Катя молчала и лишь, когда я закончил их представлять друг другу, потянула меня за рукав. Удивляясь такой ее реакции, я все же дал себя увести в мою комнату.
— Сереж, — тихо прошептала она, — а вы давно знакомы?
— С того времени, когда меня из комсомола выгоняли, — пожал я плечами, не вдаваясь в подробности. — А что?
— Просто… — тут она запнулась, но все же продолжила. — Про эту Женю слухи разные ходят. Не очень хорошие.
— Что за слухи?
— Ну… — замялась девушка. — Что она… ну… распутная, — выдавила из себя Катя. — Я не знаю, правда ли это, но если правда… Сереж, а у вас что-то… было?
На меня взглянули в упор два умоляющих и испуганных глаза.
— Нет, — соврал я.
Катя выдала облегченный выдох, и мы вернулись обратно.
— Нашептались? — с иронией спросила Женя. — Так что насчет нашего уговора?
— Все в силе. Я пока подумаю, чем ты сможешь мне помогать, но на данный момент ничего предложить не могу.
— Зато я могу сказать, чем сможешь помочь мне ты, — заявила Женя.
Я лишь вопросительно бровь поднял.
— Дай рекомендательное письмо для вступления в партию.
— Ты ведь комсомолка уже не первый год. Тебе разве стажа для этого не хватает? — удивился я.
— Это ты у нас любимчик товарища Сталина, а мне комсомол дает только лишь возможность, чтобы меня приняли, — язвительно и с завистью сказала Женя.
— Ладно, — решил я дать обещание, чтобы дольше не задерживать Васюрину у себя. А то еще что-то ляпнет при Кате, только новых женских разборок мне не хватало. — Тогда как найду для тебя дело, позову.
— Только не затягивай, — был мне ответ и девушка наконец покинула мою квартиру.
Катя проводила ее ревнивым взглядом, но развивать разговор о ней не стала. Зато снова вернулись к теме о моем секретаре.
— Спасибо, что ей не предложил ничего подобного, — обняла она меня. — Я узнаю, чем занимаются секретари, или ты мне напиши, что ты хочешь, чтобы я делала.
— Пока даже не знаю. Но подумаю, — пообещал Кате.
Девушка пока осталась у меня, «присматривать» за мужиком, а я продолжил работу. Чуть-чуть осталось. И я все же схожу к Рухимовичу. Он хоть и тот еще жук, что попытался мою работу себе присвоить, но свежим взглядом может заметить то, что я пропустил.
— Готово, — заглянул в мою комнату мужик. — Принимай работу, паря.
Я вышел в коридор и посмотрел на стоящий на стуле телефонный аппарат. Черный, с массивной трубкой и дисковым циферблатом.
— Смотри, как нужный номер набирать, — пустился он в пояснения работы чудо агрегата.
Катя слушала внимательно, да и для меня способ набора был открытием. В прошлой жизни с дисковыми телефонами я не сталкивался, только в музеях да на картинках видел.
— Вот и твой собственный номер, — протянул он мне клочок бумаги с написанными цифрами. — В этом году целых две автоматических станции поставили! Иначе бы пришлось тебе по старинке, через телефонистку дозваниваться. А тут — напрямую. Лишь межгород как раньше. Но кому тебе по межгороду звонить? — хохотнул он и ушел.
Вот тут я бы с ним не согласился, но к чему развивать спор?
Тут же переписав свой новый номер в тетрадь, которую я стал использовать как блокнот, я проводил следом Катю и остался наконец дома один.
К Рухимовичу я пришел в предпоследний день сентября. Тот был не один, а вместе с молодым, не старше сорока лет, мужчиной. Причем этот «молодой» сидел за столом наркома, а сам Моисей Львович передавал ему документы и что-то объяснял.
— А-а-а, товарищ Огнев, — с улыбкой, что на его лице выглядела слегка печально, встретил меня Рухимович. — Это вы вовремя зашли. Знакомьтесь, товарищ Андреев, — кивок в сторону «молодого», — мой сменщик на посту наркома.
— Андрей Андреевич, — кивнул мне «молодой», с любопытством окинув взглядом.
— Очень приятно, — ошарашенно ответил я ему.
— А это товарищ Огнев, — продолжил нас знакомить Рухимович. — Выполняет поручение товарища Сталина. Меня, а теперь значит вас, обязали ему помогать по мере сил.
— Вот как? — любопытство товарища Андреева усилилось. — И что за поручение?
— По перевозке грузов с помощью ящиков единого образца. Вот, черновой пока что вариант. Исправленный, — положил я перед мужчинами свою работу. — Мне завтра к товарищу Сталину на доклад, хотел у вас поинтересоваться, нет ли критических ошибок. Моисей Львович в прошлый раз мне здорово помог. Указал, что я «не туда свернул» в своей работе.
Рухимович вроде как и одобрительно покивал при моих словах, но некий оценочный блеск в глазах и на мгновение поджатые губы, сказали мне, что он чем-то недоволен. Уж не получил ли выговор от товарища Сталина за свой прошлый выверт? Не знаю, надеюсь, даже если так, вреда он мне чинить не будет.
