Валь потерял самообладание.
— Но я... Никогда... Я столько больниц организовал... У меня заслуги...
— Перед разведкой Гелена — наверняка, — прервал его Бежан. — Итак, откуда Пенчек знал эту сумку?
— Но это и в самом деле всего лишь любезность... Я не знал, что это для разведки... Мы с Коном старые друзья. Как-то он попросил меня помочь связаться с одним приезжим, которому Кон не хотел давать своего телефона. Я согласился, хотя мне не очень понравилось, что мне будет названивать какой-то чужой человек... Тогда Кон, заметив мое неудовольствие, сказал, что будет лучше, если этот приезжий оставит известие у доверенного человека, а тот, в свою очередь, передаст его мне, а я Кону. Я договорился с Пенчеком. Когда сказал об этом Кону, он дал мне рекламную туристскую сумку своей фирмы, чтобы гардеробщик знал, как она выглядит и что означает появление такой же сумки. Я оставил эту сумку у Пенчека. И всякий раз, как он видел подобную, звонил мне и говорил: «Мики пришел». А я передавал это «Адаму» — Кону. Вот и все.
— Если вы говорите правду, то какую же цель вы преследовали, покушаясь на меня? Чем я вам помешал?
Валь опустил голову и долго молчал.
— Пан майор, — голос его дрожал, — это совершенно другая история. Я ждал партию... — голос его сорвался, и он с трудом выговорил, — наркотиков. И уже не мог отменить их доставку. Это должно было произойти двадцать четвертого октября, на следующий день после вашего визита. Пани Кобельская обратилась к вам — пан майор. А потом я внимательно осмотрел вас. И понял, что вся ваша болезнь — симуляция. Все стало ясно — мною заинтересовалась милиция. Иного выхода не было, и я решил обезвредить вас хоть на пару дней.
— Продолжайте, — приказал Бежан Покоре. — Я еду к полковнику.
В кабинете у Зентары уже сидел Врона, присутствовавший на допросе Кона.
— Это старый агент, — рассказывал он, — и очень опытный, несмотря на молодость. Когда Кон понял, что игра проиграна, то сразу заговорил. Объяснил, что систему связи — двенадцать «почтовых ящиков», каждый из которых действует одну неделю, а также способ передавать номера телефонов и обозначать место получения инструкций — изобрел он и передал в Мюнхен, а там, одобрив, переслали Зыбельту.
Зыбельт Кона не знал, держал с ним связь только через «почтовые ящики». У Кона был телефон Зыбельта. Сначала он намеревался втянуть в шпионскую сеть и Валя, но Центр приказал ему лишь пользоваться его услугами, не посвящая в тайну. Решение это было вызвано тем, что Валь запутался в своих темных махинациях и мог легко привлечь к себе внимание милиции. А если бы его прижали, он, конечно, выдал бы всех. Кон заявил мне, что готов предоставить нам подробную информацию о деятельности мюнхенского Центра, если мы в присутствии адвоката гарантируем ему неприкосновенность.
— Каковы были обязательства Валя по отношению к Кону?
Врона усмехнулся:
— Самые разные. Валь с помощью Кона провез контрабандой несколько произведений искусства в Вену и выгодно продал там в антикварном магазине своего отца. А как-то, в свою очередь, Кон за крупную сумму в долларах продал ему патент на лекарство. Патент, украденный у хорошего знакомого. Кроме этого, они зарабатывали еще и на валютных спекуляциях.
— А теперь ты, Юрек, докладывай, — обратился Зентара к другу.
Бежан рассказал все, что удалось установить.
— Что за человек этот Зыбельт? — спросил Зентара, когда Бежан закончил свой рассказ.
— Житель Польши, но не ее гражданин! Племянник Драбовича и его идейный воспитанник. Бегство дядюшки он не считает предательством, поскольку, как он сказал, Драбович лишь временно проживал здесь. А теперь вернулся назад, к своим. Племянничек тоже считает пребывание в Польше своеобразной служебной командировкой, из которой, выполнив все задания, он вернулся бы домой.
— Ты понимаешь, Бронек, — продолжал свои размышления Бежан, — он так сумел приспособиться, что все принимали маску за истинное лицо. Он умело пользовался существующими еще у нас шаблонными фразами, из которых состоят официальные характеристики. Овладев этой фразеологией, он уверенно шел вверх, уничтожая по пути людей, которые ему мешали. Мы ведь не всегда ищем мотивы, которыми продиктовано «официальное» мнение. Помнишь, как Покора на совещании излагал мнение о трех подозреваемых? Как оно совпадало с уликами, и каким оказалось ложным! И подумай теперь, как же легко, приняв за неоспоримую истину эти шаблонные фразы, погубить честного человека, преданного своей родине. Зыбельт сам сказал, что это были люди, не признающие компромиссов.
— Ты был тогда прав, — сказал давно уже стоявший в дверях Покора. — А я поверил...
Бежан усмехнулся:
— Потому что принимал за чистую монету любое слово. А ведь нельзя верить тому, что говорят о человеке, если ты не знаешь того, кто это говорит и каковы его мотивы. Поэтому я и хотел добраться до источника слухов.
