ев. А двух мотоциклистов нет. Тут писк в кустах, там те военфельдшера снасильничать решили. Я штыком немецким обоих и убил, а вооружившись за счёт убитых, перестрелял остальных из пистолетов. Так и освободил наших, три танкиста и военфельдшера Ольгу. Так получилось, что немцы убили механика-водителя, а танкисты этот танк не знали, всего сутки как нашли его с мехводом, на лёгких воевали. Капитан Смолин там старший. В общем, они меня призвали временно. Танк я сразу освоил, управление, мы двинули вперёд, к Пинску, к нашим. А тут выехали на стоянку немцев, посадка их скрывала ранее, мы не знали, и капитан сразу открыл огонь, снаряды были, и стал бить их, чаще немецкие танки. Шесть их было и три самоходки. А я управлял машиной. А тут дивизия наша стрелковая проходила по полю, из окружения рвалась, почти две тысячи было, поддержали нас. Уничтожили мы там почти целый мотопехотный батальон. С дивизией танкисты шли, из разбитых частей, так что во мне надобность отпала. Но справку об участии в этой боевой операции попросил, в штабе дивизии выдали, комдив подписал, также внеся информацию про уничтоженных мотоциклистов, их девять было. Вот сидор, с доказательствами. Помогите развязать горловину.
Сержант, что ранее вставал со стула и осматривал мою голову на предмет шрама, снова встал и помог развязать, а я стал выкладывать на стол нужное. Справку из госпиталя Кобрина, справку из больницы Пинска, я знаю, что такое бюрократия, девять солдатских книжиц с мотопатруля, и справку из штаба дивизии за подписью комдива. Лейтенант всё принимал, и внимательно изучал, кивком велев продолжать.
— С нашими там расстался, документы немцев как видите сдавать не стал. Два дня добирался до Кобрина, та ещё дорога, только днём шёл. А по пути встретился осназ, пять бойцов, вышли на мою стоянку, где я ночевал. Вот я с ними потом почти три недели и пробыл. Про себя те ничего не рассказывали, но осназ точно не из ваших, армейцы, вроде ГРУ, проскальзывало в разговорах. Я даже имён их не знаю, только боевые позывные. В камуфляже были, винтовки «СВТ», пистолет-пулемёты, опытные черти. Я старшему, он в звании лейтенанта был, позывной Леший, и описал что было и куда иду. И они заинтересовались, сказали, что хорошее дело на себя взвалил, даже благородное. А они как раз с задания, свободны были пока, решили поохотиться на тылы немцев, как раз автоколонну обеспечения расстреляли, и сожгли, а тут я им попался. В общем, они решили участвовать. Трое меня учили, а двое занялись поиском бандитов. Акция громкая, вряд ли будут молчать, когда немцы придут. А те и не молчали, и по иронии судьбы, старший, что и устроил ту бойню, за расстрел поезда получил чин главного вспомогательной полиции в Кобрине, и своих людей подтянул. Ну а пока меня учили, бойцы собирали сведенья по каждому…
— Погоди, опиши бойцов, — велел лейтенант.
— Извините, не имею права, с меня подписки не брали, а вот слово взяли. Секретные парни, так они себя называли.
— А обучали чему?
— Заинтересовал я Лешего, а у него приказ искать хватких парней. Тот решил проверить гожусь я на должность полевого оперативника, ну и по боевым навыкам натаскивали. Причём, не по такому типу. Обучили, всё запомнил? Идём дальше. Нет, обучили чему-то, запомнил? Отлично. А теперь на немцах отработай, что изучил. Надо сказать, многое мне дали, опытом делились щедро, и уже твёрдо решили взять меня в свою группу, прошёл я все испытания, даже заработал боевой позывной. Леший дал. Тором назвал, это скандинавский бог. Вот только стало ясно что в оперативники я не гожусь, склад ума и характер не тот, чисто боец. А натаскивали меня на снайпера. У меня оказывается способности. Тихушник. Подарили снайперскую «СВТ», я её кстати сохранил, и дальше участвовали в мероприятиях. В одну ночь, выкрали всех полицаев, что участвовали в расстреле поезда с мирными пассажирами, допросили, вот держите их документы и листы чистосердечных признаний, всё от этих нелюдей. Там есть сведенья кто им помогал, но не участвовал. Там уже пусть их советский суд судит. А потом повесили на фонарных столбах в центре Кобрина. Вот фотографии. Сами бойцы не светились, меня сняли на переднем плане.
