— Ну да, тут ты не подумав сделал… Погоди! Или подумал?
— Ну, просчитать такую ситуацию не сложно. Да, я это сознательно сделал. Там ещё два слоя причин, вы их пока просто не видите.
— Н-да? Куда ты говоришь у тебя направление?
— В Четвёртый мехкорпус.
— К Власову, значит? Ладно, подумаем. А насчёт помощи не откажусь, когда и где всё передашь?
— Да хоть сейчас, как раз всё складировано не далеко, я и собрался дальше вывозить. Кстати, а кому передавать буду?
— Раньше надо было спрашивать. Полковой комиссар Евстигнеев, Двадцатая танковая дивизия, Девятый мехкорпус, Пятой армии.
— Ясно. Значит, передадим, только потом расписку напишите, что я вам помог.
— Конечно.
Мы обо всём договорились, прошли к «эмке», сам я сел за руль мотоцикла, буду дорогу показывать, за пулемёт сел танкист, кстати, в вороте комбинезона мелькнули рубиновые шпалы капитана, на черных петлицах. Так что колонной покатили дальше, а я высматривал на горизонте хоть какой лесок, или рощу. Лесополоса как раз тут не совсем то. Наконец проехав километров пять, приметив рощицу, свернул к ней. От дороги до той было километра два. Вот так и добрались, а у рощи табор цыган стоял, повозки, шатры, вот так подкатили к ним, навстречу выходили мужчины, женщины за их спинами, насторожено на нас поглядывая. Заглушив движок, мотоцикл по инерции ещё катился, сзади приближался рёв грузовика, и покидая на ходу мотоцикл, тот уже почти остановился, громко сказал:
— Здорово ромалы. Барон тут?
— И тебе не хворать, добрый молодец, — сказал, выходя вперёд, пожилой, но ещё крепкий, да полный, с большой отвислой губой, мужчина. Седая кудрявая шевелюра его вполне красила.
— Техник-интендант первого ранга Соловьев. Вот что, барон, бери своих людей, и чтобы духу тут вашего не было. Не думай ничего плохо, из окружения выходил, под Тернополем дело было, видел, как такой же табор как твой, немцы танками давили, женщин и детей расстреливали из пулемётов. И никак помочь не могли, без боеприпасов были, вот только один мотоцикл у той группы отбили. Этот мотоцикл трофейный, с немцев в бою взятый. Побили немцы табор, весь побили, никакого живём не взяли, — чуть повысил я голос, потому как женщины запричитали, слушая меня, вой послышался. — Мы пленного допросили, оказывается немцы считают цыган человеческим мусором, браком, который нужно уничтожать на месте. Пойми, чем дальше уйдёте, тем больше шансов сохранить своим людям жизнь.
— И далеко идти? — уточнил тот, мельком глянув на комиссара, что уже подошёл к нам и внимательно слушал.
— За Москву уходите, Москву они не возьмут. Задержитесь тут, попадёте в мешок с Киевом, — закончил я, главное барон меня понял, по глазам видно было, я же обернулся к комиссару и сказал. — Ждите тут, я гляну что там на складе, и вернусь на втором мотоцикле, дальше к технике отведу. Вам пока там делать нечего, с бойцами мне с глазу на глазу пообщаться нужно.
— Хорошо, мы подождём.
Вот так оставив вещмешок и шинель на первом мотоцикле, и пока комиссар общался с цыганами, дети изучали мотоцикл, взрослые тоже подходили на вражескую технику посмотреть, интересно им было, а я энергичным шагом ушёл в рощу, мимо повозок. В стороне табун пасся. По счастью с другой стороны рощи было пусто. Шугнув обратно пару мелких цыганят, что за мной пытались красться, я проверился, всё же лесовик, к счастью тихо, и стал доставать всё то, что обещал комиссару. Пробежавшись, проверил, противотанковые ружья и патроны к ним, как и «ППД». В кузов «полуторки» их убрал. И запустив движок второго мотоцикла, объехал рощу и подкатил к табору. Там мотнул головой, так что бойцы и танкисты заняли свои машины, и мы по моим свежим следам, трава ещё не поднялась в колеях, проехали к стоянке. Так что танкисты принимали все три единицы бронетехники, там капитан командовал, бойцы осматривали оружие, оба интенданта сняли одно противотанковое ружьё и с интересом его изучали, им такое оружие пока не встречалось. Так что убедившись, что тут всё что я обещал, ровными рядами стояли зенитки и станковые крупнокалиберные пулемёты, рядом с «полуторкой» полевая кухня. Интенданты всё приняли, и подтвердили, что всё в наличии и в исправном состоянии, серьёзная подмога для их дивизии, где едва три с половиной тысяч бойцов и командиров осталось. Так что комиссар, как и обещал написал расписку, перечислив переданную технику и вооружение, вынося мне благодарность, и поставил подпись.
— Держи, — протянул тот листок, что вырвал и блокнота. — Вполне можешь рассчитывать на благодарность за такое. И спасибо за технику.
— Да не за что, жаль только не в коня корм, — убирая листок в планшетку, на самом деле убрал в хранилище, сказал я.
— В смысле? Что-то я тебя не пойму, Савельев.