Андреев тем временем открыл мою работу и бегло ее прочел. Мне даже показалось, будто он и не читал, а лишь листал, но новый нарком на этом не остановился и стал задавать уточняющие вопросы. Что и привело меня к мысли, что он именно прочел документ. Не сказал бы, что вопросы толковые. Больше было похоже, что Андреев для себя пытается уяснить, над чем я работаю, чем способен какой-то дельный совет дать. Так и получилось. Ничего от себя мужчина добавлять не стал, похвалил за старание, пожелал трудиться на благо страны в том же темпе, после чего и попрощался со мной. Моисей Львович даже не читал мой труд, видимо полностью уже мыслями покинув пост наркома.
Когда я вышел из кабинета, на месте секретаря сидел все тот же мужчина, что и раньше. У него я и решил уточнить, почему меняют его начальника и кто такой вообще этот Андреев Андрей Андреевич.
— Так принято же решение о развитии «Кузбасса», — пожал плечами секретарь. — А товарищ Рухимович в этом деле опытен. До того как наркомом стать он трестом «Донуголь» управлял. И вообще с угольной промышленностью хорошо знаком.
— А товарищ Андреев откуда?
— Из Северо-Кавказского крайкома, — понизив голос, ответили мне. — Насколько я успел узнать, товарищ Андреев с детства по партийной линии идет. Он самого товарища Ленина еще в семнадцатом году на Финляндском вокзале встречал!
Вон оно что! Рухимович оказывается «промышленник», от того и получил новое назначение. А Андреев — больше «партиец» и скорее всего верный сталинец, из-за чего и получил свой новый пост. Вот потому он мою работу и не комментировал, и советов не давал. Это я правильно о нем спросил! Надо учесть в будущем, что совета ждать от нового наркома не стоит, а вот контроль по линии партии за мной он установить может.
С товарищем Сталиным встреча состоялась на следующий день. Иосиф Виссарионович принял мою работу и похвалил за оперативность.
— Смотрю, товарищ Огнев, вы добавили правовую часть, — заметил Сталин. — Похвально. Вижу, ваша учеба не проходит для вас даром.
Ну да, я и правда сделал отдельную часть по законам. Кто на каком этапе отвечает за перевозимый груз. Какую несет меру ответственности. В каком случае эта мера может быть применена.
Надолго товарищ Сталин меня не задержал. Лишь пообещал со мной связаться, когда полностью изучит документ в случае появления каких-то вопросов. Я лишь облегченно выдохнул. Хоть передышку получу, смогу к Кольцову с Алкснисом сходить спокойно. От Иосифа Виссарионовича это не укрылось.
— Что, товарищ Огнев, тяжко?
— Да дел много, не все иногда запоминаю. Я даже уже о собственном секретаре начал задумываться, — улыбнулся я.
— Планирование — важная часть хозяйственного процесса, — заявил мне на это товарищ Сталин. — И планировать нужно не только рабочий процесс на заводах или в сельском хозяйстве, но и собственный день. Тут ваша мысль пошла верно. Обычно этим как раз и занимаются грамотные секретари — планируют рабочий день своего руководства. Если не решите сами эту проблему, я подумаю, как вам помочь.
— Решу, — заверил я Сталина.
Нет уж. Не надо мне помощи с этой стороны. Приставит своего человека и окончательно «обложит» меня со всех сторон. Да и честно говоря, это ведь тоже можно как экзамен воспринять. Ведь Иосиф Виссарионович не сразу мне сказал, что даст секретаря, а лишь в случае, если «я сам не решу проблему». Оговорочка, но очень значительная.
Новость о смене наркома путей сообщения вышла в газетах второго октября. И в этот же день я встретился с Михаилом Ефимовичем.
— Сергей, ну нельзя же так пропадать, — укоризненно покачал он головой, когда мы поздоровались.
— Искренне прощу прощения. Сделаю все, чтобы этого не повторилось, — клятвенно пообещал я.
Удовлетворившись моим ответом, журналист перешел к делу.
— Как я тебе писал в записке, съездил я в Америку, посмотрел, как у них промышленность развита. И скажу я тебе, сравнение будет не в нашу пользу, — грустно подвел он итог. — Даже думаю, может не выпускать статью? А то получится восхваление чужой страны, а мы на их фоне вообще будем выглядеть отсталыми дикарями.
— Неужели там все так радужно? — удивился я. — Вон, в Германии и Франции промышленность тоже лучше нашей пока что. Но у них же кризис начался, и мы упор сделали на то, что предприятия разоряются, и как их рабочим живется. А тут по-другому?
— Нет, почему же, — встрепенулся Михаил Ефимович. — У американцев этот кризис еще раньше начался. С них-то все и пошло-поехало в мире. Так что рабочим там сейчас тяжко. А если про социальный класс говорить, то и вовсе — беда у них. Социальное разделение серьезнейшее. О том и сами их политики пишут, а уж крестьянам там сейчас живется в разы хуже, чем до кризиса, — тут он опустил голову и закончил, — вот только все равно лучше, чем нашим.
— Поясните?
— У них крестьяне трактора в кредиты брали, а сейчас отдать не могут. Перепроизводство, цены на продукты падают, и многие разоряются. Сельскохозяйственная проблема в США очень острая. Но наши-то крестьяне такой трактор даже в кредит взять не смогут, даже если захотят! А возьмут, где столько умельцев водителей найти? Не от хорошей жизни у нас по всей стране МТС строят.