Там действительно я был, в камуфляже, пилотка, держал на сгибах локтей немецкий «МГ», хмуро глядя в объектив. Ситуация не располагала к улыбкам. Я вообще против казней, хочешь убить, убей, зачем мучить, но такое отношение к этим нелюдям не применимо. Пока лейтенант изучал показания, а сержант четыре фотографии просматривал, я продолжил:
— Комендант города решил за смерть полицаев в отместку расстрелять восемь десятков гражданских, что согнали на площадь. К сожалению, четыре бойца ушли, остался я и пулемётчик. С чердака наблюдали что на площади происходит. Мы это увидели, и тот из трофейного пулемёта, это он у меня в руках на снимке, положил с два десятка немцев, ранив не меньше, дав гражданским разбежаться. Моих шесть немцев, чётко, попадания в головы. Все офицеры. Первые мои в книжице снайпера, Леший завёл. Вот она, шестьдесят семь официально подтверждённых. Мы тогда еле ушли. Город блокировали, там сил хватало, ночью смогли выбраться и соединиться с нашими. Ну а дальше я в этой группе работал больше двух недель. Уничтожили взвод полицаев, засада на дороге, потом две машины с минами, часть мин потом использовали. Несколько раз полицаев уничтожали, один раз во время карательных действий. Те согнали жителей деревни в амбар, обложили дровами и подожгли его. Мы успели вовремя. Пока парни уничтожали их, я прикладом сбил замок и выпустил людей. Чуть не угорели из-за дыма. Мне пришлось троих волоком по очереди вытаскивать, сомлели. У меня от жара волосы скрутились. Пекло было. Так время и шло, два лагеря военнопленных освободили и один раз колонну, уничтожив конвой, пока вот мне не повезло с ранением. Это под Ровно было. Вообще я удивился, что Леший, когда появилась на дороге рота из дивизии охраны тыла, велел не пропустить её, а дал сигнал к бою. Много их для нас было. И мои предчувствия не обманули. Пусть мы заминировали обочины, пусть мины перед нашими позициями, но роту уничтожить мы не смогли. Ополовинили только. Я когда привстал, сигнал был отходить, собираясь скатиться в низину, пуля попала в приклад моей винтовки, раскололась и часть мне в плечо. Я только боль помню, и как вырубило. Очнулся перевязанный в сарае, немцы в плен вязли. А снаружи хрип, горло перерезали. Дверь открылась, а там парни, выследили куда меня и освободили. Видимо при отходе с позиции забрать не смогли. А я уже всё, груз на ногах, спасибо самолёт добыли, наш далеко был, и один из бойцов, он умеет управлять, доставил к Киеву, и обратно улетел, у них там следующее задание подходило. Закончилась свободная охота. Показал куда идти, а дальше не помню, очнулся только тут, в больнице. Мне сказали, что колхозники привезли, на обочине дороги нашли. Вот такие приключения были. Рана серьёзная, так что теперь в осназ дороги мне нет, поди знай восстановится плечо или нет. Поэтому и прошу вас засвидетельствовать мои показания о расстреле поезда, с большими потерями среди гражданских, и то что те, кто это совершил, понесли заслуженное наказание. Вчера утром проснулся, обнаружил свои вещи, что оставил на лесной базе. Значит, парни были, навестили меня ночью. Почему-то неофициально. В вещах и эти доказательства были. Я вообще фотоархив веду, что и как было. Альбом я уж вам не дам, но копии фотографий, где снимался в разных местах, покажу.
Действительно передал два десятка снимков, везде я на перднем плане, зачастую на заднем фоне были совершённые немцами разные преступления. Повешенные гражданские, сгоревшие дома, но и свои действия снимал Уничтоженные полицаи, расстрелянные вражеские машины, и остальное. В общем вёл фотодокументалистику. Первичный опрос на этом всё, тут нам завтрак принесли, время восемь утра, всем троим каши, вместе и поели. Я уже привык левой рукой пользоваться, поэтому мимо рта не проносил, была каша пшённая. Вместе и поели, было ещё два кусочка хлеба и разбавленный чуть подслащённый чай. После этого продолжили. Кстати, главврач уже был тут, но в кабинет не заходил, слышал его бас в коридоре, знал что кабинет занят. Почти до самого обеда плотные опросы шли, однако негатива ко мне те не испытывали, заметно, что те немалые приключения, что мне удалось пережить, вызвали у них даже уважение. На многое я не мог ответить, так и говорил, это из той информации, что мне запрещено сообщать, такого процентов десять от всего объёма было, а остальное описывал. Высокую мобильность объяснил наличием своего самолёта, что прятали в укромных местах, поэтому наносили удары в разных местах, где нас не ждут. Ближе к обеду всё же закончили. Я уже никакой был, да и те видели, как устал, забрали все доказательства, я уже подписался на тридцати семи допросных листах, немало информации ушло, и на этом разошлись. Я вернулся в палату, медсестра под ручку увела, у меня сил не было, почти сразу вырубило на койке, а те к выходу. Да по пути, как я отметил, у лестницы пообщались с главврачом. Он кстати, как раз операцию мне и проводил.
Будили меня только на обед, через час, поел и снова отрубило, и на ужин. А ночью просто лежал и дремал, слабость есть, часто в сон кидало. Ну и пока была возможность, размышлял, почему я это всё устроил. В принципе и в теле Власова я тем же занимался, менял историю, чтобы если сюда портальщики откроют проход, сразу обнаружили изменения. Сейчас я понимаю, что это скорее желание Павлова было, мне-то всё равно. Это тогда. А тут проанализировал память генерала, это ведь один из его отделов отвечал за «десантников», в курсе всего был, и в принципе войти в команду академика Райнова я не прочь, очень большие перспективы открываются. Магия та же, мне это интересно. Да и глупо упускать такие возможности, это я и сам теперь понимаю. Шанс, что Райнов переродится и снова создаст лабораторию, уже свою, а не под государственным контролем, вполне велик. Павлов прекрасно знал, как академик помогал родственникам в разных мирах. Пусть и номинальным родственникам, скорее носителям таких же фамилий. Я в курсе про его прадеда Степана Райнова, уже погибшего на данный момент, и тётку, Марию Райнову, что попадёт в плен и погибнет в концлагере. Поэтому устроил вот такую попытку громко заявить о себе, теперь всё зависит от властей, это первый звоночек. Спасти Марию, надеюсь к середине сентября восстановлюсь, второй. Посмотрим, что выйдет. Это не сам план, которого я твёрдо собрался придерживаться, просто желание есть встретится с этим без сомнения великим человеком. Получится, буду рад, нет, ну не сильно расстроюсь. Тело новое, я надеюсь смогу иметь своих детей. Хочу создать семью после войны, детей растить, мирной жизни и счастья, вот к этому и буду стремится, это и есть мои планы. А теперь ожидаем реакции. А будет она или нет, вообще без понятия. И знаете, реакция была, но я не ожидал до чего это всё дойдёт.