Засада была в окрестностях Львова. На самолёте перелетел в другое место, уже под Брест, и тут подстерёг два грузовика, расстреляв кабины. Кузова крытые, никто не покинул, но сблизился и закинул гранату. Шума не было, та не снаряжена. Поэтому аккуратно заглянул, контроль тем, кто в кабинах, уже провёл. А там ящики, мины, противопехотные и противотанковые. Пришлось самолёт доставать, убирать часть груза с минами в хранилище, почти на тонну и двести кило, отлетел и сделал схрон в земле. Часть мин привёл к готовности и прихватил с собой. Потом взвод полицаев, куда-то топал, подстерёг. Причём, уничтожил в ноль, большую часть из пулемёта, пока лента не закончилась, часть подорвались в панике на минах, что я установил на обочине. Убрав «МГ» в хранилище, сменил позицию и из «СВТ», с оптикой винтовка, одна из тех, что добыл на складе у Кобрина, остальных точными выстрелами поразил. Помощи им пока не было, всем по пуле загнал ещё раз, двое точно дёрнулись осознанно, потом сблизился, зачистил и собрал документы и снял те мины, что не сработали. Это было в районе Вильнюса. Ну и четвёртая засада, та самая, но уже недалеко от Ровно. Поставил растяжки на обочине дороги, шесть мин перед собой, тоже в виде растяжек, и стал ждать. Эту роту я вообще думал пропустить, крупновата для меня, но всё же решил рискнуть, и открыл огонь. Солдаты метались, подрываясь на минах, по две на каждой обочине стояло, опытные залегли, даже открыли ответный огонь, я выпустил ленту, позиция хороша была, хотя ответные пули уже поднимали песок вокруг, врезаясь в почву, хотел убрать пулемёт, а тут удар и темнота. Снайпер подловил, как оказалось. Вот такая моя история. Обжил домик и баню хорошо, с девчатами. Хранилище почти полное, тридцать семь килограмм свободно, это место пулемёта с опустошённой лентой, десяти мин-лягух, и что накачаться успело. Меньше трёх килограмм. Вот такая моя история. Одно расстраивало, мог и в ноль выйти, если бы больше растяжек на обочине было, но я рассчитывал на менее крупную добычу. В общем, ситуация как с пойманным медведем.
А до села я не дошёл, стало сильнее шатать, говорю же откат по ранению шёл, даже один из двух солдат, что меня вели, стал поддержать за локоть левой здоровой руки и помогал вести. Ещё метров сто, сознание начало уплывать, и я дальше не помню.
Очнулся я в темноте, видимо уже ночь. Подловил роту я часов в десять утра, та от села к железнодорожной станции шла, довольно оживлённая дорога, но попалась именно она. Плечо ныло, тупая такая боль, пошевелившись, пусть сознание как в тумане, но с каждой секундой мне было лучше. Приложив большой палец левой руки к губам, напился воды, родниковой, из хранилища, стало ещё лучше. Ощупав плечо, обнаружил лубки и бинты, правая рука была примотана к торсу, но гипса не было. Похоже, я побывал в руках медика. Пока шевелился, слыша шуршание соломы. Похоже я в каком-то сарае. А так надо бежать, чую это мой первый и последний шанс.
Похоже в сарае я один, снаружи слышно сопение часового, видимо простыл, нос заложен, иногда он отхаркивал мокроту. Не самые приятные звуки. Так что закончив проверять себя, я был в одних кальсонах, всё остальное сняли, достал синий комбинезон танкиста и натянул. Буду убегать, светлые кальсоны могут выдать. Сапоги натянуть не в моём состоянии, а обувь нужна, надел туфли, те что для костюма куплены. И попытался встать. Не смог, слабость и шатало, только после шестой попытки, держась за опорный столб, я смог это сделать, стараясь не стонать от болей в плече. Уйти из сарая легко, место есть, без сознания я часов пятнадцать пробыл, хранилище на шесть кило накачалось, убрать часть задней стенки в хранилище и покинуть, но хотелось бы оставить после себя сюрприз. Я профессионал, и без ответного подарка не желал уходить. Достал одну из немецких мин, а всё делать приходилось в полной темноте и на ощупь, и леской привязал мину к опорному столбу. Далее леску протянул к воротам и привязал к двери. Тут подсветил фонариком с синим светофильтром, не яркий свет. Откроют, леска натянута, кольцо у запала ослабил, разогнув усики, вышибной заряд вытолкнет мину, и на высоте метра та взорвётся, всё изрешетив поражающими элементами. Идеально. Погибнет кто или нет, как повезёт, но раненые будут точно. Только я почти все силы на это потратил, но упорно оставлял сюрприз.
