. В моем служении как председателя ОВЦС есть протокольный элемент. Бывает очень много общения, когда обсуждаются сложные вопросы, непростые ситуации и приходится совместно искать решение этих вопросов.
А вот общения, которое доставляет удовольствие, я бы сказал, в моей жизни не очень много. И менее всего оно связано с моими прямыми служебными обязанностями.
С другой стороны, могу вспомнить немало встреч с государственными мужами, которые меня интеллектуально и даже духовно обогащали. Не говоря уже о том, что государственные мужи иногда делятся такой информацией, которой ты как простой смертный не обладаешь. И в этом смысле такое общение очень часто бывает полезным и интересным.
Архиерей не на облаках живет. Он живет в том же самом мире, что и все остальные люди.
Потом, что греха таить, между архиереями есть и конкуренция, иной раз зависть, иной раз и подлость можно встретить. И у нас, архиереев, хватает людей, у которых и мы, наверное, должны попросить прощения и которых мы должны внутренне прощать.
Я думаю, что митрополиту так же тяжело просить прощения, как и каждому человеку. Просить прощения вообще тяжело. Особенно когда ты не чувствуешь себя виноватым. А ведь мы призваны просить прощения не только тогда, когда наша вина очевидна для нас, а и тогда, когда она очевидна для другого человека. И когда апостол Петр спрашивает Спасителя: «Сколько раз прощать? До семи ли раз?» и Господь ему говорит: «Не до семи, а до седьмижды семидесяти», то ведь вопрос, прощать ли, когда человек просит прощения, вообще не ставится. А просто говорится о том, сколько раз прощать. То есть прощать мы должны в том числе и тогда, когда у нас прощения не просят.
Справедливость – это понятие очень субъективное. То, что кажется справедливым мне, может показаться совершенно несправедливым другому человеку. Я с этим сталкиваюсь постоянно. И, как мне кажется, самая большая ошибка, которую чаще всего совершают, – это попытка что-то доказать другому человеку, если тот не хочет этого слушать.
Вот тебе кажется, что есть некие объективные факты, что если другой человек эти объективные факты узнает, он встанет на твою сторону. Но очень часто чем больше этих объективных фактов ты ему называешь, тем больше он озлобляется и совсем не становится на твою сторону. Думаю, что в этом причина и очень многих семейных конфликтов, даже разводов. Муж пытается изменить жену, жена – мужа, и каждый работает над другим, а не над самим собой. А ведь единственный человек, которого мы можем изменить, – это мы сами. Если бы каждый это осознал и сказал бы себе: «А что я могу сделать, чтобы моя семья сохранилась; чтобы в моей семье были мир и любовь; чтобы принять другого человека таким, какой он есть?», то и семьи были бы крепкие, и разводов было бы меньше, и конфликтов внутри семьи.
Мне приходится сталкиваться с такими ситуациями, когда люди не хотят простить Богу. Особенно когда уходит близкий человек. Причем уходит преждевременно, в расцвете сил. И человек говорит: «Раз Бог такое попустил, то я в такого Бога и верить не хочу. Потому что это жестокий Бог, а значит, несправедливый». И это тоже серьезная пастырская проблема. Очень часто прямого ответа здесь нет. Просто нужно дать человеку это пережить, и, может быть, Господь откроет ему второе дыхание.
Я считаю себя очень счастливым человеком. В основном я занимаюсь тем, что мне нравится, что мне интересно, к чему я имею вкус.
Моя самая главная любовь в Церкви – это любовь к алтарю. Потому что источник вдохновения, источник сил – это Божий Престол, перед которым я предстою. Я черпаю оттуда силы. И зарядившись за богослужением этой энергией, этими силами, я потом их трачу на все, чем я занимаюсь. Собственно, я из-за этого и пришел в Церковь в свое время.
В 15 лет я понял, что хочу служить Церкви. А до того несколько лет я находился в раздумьях, потому что учился музыке, и предполагалось, что я стану музыкантом. Сначала меня учили игре на скрипке, потом композиции. Я думал, что, может быть, как-то буду это сочетать – буду церковным композитором или регентом. Но в итоге в 15-летнем возрасте сказал себе: вот это то, что я хочу делать – я хочу стоять у Престола, хочу служить Церкви. И прежде всего ради этого пришел в Церковь. А все остальное стало вокруг этого выстраиваться.
Я очень увлекся богословием еще в юношеском возрасте. Я читал святых отцов в «самиздате», когда все это было недоступно, но ходили по рукам ксерокопии. Я с жадностью их проглатывал. Любой номер «Журнала Московской патриархии», который попадал мне в руки, я прочитывал от корки до корки. До сих помню – «Вклад Русской Православной Церкви в обсуждение темы диптиха». Сейчас кому скажи, никто не поймет, а я 15-летним юношей все это проглатывал. Читал и все некрологи, и все богослужебные заметки.
