– Точно маркировка такая? – спрашивал командир после моего доклада.
– Да, Малой зарисовал все верно, между танков ползал.
– Я не знаю, что делать. Командование ясно указало цель, мы должны ударить во фланг группировке…
– Товарищ командир, ну вы же сами понимаете, что это очень сложно! Вы, только находясь здесь и не воюя, потеряли шесть машин, причем вместе с экипажами, что будет, когда мы соберемся в кучу и пойдем колонной к городу, думаю, представляете. Да, планы и приказы это важно, но логику-то не выключайте.
– Да понимаю я все, что ты хочешь, чтобы я проигнорировал приказ? Это же трибунал, а нам и так отписываться придется, за окружение и плен!
– Победителей не судят, товарищ командир. Разобьем аэродром, нам все простят, если командование у нас адекватное.
– Вот именно что если!
– В любом случае надо громить летчиков. Даже если не сможем ударить по городу, всегда можем списать неудачу на самолеты противника, мешавшие нам идти.
– Хорошая мысль, надеюсь, об этом больше никто не узнает, – подытожил командир.
– Так что, наносим маркировку?
– Да, я сам отдам приказ, давай сюда своего Малого, нужно уточнить все детали, что он сумел подметить. Жаль, что все танки нельзя использовать…
– Да, маловато нас будет. – Для атаки на аэродром мы решили вести небольшое количество танков, чтобы внимание сильно не привлекать и сработать под немецкий рембат. – Но, думаю, что хватит. Жаль, конечно, что вокруг много гитлеровцев, полным составом мы бы прошли этот аэродром как на параде. Но, думаю, и тех, что возьмем с собой, вполне хватит, тут главная задача будет на снайперах и минометчиках, подавим охрану вовремя, тогда и покажем немцам, что такое ПВО.
– А при чем здесь ПВО и танки?
– Так лучшая ПВО – это наши танки на вражеских аэродромах!
– Верно. Ладно, Зверев, до сих пор твои идеи не проваливались, давай готовь людей.
Мы перли в сторону аэродрома колонной из двадцати танков. Всего четыре «четверки», остальные «трешки» и «двушки», по самолетам они будут предпочтительнее. Техники провели колоссальную по объему работу, подготавливая машины к длинному переходу. Мы максимально копировали работу ремонтников, которые перегоняют неисправную технику в тыл на ремонт. Да, тягачей у нас не было, но мы сделали проще. Часть танков якобы тащили на тросах другими танками, часть шла своим ходом. На первом КПП, в двух километрах от аэродрома, нас остановили, и молодой тощий фельдфебель из фельджандармерии придирчиво осматривал наши документы. Он уже собирался идти к радисту, чтобы выяснить по рации нашу принадлежность, когда прозвучало три звонких выстрела, и фельдфебель уже никуда не пошел.
Мы вкатились на территорию, находящуюся под многочисленной охраной аэродромного обеспечения, уже засветло. Да уж, охрана тут что надо! Но и мы были не одни. Это ведь только на танках не было никого, кроме экипажей. Наша пехота двигалась параллельно с нами по лесу. Мы старались идти медленно, чтобы в случае чего иметь возможность помочь бойцам. Вот и на аэродром мы прибыли практически одновременно. Батальон пехоты, да с таким количеством танков… Снайперы атаковали зенитчиков, это была главная угроза танкистам, затем в дело вступили собственно сами танкисты. Бой был тяжелый, слишком огромная территория, но мы справились. Два часа танки раскатывали по взлетной полосе и стоянкам самолетов, превращая в хлам все, что попадалось на пути. Вообще, аэродром был большим, но самолеты были рассредоточены на трех площадках и укрыты в капониры. Конечно, не всех зенитчиков удалось убрать вовремя, потеряли целых десять машин за эти два часа, но все-таки мы оказались сильнее. Взлетать немцы пробовали, аж семерых ссадил лично, благо дальности у винтовки хватило. Подводя итоги, Васин высказался, что мы победили довольно малой кровью. Потери были на самом деле немаленькими, только пехотинцев погибло восемьдесят шесть человек, а еще были экипажи десяти танков, слава богу, что некоторым удалось выскочить из горящих коробочек. Я, принимая участие в захвате штаба, получил две пули. Одна прошила насквозь ногу выше колена, вторая засела где-то в животе. Все, как и прежде, заросло почти сразу, но в этот раз были свидетели. Раньше как-то удавалось скрывать, только успевай испачканную кровью форму менять, а тут я «спалился». Хорошо еще, что видел, как в меня попали, только Черный, с ним я успел ранее обсудить мою «везучесть». Тот хоть и сделал вид, что принял объяснения, но было видно, что его сильно пугает такая моя неуязвимость. «Режим бога», твою мать. Что делать, как-нибудь отбрехаюсь, хорошо еще, что он в отчете не указал о моем ранении, но смотрит теперь с постоянным подозрением. А через день разговор между нами все же произошел.
– Игорь, ты все-таки мне расскажешь наконец-то, что с тобой? – сержант подловил меня возле палатки в лесу и вызвал на разговор. Мы тихонечко удалились с ним в глубь лесочка, и там я ответил ему.
– Ты хочешь знать то, чего я не знаю сам, – начал я. – Все началось еще в тот день, когда нас бросили в атаку на позиции немцев там, в окружении.