А вот дальше, поднимая ноги, чтобы не шуршать соломой, к задней стенке, убрал кусок, сразу достав и прислонив рядом, выглянул, темень и кусты, листья по лицу скользнули, кажется рябины, так что стараясь не упасть, да и не шуметь, часовой с другой стороны сарая, я дошёл до плетня между разными хозяйствами. Перелезать у меня просто сил не было, поэтому убрал кусок плетня, и вернул на место, перейдя на другою сторону, и вот так, стараясь не шаркать обувью, а поднимать выше, хотя это было выше моих сил, уходил дальше. Я отдохнул минут десять в огороде одного из домов, сидя в беседке воды попил, потом поел пирожка с чаем, в кружке был, почти крутой кипяток, а пирожок с начинкой из мяса. Мне силы нужны. Кстати, действительно сил прибавилось, так что смог покинуть территорию села, шёл упорно вперёд, убирая препятствия перед собой. В основном в виде оград, и до околицы, а там и в поле. Выйдя на дорогу, достал «Шторьх», и с трудом забравшись в кабину, не хочу рассказывать, чего мне это стоило, четыре цинка с патронами потерял, я их как лестницу использовал и оставил, бросив, запустил движок, сунув палку в зубы, подобрал пока по фруктовым садам села шёл, и смог взлететь. От тряски с трудом не потерял сознание, но смог, и потянул в сторону Киева. Мне нужна квалифицированная медицинская помощь, и я наделся на наших медиков. Ведь опция големов так и не заработала. Когда ещё будет доступ к четвёртому голему-медику? Похоже до октября ждать придётся. Вот и увидим, прав я или нет.
— Ваня? Ваня проснись, — осторожно потрясли меня за не раненное плечо.
Открыв глаза, а лежал я на спине, увидел рядом медсестру, и двоих сотрудников НКВД, со строгими лицами. Сержант госбезопасности, и лейтенант за ним. А лежал я не в госпитале, а в городской больнице Киева, куда меня поместили. И к слову, где уже нахожусь шесть дней, сегодня утро тридцатого июля. Проходя лечения. Впрочем, самый опасный период прошёл, обошлось без проблем, тут врачи вскрыли рану, даже осколок пули нашли, мне немецкий медик её плохо вычистил, обломки костей, наложили шины, снова руку прибинтовали к торсу и вот проходил лечение. А этих сотрудников я сам вызвал через персонал, сообщив что желаю сообщить о совершённом преступлении, массовом расстреле гражданских, чему был свидетелем.
Вообще сам полёт запомнился плохо. Лучше бы конечно в Москву, но у меня топлива не хватит для такого продолжительного полёта. А сил заправить и дальше лететь, уже не было. Да и когда чувствовал, что уплываю, стукал по ране, боль очищала разум, и дальше управлял. И ведь в таком состоянии не ошибся с маршрутом, пару примечательных ориентиров видел по пути, сел на окраине города. На дорогу, покинул самолёт, чуть не как куль с картошкой вывалился. Лёжа коснулся стойки шасси, убирая машину и отполз на обочину, уже светало. Тут меня и подобрали деревенские, что на рынок разный товар везли, на продажу. Беженцев много, кормить их надо. Они и довезли до больницы, спасибо им за это. Отблагодарить не смог, очнулся уже в больнице. Кстати, документы я передал, оформили правильно, паспорт сейчас у лечащего врача. По ранению сообщил, что попался на прицел немцам, вот и ранили. Обработали наспех, поэтому как освободилась операционная, меня туда. Ну а когда понял, что кризис миновал, стало легче, хотя всё ныло, но восстанавливался постепенно. Вот и попросил через лечащего врача вызвать следователей НКВД, из Киевского управления. Это вчера днём было, до вечера ждал, не пришли, и только сегодня видимо освободились. Опытный следователь — это точно лейтенант, со шпалами капитана был, лет тридцати, видно, что много повидал, а вот сержант на стажёра похож, молод, ещё не набрался опыта. Видимо прикрепили к лейтенанту. Что-то раненько они, я глянул на трофейные часы на руке, время шесть утра, ещё завтрака не было, и вопросительно посмотрел на медсестру.