— И интуиция тебя не подвела, — признался Зентара. — Но и тебя неплохо поводили за нос.
Бежан засмеялся:
— Это наш общий успех. Разве я смог бы что-то сделать один?
Ноябрьский рассвет уже заглядывал в окна, когда они расходились по домам.
ГЛАВА 34
— Вы несколько лет работали вместе с Зыбельтом и, как выяснилось, совсем не знали его, — обратился Бежан к Станишу.
— Этот человек, словно угорь, выскальзывал из рук. Я не любил его, но именно поэтому считал свое мнение о нем слишком субъективным. Но скажите мне, когда вы перестали подозревать меня? О том, что меня подозревают, я, кажется, узнал последним.
— Трудно ответить на этот вопрос. После встречи с вами у меня осталось хорошее впечатление. Но этого мало... В такой игре ставка слишком велика, чтобы опираться только на впечатления. Улик против вас было много, даже слишком много. И с каждым днем их становилось все больше. Притом, вы горячо защищали Гонтарского. В такой ситуации мы никого не могли исключить и в то же время не могли никому предъявить обвинений. Так и продолжалось почти до последней минуты. Да и вы добавляли нам работы...
— Каким образом?
— Вы встречались с Зелиньской, которая оказалась в числе подозреваемых. В день убийства Зелиньского вы ездили в сторону Лодзи. У вас есть точно такое же пальто, в каком был убийца. Вы находились в Вене в то время, когда Зыбельт вошел в контакт с Зелиньским и Шаронем. И вы оставили там доказательство своего пребывания, в то время как ваш заместитель позаботился о том, чтобы исчезнуть из Вены почти бесследно. Я говорю «почти», потому что лишь недавно удалось установить, что и он... Вы вышли из дома своих друзей на те критические полчаса, когда был убит Видзский. Прежде чем нам удалось установить, что в это время милиционер, задержавший вас за неправильный переход улицы, читал вам лекцию о правилах движения, прошло немало времени.
Станиш улыбнулся.
— Мои отношения с Зелиньской? Я покупал у нее заграничные лекарства для тяжело больного брата. Он живет недалеко от Лодзи, и когда его жена сообщила мне, что состояние брата ухудшилось, я, хоть и сам тогда был болен, немедленно поехал к нему. А на обратном пути какой-то грузовик задел мою машину. Вот и вся история.
Он не закончил, потому что перед ними, как из-под земли, вырос патруль.
— Прошу предъявить пропуска, — сержант козырнул.
Станиш высунул в окно пропуска, свой и Бежана.
— Далеко еще? — Опросил Бежан, когда машина тронулась вновь.
— Полчаса с пересадкой. Но мы успеем.
Испытание УТС-12 на полигоне было назначено на 14.00. Вторая его часть — проверка качеств машины в ночных условиях — была запланирована на 18.00. Сейчас было всего лишь пятнадцать минут второго, но Бежан хотел быть на месте как можно раньше.
Снова патруль и проверка пропусков. Они пересели в армейский «газик», который немилосердно трясло на лесной дороге.
— Стоп! Теперь, позвольте, мы вас проводим, — остановил их офицер с группой солдат.
Перепрыгивая через очередную лужу, Бежан поднял голову. Лес неожиданно кончился. Перед ними расстилалась холмистая долинка, с трех сторон окруженная деревьями. С четвертой поблескивала гладь озера.
Еще несколько метров — и из-за пригорка показались военные палатки. У одной из них стоял Язвиньский. Жестом он пригласил гостей войти. Там уже работала комиссия, которая должна была на практике оценить достоинства УТС-12.
Машина находилась в другой палатке. На стене висела схема испытания: движение по пересеченной местности, движение при отсутствии видимости в задымленной зоне, плавание по воде и под водой, передача изображения «с поля боя», радиосвязь с автоматической шифровкой, стрельба по неподвижным и движущимся целям с места и с ходу.
Язвиньский, закончив объяснения, обратился к собравшимся:
— Кто со мной — добровольцем?
— Я, — полковник Гусарек уже поднимался на машину. Солдаты подняли полог палатки. Члены комиссии выстроились полукругом.
Машина выехала бесшумно, легко покачиваясь на широких колесах. На краю луга она сразу развила максимальную скорость.
— Более пятидесяти километров в час, — с одобрением заметил один из членов комиссии. — Фантастическая скорость при таком бездорожье.
После нескольких кругов, поворотов и движения задним ходом машина свернула на полосу препятствий. Это было потруднее: через каждые пятьдесят-шестьдесят метров — рвы, горки, ямы, песок, вязкая глина, поваленные деревья, высокие кусты, проволочные заграждения.
— Пройдет или нет? — волновался Бежан, наблюдая в бинокль маневры УТС-12. Машина уменьшила скорость, медленно преодолела первый ров, второй, третий, вползла, словно черепаха, на вершину искусственной горы, скатилась вниз и вскарабкалась по почти отвесной стене на глинистый холм. Шины расплющились, чтобы увеличить сцепление колес вездехода с мягким грунтом.
— Прет, как черт! — сказал Станиш.
Экипаж машины демонстрировал великолепную технику. Загорелись дымовые шашки, установленные по обеим сторонам полосы препятствий. Серая пелена покрыла луг.