– Это когда ты пулеметчиков расстрелял?
– Ага. – И я рассказал всю историю сержанту. Умолчал только о том, что я вообще из другого времени, а так практически ничего не утаил.
– Так как же это? – почесывая поседевшую голову, задумчиво произнес Черный.
– А я знаю?! – сплюнул я в сердцах.
– Блин, вот вроде и видел своими глазами, да все равно поверить не могу. Пуля в тебя попала, а ты отряхнулся и дальше побежал…
– Слушай, сержант, все понимаю, сам не верю, но пока это работает, надо использовать.
– А ну как пропадет в очередной раз и… амба?
– Значит, так и надо, – пожал я плечами, – важнее другое, нужно людей выводить да немчуре жизнь портить. Впереди еще будут лагеря, я уверен, так что будем жить пока.
– Ну, ты все-таки совсем-то на рожон не лезь…
– Да что ж я, совсем дурной? Да и больно мне так же, как и всем остальным, просто заживает сразу, но вначале-то я все чувствую.
– Был бы верующим, сказал бы, что ты сам черт! – Вот это вывел мой дружбан.
– А может, наоборот? – робко спросил я.
– Это как? Бог, что ли? – распахнул глаза Черный.
– Ну…
– А разве бог может воевать?
– Слушай, сержант, ты ж не веришь? – удивился в свою очередь я.
– Да тут скоро и не в такое поверишь! – выдохнул Черный.
Разговор вроде свернули, правда, сержант еще пытался развести меня на предмет живучести. Ну, что ему было объяснять, взял нож да и резанул по запястью. Даже боль не успела прийти, как кожа затянулась, а кровь запеклась. Товарищ молча хлопнул глазами, а затем повертел у виска пальцем.
– Ты – ненормальный! А если бы не заросло?
– Значит, ты сейчас бы перевязывал мне руку, – усмехнулся я. Да я и сам прекрасно осознаю, что все в мире конечно, и мои бонусы тоже, думаю, кончатся так же внезапно, как и появились. А хотелось бы, если честно, пожить с такой фишкой, как бессмертие. Или я все-таки смертен? Может, нужен просто калибр побольше или количество попаданий? Ведь я заметил, что одна рана заживает быстрее, чем две или три, так что…
Мы с таким шумом прошли столько километров, что немчура реально струхнула. До Смоленска оставалось меньше пятидесяти километров, когда нас все же остановили. Конечно, это было немудрено. После таких выступлений мы были потрепаны всерьез. Действующих танков осталось меньше сорока штук, о каком-то серьезном ударе во фланг немецкой группировки, что двигалась, обходя Смоленск с юга, уже не было и речи. Да и Ставка давно изменила нам планы. Догадались наконец, что дивизией не штурмуют армии и группы армий. Но все оказалось как всегда и проще, и сложнее одновременно. Мы просто были отвлекающим маневром, вот и все. Пока мы с боем шли на северо-восток и уничтожали тылы и коммуникации Группы армий «Центр», те, в свою очередь, здорово ослабили продвижение на Москву, а там и наши не подкачали. Сейчас сентябрь, а немцы пока еще не достигли известных мне рубежей, да и вряд ли уже смогут подобраться к Москве так, как это было в другой истории. Авиации у них здесь почти нет, мы уже забыли о налетах в сорок самолетов одновременно. Летают пока штук по шесть, не больше, пару раз было что-то около двадцати, видимо снимали с другого фронта. Но остановили нас артиллерией и танками, слишком много их было у фрицев, и слишком «уставшие» машины были у нас. Процентов двадцать из всей техники мы потеряли, просто израсходовав все ресурсы, как двигателей, так и ходовых частей. Ремонтники с ног сбились, пытаясь хоть как-то восстановить танки и грузовики. С последними было проще, их мы много захватывали, а вот танки взять было негде. Снабжение-то у нас в руках, фрицы не дураки гнать танки по железке, когда она в руках противника, ага, перерезали, так что довольствовались малым, рембаты и небольшие танковые части фрицев. Работали в основном снайперы и мои разведчики-диверсанты. Нам же не нужно было просто уничтожать противника, необходимо было захватить его технику, чтобы пополнить свои части.
Как будет выглядеть наша попытка атаки в окрестностях Смоленска, пока не представляю. Немцы там должны окружить три наши армии, но надо попытаться помочь нашим войскам.
Первые стычки с немецкими войсками начались еще за двадцать километров до Смоленска. Это были небольшие гарнизоны, рембаты и, что удивило, тяжелая артиллерия. Гаубиц было много, но давились они вполне себе хорошо. Танкисты настолько вошли в раж и охренели от своей же наглости, что не задумываясь подминали под себя пушки противника. Мяли, корежили, а после ремонтировали гусеницы, порванные и просто сползшие. Нескольким нашим экипажам не очень повезло, от детонировавших боеприпасов взрывались их машины. Васин не мог быстро наладить порядок, слишком уж у нас большое воинство, да и разбрелись ребятки по округе на добрых два-три километра. Только танков, к сожалению, кот наплакал. Есть с чем сравнивать, уж поверьте.
Когда до окраин города оставалось всего пару километров, в небе появились самолеты противника. Нам сразу как-то стало хреново. Зениток у нас к этому времени было много, но толку от них… Я с недавних пор о