— Тут к тебе пришли, Ванюша.
Та не только так ко мне обращалась, уменьшительно-ласкательно, ко всем в палате. А нас тут восемь, полная, да ещё вчера девятую койку в проходе поставили. Всех раненых, от налётов немецкой авиации или пострадавших, в обычные больницы, а военнослужащих, в госпитали, так что тут были гражданские, мужчины, мужская палата.
— Хорошо, — негромко сказал я. — Помогите встать.
Откинув одеяло, я спустил ноги и лёг набок, а та помогла сесть, и потом встать. Ну а что, я уже и в туалет сам хожу, дня три как. Ранение моё признано тяжёлым. Так что постояв, подождал пока головокружение утихнет, ну и прихватив из-под подушки полупустой армейский сидор, прошёл к двери, оба сотрудника НКВД за нами. Отвели нас в кабинет главврача, самого того не было, медсестра у нас дежурная, ключ имела и открыла. Та в курсе была что я вызвал следователей. В общем, нас та оставила в кабинете, лейтенант устроился за столом, сержант рядом, приготовив бумагу и карандаш, а я на стул для посетителей перед столом. На этом и началась наша беседа:
— Лейтенант Петровский, Киевское управление НКВД, — представился старший командир. — Это мой подчинённый сержант Лукин, он будет записывать. О каком преступлении вы желаете сообщить?
— Возможно вы слышали, как банда расстреляла поезд, пассажирский, на ветке Кобрин-Брест?
— Подобных случаев было зафиксировано множество, но да, про этот случай в сводке было, помним, — подтвердил лейтенант, с интересом меня рассматривая, — А вы значит были на этом поезде?
Тут открылась дверь и зашла медсестра, положив перед лейтенантом мой паспорт, и поспешила уйти. Кивать мне больно было, поэтому всё на словах, подтвердив догадку следователя:
— Именно так, это и есть причина вызова. Ну и последствия той бойни. Мне шестнадцать, едва школу закончил, и ехал по комсомольскому набору с группой таких же школьников на летнюю стройку, к Бресту. Что строить должны были, не знаю. А тут такое ранним утром, ещё только светало. В общем, я очнулся под вагоном, по голове кровь течёт, осколок обломка вагона в череп впился. Оказалось, я ещё и память потерял, медленно восстанавливается, но всё ж есть такое. Шрам ближе к темечку. Так вот, это не помешаю мне броском добраться до открыто лежавшего бойца с винтовкой. Он убит был, охранял почтовый вагон, как я потом узнал, завладел оружием и ремнём с подсумками, и уйти в укрытие. Оба пулемёта по счастью были на перезарядке, бухали винтовки и карабины, тут повезло, промахнулись. Ну и стал стрелять. Уверенно поражая бандитов. Точно могу сказать, восемь там моих. Остальные бросили пулемёты и ушли. А я, помня, как кричали в горевших вагонах раненые, были и детские крики, поклялся отомстить, найти этих нелюдей. Сразу не получилось, попал в госпиталь Кобрина, там зашили рану. Да ещё искали шофёров на машины, а я хорошо вожу, вызвался, и на двадцати новых «Зисах», погрузив раненых, в Пинск. Всю ночь ехали. Как я дорогу выдержал, сам не понимаю, но встали на разгрузку на станции. Там меня и вырубило. Эшелон ушёл, машину чуть позже сдал, и устроившись у одной старушки, пережидал восемь дней, у меня головокружения, контузия. Ночью ходить не мог, падал. Ходил в больницу на перевязки. А когда немцы к городу подошли, двинул в сторону Кобрина, я помнил про клятву. По дороге наткнулся на мотопатруль, что взял в плен наших танкистов, причём с танком, подкрались по посадке, когда они ужинали. А танк новейший, «КВ». Так получилось, что меня издалека засекли, открыто по полю шёл к посадке, и командир патруля с одним солдатом вышли ко мне. Опросить и обыскать. А я хороший боксёр, два удара — два нокаута. Снял с них всё, штыком бил в сердце, и двинул к стоянке мотоциклов, решил себе транспортное средство добыть. Там танк увидел, связанных танкистов, и немц