То, чем я занимаюсь по своей основной должности, не могу сказать, что я всегда получаю от этого удовольствие, но я имею к этому вкус. Мне это нравится, мне это интересно. И самое главное, я понимаю необходимость этой работы. Не я сам на себя возложил это послушание, но когда оно на меня свалилось, я его воспринял с благодарностью Богу.
Одновременно с должностью председателя Отдела внешних церковных связей я получил и должность ректора Общецерковной аспирантуры. Мы начинали с очень маленькой группы из 10–15 студентов, которые раз или два в неделю приходили в Отдел и слушали лекции. Но Святейший Патриарх поручил мне создать Общецерковную аспирантуру как отдельное учебное заведение. Не как аспирантуру при каком-то учебном заведении, а именно как отдельную духовную школу. И мы ее создавали практически с нуля.
Конечно, это был и остается очень интересный процесс, потому что, во-первых, студенты – это вклад в будущее нашей Церкви. Во-вторых, от аспирантуры концентрическими кругами уже расходятся какие-то импульсы, например, связанные с развитием теологии. В том числе и в светском образовательном пространстве.
Мы начинали с совсем небольшой группы людей. У нас было маленькое здание. Постепенно мы отреставрировали другие здания и храмы аспирантуры и получили государственную аккредитацию. И все это за 7–8 лет. И мне это, конечно, приносит большое удовлетворение. Потому что я вижу большой спрос на теологию. Я вижу большой интерес молодежи. Я вижу, с какими горящими глазами приходят к нам молодые люди.
Главной проблемой Церкви является то, что Бог создал ее из людей. Если бы Он хотел создать беспроблемную организацию, то, наверное, Он создал бы Церковь из ангелов. Хотя мы знаем, что и у ангелов на каком-то этапе возникли проблемы – и часть их отпала. То есть, наверное, полностью беспроблемным является только Сам Бог.
А вот у людей, которых Бог создал, после грехопадения все бытие связано с проблемами. Этих проблем может быть больше или меньше, но проблемы у Церкви точно такие же, как у окружающего мира, как у общества, в котором Церковь находится. Потому что она состоит из тех же самых людей, из которых состоит окружающее общество.
Да, к Церкви справедливо предъявляются повышенные требования. Потому что мы все время говорим о высоких духовно-нравственных стандартах. И люди совершенно справедливо говорят: ну, покажите нам эти стандарты, сами покажите, своей собственной жизнью. И здесь, к сожалению, многие из нас оказываются не на высоте. Мы далеки от того, что говорил Христос Своим ученикам: «Любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».
Легойда: Владыка, когда речь идет о спасении тех, кто вне Православной Церкви, где вы поставите точку в предложении: «Допустить нельзя отказать»?
Митрополит Иларион: Я бы поставил точку после «допустить». Но должен сказать, что на вопрос о спасении находящихся вне Церкви в православном богословии до сих пор не дан окончательный ответ. Есть богословы, которые говорят о том, что спасение вне Церкви невозможно. И этот взгляд основывается на учении Самого Христа и учении святых отцов.
Есть другие богословы, которые говорят, что мы не в праве предвосхищать Суд Божий, мы не можем за Бога решать, кого Ему спасать, а кого не спасать. И я думаю, что эти богословы тоже в чем-то правы. Возьмем пример благоразумного разбойника: этот человек не был членом Церкви. Он, по-видимому, не сделал ничего доброго за свою жизнь. И единственное, за что он был спасен, – это за то, что в последние часы своей жизни, уже будучи прикован ко кресту, он обратился к Господу Иисусу Христу со словами: «Помяни меня, когда придешь в Царство Твое». Только за эти слова он был спасен. Господь сказал ему: «Сегодня же ты будешь со Мной в Раю».
И многие другие Евангельские истории ниспровергают представление о том, что Бог может спасать только тех, кто находится в определенных, четко очерченных здесь, на земле, рамках.
В то же время, будучи христианином, я глубоко убежден в том, что Христос есть путь, истина и жизнь. В этом смысле истина действительно одна. И это ни какая-то абстрактная истина, а это Сам Христос, это воплотившийся Бог. Точно так же я убежден в том, что справедливы слова Спасителя: жизнь вечная заключается в том, чтобы веровать во единого Бога и в посланного Им Иисуса Христа. И веровать в Иисуса Христа не просто как учителя нравственности, как в интересного человека, который сказал много полезного, а именно как в Бога, Спасителя и Искупителя. Именно в этом истина и именно в этом заключается путь к спасению.
Парсуна Эдуарда Боякова, режиссера, продюсера, художественного руководителя МХАТа имени Горького
Легойда: Эдуард Владиславович, у вас много регалий. А могу я вас попросить самого представиться?
Бояков: Эдуард Бояков. Христианин.
У моего любимого поэта Бродского есть такие стихи:
Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.