Фишка была в том, что любую нынешнюю дивизию наш отряд раскатает нараз. Все-таки, сто восемь орудий в штате — это весомый аргумент для любого противника.
Упомянутый фельдъегерь, прибывший от царя, привез множество новостей, приказов и наставлений. Самое главное из них — это снятие вопроса о дворянстве. Царь по доброте душевной, а скорее по просьбе жены, даровал мне это самое дворянство. Ещё наградил двумя орденами. Владение каждым из них автоматически переводило любого человека в это сословие и снимало все вопросы в принципе.
Присвоение воинского звания «полковник» и официальное назначение командиром
партизанского полка поднимало меня ещё на ступеньку выше. Напоследок, за заслуги мне даровали нехилое имение, позволяющее жить, и ни в чем себе не отказывать.
Была и неприятная новость. Вернее, приказ. В течение месяца провести подготовку к походу и выдвигаться со своим отрядом в действующую армию. При этом, всех моих подчинённых в приказном порядке верстают в военнослужащие. Вот здесь и возникла засада.
В тот же день всех, принадлежащих мне крепостных, я отпустил на волю с выдачей им нужных бумаг. Это позволило оформить их как вольноопределяющихся. А вот с остальными людьми так поступить не получится. Они принадлежат другим помещикам. Здесь надежда только на жену. Она честно призналась, что забыла об этой проблеме и в своём письме царю её не обозначила. Правда, тут же исправилась. И с фельдъегерем уехало не одно письмо, как планировали изначально, а два. В одном я описал свое подразделение, его штаты и вооружение. Попросил оформить его в том виде, в котором оно сейчас находится. Во втором жена написала просьбу об освобождении крепостных, состоящих на службе в моем отряде. Аргументировала это тем, что обещала этим людям похлопотать перед царём о такой милости, в случае их участия в войне.
С этим же фельдъегерем отправили образцы формы, придуманный для наших бойцов. Как повседневной, так и парадной. Оказывается, даже такая малость должна быть утверждена императором. Маразм.
Хорошо, что хоть князь, зная о таких порядках, вовремя подсказал, как лучше поступить. А то ходили бы, как подстреленные, копируя в расцветке попугаев.
Мы, хоть и готовы были к немедленному выдвижению, спешить не стали. Во-первых, месяц, выделенный царём на подготовку, решили потратить на обучение и тренировку набранных людей. А во-вторых, по словам фельдъегеря, за это время успеет прийти ответ от государя.
В связи с предстоящим походом, пришлось прекращать сибаритствовать и плотно заняться делами отряда. Раз уж так сложилось, что у нас теперь в наличии есть свой кирасирский полк, надо подумать и усилить его огневую мощь. Так-то все люди в нем вооружены парой пистолетов, для атаки или конной сшибки этого достаточно. Но ведь на войне всякое бывает. Вдруг где-то и в обороне стоять придётся? На такой случай и надо усилиться. Других вариантов, кроме как использовать лёгкие пушки, я не вижу. И хоть князь сопротивлялся изо всех сил решению усилить его полк артиллерией, аргументируя свое нежелание потерей мобильности, я настоял. Пришлось ему ехать к знакомым интендантам и договариваться об очередном обмене. Была надежда добыть пару десятков орудий, но в данном случае, рады будем и десятку.
Странно звучит, но получилось так, что князю проще было договориться о покупке двенадцати шестифунтовых пушек, чем получить что-либо калибром поменьше. Пришлось брать, что дают. С другой стороны, может так и лучше. Все пушки в отряде будут одного калибра. Конечно, гаубицы выбиваются из этого однообразия, но с этим ничего не поделаешь.
Через двадцать пять дней прибыл знакомый фельдъегерь с добрыми вестями. Наш отряд теперь стал дивизий. Предложенную форму приняли без изменений. В письме жене государь тонко намекнул, что, если у меня получится отличиться, быть тогда мне генералом.
Как морковка перед носом ослика, честное слово. Никому и в голову не пришло, что мне не интересна военная карьера. Я — мирный человек.
Ждать больше было нечего. После бурного прощания с женой я дал команду на выдвижение. Нам предстоит пройти неблизкий путь.
Глава 14
Двигались мы очень не спеша. По пути активно тренировали своих новобранцев. Часто стреляли, да так, что появился дефицит боеприпасов. Я сознательно старался истратить весь порох и максимально отработать все приёмы, требуемые для быстрой и точной стрельбы артиллеристов.
Кавалерия работала по своей программе, не менее интенсивно, чем пехота. Князь замучил своих людей тренировками разнообразных перестроений и маневров. Нам хоть и выдали перед походом в Смоленске так называемое довольствие, но, по моему мнению, норм питания, принятых в этом времени, совершенно недостаточно. Поэтому, по пути старались прикупить, главным образом, разнообразную живность. Кормили людей, что называется, на убой. Благо, с деньгами проблем не было. Как только пересекли границу, сразу начали рассчитываться фальшивыми деньгами, которые я все забрал с собой. У меня на этот актив были большие планы, поэтому я и потащил Степана с собой в поход. Оформлять его в состав дивизии я не стал. Он мне нужен необремененным обязанностями, собственно, как и большая часть его разведчиков. Особенно будут необходимы люди, знающие иностранные языки. Но это дела будущего. Сейчас — главное добраться до действующей армии без потерь, хоть как-то подготовленными и обученными для будущих сражений.