— А не умеете вы бронетехнику применять, — ответил я, кстати, к нам подошёл тот капитан-танкист, и слушая меня, зло прищурился. — Я не говорю, что у вас смелости не хватает. Как раз в этим у вас всё в порядке, и смелости и отваги через край. Только ведь и знания нужны чтобы всё это применять, а вы тупо в лоб кидаете, на радость немцам, и они легко её жгут. Я бы тех командиров, что подобные приказы отдают, к стенке поставил.
— Согласен, мы все свои танки так и потеряли. «БТ-семь» у нас были.
— Тем более. Этот тип машин для линейных боёв не годится вовсе, их задача, глубокие прорывы в тыл врага и громить его тылы, чуть какие силы или оборона с пушками, отходить, искать более лёгкие цели. «БТ», это саранча в отлаженном механизме наступления немецких войск, как песка сыпануть шестерни. А вы их в лоб. Преступники вы, а не танкисты.
— А сам⁈ — ядовито спросил капитан, которого аж клокотало от злости. — Сам бы смог так воевать, чтобы нас удивить?
— Без проблем, четыре танка, взвод стрелков, зенитка и миномет, вот и достаточно для малой группы, чтобы спокойно работать, бить немцев малыми силами. Да они взвоют, когда я начну.
— Говорить вы все горазды, а как до дела дойдёт, так в кусты, — махнул тот рукой, но не ушёл.
А комиссар спросил:
— И как ты думаешь нужно применять танки в обороне?
— Подвижные засады, тщательно маскировать технику, пропускать дозор. И бить основные силы в борта. Причём, не до конца, нанёс потери, и как немцы от первого шока отошли, начали отвечать, отходить, встать в новую засаду, и так бить. Это называется, обескровливать врага в активной обороне, выбивать подвижные силы и ценные кадры. Это что против моторизованных частей, против пехоты, схема засад не сильно различается, не выскакивать на открытый вид, вроде как, эта пехота, что она нам сделает? Ещё как сделает, кровью умоетесь. Хотя вы наверняка уже знаете на своём опыте. Главное бить из укрытия. А то что вы делаете, даже слова подобрать не могу. Ладно, не хочу задерживаться. Планов много, я всё передал, расписка у меня. Дальше сами.
— Подвести? Мы до развилки на Березовку едем.
— Да, по пути, подкиньте.
Пока же часть вооружения погрузили в обе машины, прицепили кухню, хотя для «полуторки» та тяжеловата, оставили охрану с Клюевым во главе, и всё, двинули прочь, впереди катили два мотоцикла. Нашлись среди бойцов те, кто ими управлять мог. Не удивительно, раз часть моторизованная. А на развилке меня не высадили, мне нужно было прямо, а колонна повернула налево, в сторону позиций дивизии, та тоже во втором эшелоне была. Ну да, тот убедился, что мои слова не расходятся с делом, кто же будет упускать подобный шанс иметь хорошего снабженца, а ведь половина дела в любой части, это хороший снабженец, и чем он лучший, тем часть сильнее, это тоже нужно признать. Кстати, что за дивизия я знал. Пока ещё малоизвестный полковник Катуков ею командует, который прославиться в битве за Москву. Моё возмущение проигнорировали, так что плюнул и дальше сидел, на заднем сиденье рядом с довольным интендантом. Кстати, пока передавал технику и познакомился с ним. Интендант второго ранка Ломакин он, и действительно является старшим снабженцем в дивизии Катукова. Тот как раз вернулся из Киева, выбивал хоть что-то для дивизии, когда Клюев принёс в клюве информацию обо мне и что я технику ему обещал. Да прям, обещал, врал он всё. Ну да ладно, посмотрим, что дальше будет. До дивизии не так и далеко было, за двадцать минут доехали, как раз стемнело окончательно. Машины быстро разгрузили, заправили, придали ещё три, и послали за оставшимся имуществом, а бронетехнику пока вводили в штат, я так понял в один из танковых полков. Их у дивизии два, и один мотострелковый. Меня же взяли под локоть, причём лично комиссар, и вёл тоже лично. Пока же тот велел меня покормить бойцам комендантского взвода, там третье отделение — это хозяйственники, показывал своё гостеприимство. Действительно тёплой кашей покормили, и чаем. А чего, я не отказывался. Комиссар общался с комдивом и начальником штаба дивизии, оба тут были, только что вернулись из штаба армии.
Когда меня пригласили в штабное помещение, дивизия расположилась в лесополосе, и тут рядом строения фермы, вот штаб в одном строении и устроился, Катуков, с интересом меня изучая, спросил:
— Что ты хочешь за танки?
— Вот так в лоб, товарищ полковник?
— Да, в лоб. Комиссар мой уже объяснил, как с такими как ты общаться. А у нас сам знаешь какое положение, такие ребята гибнут как простые стрелки.
— Ну, мне есть что вам предложить. Как насчёт шестидесяти четырёх танков «Т-двадцать восемь», с базы хранения? Они на консервации, если что, и никому не нужны. Я вам прямо скажу, про эту базу и эти танки просто забыли.
— Берём, — быстро сказал Катуков, молниеносно оценив предложение. — Так что ты хочешь?
— А что у вас есть? Не смотрите так, если бы я был снабженцем вашей дивизии, то это была бы моя работа и такой вопрос был бы не актуален, а если так подумать, то и безнравственен. Сейчас же я вообще левый человек, который к вашей дивизии и не относиться, и по сути вы сейчас предлагаете мне сделать гешефт. Я не еврей, но некоторые их принципы мне нравятся. Делай свою работу от и до, но и о себе не забывай.