой удушливый дым. Откуда-то из гущи дыма меня звали: «Пауль! Пауль!» Это был голос Моники. Мне надо было найти ее, речь шла о жизни. Я бежал как сумасшедший. Со всех сторон вспыхивало пламя, стоял треск, как от большого костра. «Моника, где ты!»
Первое, что я почувствовал, очнувшись, была острая боль в голове. Дышать мне было по-прежнему трудно. Потом я обнаружил, что комната и впрямь полна дыма. Над полом колыхалось мохнатое облако. В окно падал яркий желтый свет, воздух был горячий, как в парилке. Я мгновенно вспомнил все, что случилось, — нет, это был не сон, картин на стенах не было, из мебели осталась только кровать, зеркало и большой комод. Деревянные стены трещали. Дом горел!
Я резко вскочил и закричал от боли, мне показалось, что мой череп треснул, как грецкий орех. Я добрался до двери. Она была заперта снаружи! Дым просачивался сквозь щели и замочную скважину.
— Пауль!
Неужели я все еще брежу? Меня звала Моника. Помилуй Бог, это галлюцинации, мне надо выбраться отсюда, пока я снова не потерял сознание. Задыхаясь, я подошел к зеркалу и ощупью стал искать механизм на боковой стенке рамы. Однако и этот выход был заблокирован — механизм разбили чем-то тяжелым. В глазах у меня потемнело, стены поехали, пол завращался. Я погиб…
— Пауль!
Нет, мне не померещилось, меня звали снаружи, теперь это был голос Танкреда. Из последних сил я заставил себя подойти к окну. Оно было заперто, мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем мне удалось открыть его, все это время я только усилием воли не позволял себе потерять сознание.
Внизу стояли Эбба, Моника и Танкред. Они махали мне и издали вопль облегчения, увидев меня живым. Танкред приставил к окну лестницу.
— Только не волнуйся! — крикнул он. — Спасательная команда действует. Ты сможешь сам спуститься? Бросай сюда свою одежду! Спускайся! Мы держим лестницу!
Осыпаемый дождем искр, я спустился вниз. Вскоре, уже одетый, я лежал, обессиленный, положив голову Монике на колени, а она гладила меня по волосам и подносила мне к губам фляжку с коньяком. Жизненные силы возвращались ко мне. Правда, виски еще не отпускала боль, а мышцы напоминали распустившееся желе. Но жизнь уже радовала меня. Я лежал с закрытыми глазами и наслаждался прикосновением прохладных пальцев и тонким ароматом знакомых духов. Я чувствовал себя обломком кораблекрушения, который, по счастливой случайности, прибило к райскому берегу.
— Любимый, я так боялась за тебя! Мы подоспели в последнюю минуту.
Это была истинная правда. Каперская усадьба стояла объятая пламенем, большой деревянный дом пылал, как сухой картон. Огонь охватил уже и северную часть дома, огненные языки лизали крышу над спальней Корпа, фосфорно-желтые обои вспыхнули словно сами собой.
— Кое-кто здесь хорошо поживился, — сказал Танкред и показал на окно первого этажа. — Вон, глядите!
Несмотря на огонь и дымовую завесу, мы смогли разглядеть горящую комнату — она была пуста! Я не увидел в ней ни одного предмета! Там, где стены еще не были охвачены огнем, виднелись светлые прямоугольники на обоях. Все картины были сняты!
Танкред повернулся ко мне:
— Ну, Пауль, тебе, несомненно, есть что рассказать нам?
— Дай мне прийти в себя. Расскажите сначала, как вы здесь очутились?
Танкред улыбнулся.
— Мы пустились на хитрость — сделали ложный ход. Я был уверен, что ночью здесь что-то должно случиться. Проехав две станции, мы вышли из поезда и на машине вернулись в Лиллесанн. К сожалению, мы не сразу попали сюда, нам пришлось ждать, а то бы мы были здесь намного раньше.
— Может, надо что-то предпринять, чтобы потушить пожар? В Хейланде наверняка есть пожарные.
Танкред кивнул.
— Парень, который привез нас сюда на лошади, уже поехал за людьми. Но боюсь, что им не успеть.
Эбба с волнением смотрела на море. Вдруг она закричала:
— Глядите!
Тучи разорвало, и лунный свет залил и берег, и море, туман рассеялся, видимость была хорошая. Эбба показывала на серый силуэт, скользивший между шхерами в километре от берега. Небольшое парусное судно, подгоняемое свежим попутным ветром, уходило в открытое море.