Я, честно сказать, плохо помню события, произошедшие после бегства Наполеона из России. Но вот одна информация засела в голове крепко. Поначалу заграничный поход нашей армии складывался неудачно, мы даже проиграли то ли одну, то ли две битвы. Очень не хотелось бы попасть под раздачу с совсем необученными людьми.
Усиленные тренировки давали свои плоды. Народ в дивизии менялся прямо на глазах. У людей появилась уверенность в своих силах, какая-то плавность в движениях, да и поведение поменялось кардинально. Появилось. Достоинство. Не прошли даром ежевечерние посиделки у костра, где я и достаточно большое количество опытных бойцов вбивали в головы новобранцев, что наша часть — особая, самая обученная и сильная. Поэтому, никак нельзя посрамить мундиры, утвержденные самим императором. В первые же дни похода я озадачился, несколько раз провел беседы с авторитетными солдатами и объяснил им политику партии. Попросил заняться воспитанием личного состава, объясняя, почему мы — элита, и вбивая в головы людям гордость за свое подразделение. Какая часть ещё может похвалиться, что создала сама себя, без участия государства? Правильное было решение. Народ меняется в лучшую сторону, начинает верить в свои силы.
Конечно, можно было бы добраться до места назначения гораздо быстрее, но я подумал, что вряд ли мне позволят жечь там порох в таких количествах. Сейчас не принято поступать подобным образом, не поймут. Тем более, что война в это время и не думала утихать. Я почему-то думал, что успею застать нашу армию в Варшаве, куда мне и предписано было направляться. Но, по прибытию, выяснилось, что наши войска уже вовсю дерутся в Пруссии, освобождая там немецкие города.
Добраться до воюющей армией и соединиться с ней получилось только в конце апреля. Сложилось так, что я со своей дивизией прибыл прямо к ставке, которая располагалась в городке Бунцлау двадцать восьмого апреля, как раз в день смерти Кутузова. Очень неудачным выдалось моё появление. Армия готовилась к решающей битве с вновь воспрявшим Наполеоном. Полководцы скорбили и ждали решения императора о том, кто возглавит войска. Короче, никому мы здесь были не интересны, и можно сказать, не нужны. За время долгого перехода мы отработали до автоматизма устройство лагеря. Поэтому, видя, что руководству сейчас не до нас, я разместил своих людей за чертой города. Всё бы ничего, но отсутствие боеприпасов напрягло. По слухам, Наполеон с армией близко, а мы к бою совсем не готовы. Пришлось на пару с князем ехать в ставку, и несмотря на царивший там траур, дёргать разных военачальников и просить их поспособствовать получению необходимых припасов. Только ближе к вечеру нам удалось попасть к свеженазначенному главнокомандующему на приём.
Ии оказался Пётр Христианович Витгенштейн, который, особо не вникая в то, кто мы и что собой представляем, не глядя, подмахнул документы, позволяющие получить у интендантов необходимое. Затем отправил нас в подчинение Милорадовичу. Уже уходя от него, я услышал, как он негромко пробормотал:
— Пусть играется в партизанщину, стратег.
Я ни фига не понял, но зарубку в памяти себе сделал. Надо будет выяснить все о взаимоотношениях между военачальниками. Что-то мне подсказывает, что Витгенштейн, не разобравшись в ситуации, решил подсунуть Милорадовичу никому не нужный актив.
По большому счету, мне на их разборки положить с высокой горы. Но на будущее надо будет разобраться, кто против кого дружит в этом клубке змей.
Только чудом мы не встретились с императором, который, как оказалось, находился здесь. Очень не хотелось бы попасть ему на глаза и отвечать на неудобные вопросы.
На следующий день мы получили боеприпасы, продовольствие и отправились к указанному месту назначения.
Милорадович, когда он узнал, какое ему прислали пополнение, поначалу не поверил. По его словам, не мог этот козёл не русский так ему помочь. Нереальный случай. Для того, чтобы наладить хоть какие-то взаимоотношения, я рассказал ему, как все происходило. Надо было видеть, как он хохотал и радовался подобной невнимательности оппонента.
Первым порывом этого военачальника было желание раскидать мои пушки по имеющимся у него подразделениям. Другими словами, прикрепить к пехоте. С трудом удалось убедить этого не делать. Мы сильны именно в таком виде, какой сейчас имеем, и никак иначе. Тот, хоть и отнесся к моей дивизии скептически, узнав, что состоит она из вчерашних крестьян, но навстречу пошёл и не стал раздергивать артиллерию по другим подразделениям. И даже к моей просьбе погулять по округе с имеющейся кавалерией отнесся с пониманием. Вроде, нашли общий язык, а дальше-больше посмотрим, как оно будет.