«Марек», который видел, как 25 июля 1944 года она шла во главе группы женщин в последний путь к газовой камере в Освенциме, так описывает эту встречу.
«Шла гордо, с высоко поднятой головой. Ее маленькую фигурку украшали длинные каштановые косы, выделяя среди остальных женщин, у которых волосы были острижены. В какое-то мгновение «Стася» заметила меня. Легкая, полная печали улыбка появилась на ее лице. Однако она тут же исчезла, а лицо снова приняло выражение спокойствия и гордости. В этом ее спокойствии, полном внутренней силы и достоинства, чувствовалась и уверенность в победе, ради которой «Стася» отдавала свою молодую жизнь, и приказ продолжать борьбу тем, кто остался».
Они до конца выполнили свой долг. Муки их и пролитая ими кровь порождали новых борцов, которые без колебания брали на себя выполнение заданий своих павших предшественников. Место «Стаси» заняла ее сестра «Броня».
Ни у «Марека», ни у «Марии», ни у «Крыси» гестаповцам не удалось вырвать никаких сведений.
Тогда же арестовали члена окружного комитета ППР, бывшего секретаря окружного комитета в Домбровском бассейне «Вихера» — Эугениуша Годлевского, ветерана Октябрьской революции и гражданской войны в России. Он попал в засаду, устроенную на квартире связной Валерии Тжанковской. Сорок восемь часов просидели здесь гестаповцы, арестовывая всех приходящих на явочную квартиру. В числе прочих здесь были арестованы Подлевский, Зыгмунт Вошковский и его жена Гелена, связная «Мария» и несколько активистов из района Сосновца.
В эти трагические и кровавые дни в лапы гестаповских палачей попали и «Роберт» вместе со своей связной «Геленой». Произошло это, по-видимому, за несколько дней до большой облавы. Обстоятельства его ареста остаются невыясненными до сих пор. «Роберт» — Стефан Францишек — был представителем ЦК в Силезском округе и часто встречался с «Офиком».
Удар, нанесенный гитлеровцами по V округу, был подготовлен на основе подробных именных списков, составленных вне всяких сомнений при помощи «Офика».
Мы понесли тяжелые потери, была уничтожена сеть явок, были ликвидированы самоотверженные связные, нанесен удар боевым группам.
Однако оставшихся не отпугнула трагическая участь их товарищей. Ни один из нас не сошел с избранного пути. Я хотел бы, чтобы молодое поколение приобрело те черты характера, которые нам, бывшим солдатам Армии Людовой, позволили сражаться, выжить и построить новую Польшу.
ОКРУГ ВОЗРОЖДАЕТСЯ
В нашей лесной жизни произошли перемены. После разгрома либёнжского бункера мы переживали временный кризис доверия к бункерам. Особенно тревожила нас возможность внезапного нападения на весь отряд в подземном укрытии. Поэтому мы перешли на систему временных и тщательно маскируемых шалашей. Шалаши делались наспех и были неудобными, протекали и не защищали нас от холода, поэтому мы и расставались с ними без сожаления. Хотя такая кочевая жизнь доставляла нам дополнительные трудности, никто не роптал.
Важным событием в нашей жизни было и изменение меню. Мучные блюда надоели всем до отвращения. Нужно было добывать мясо. Его поставляли нам немецкие хозяйства в Янковице и Бабице, лысухи и буренки начали исчезать в лесной чаще. Таким образом нам удавалось добывать даже молоко, до которого было много охотников. Оно было редкостью и раньше почти не доставалось нам.
Бывали иногда даже такие сытые недели, когда мы ели мясо по три раза в день, подкрепляясь еще и бульоном из подвешенного по-цыгански, на железном пруте, котла. Не всегда нам удавалось съесть сразу все добытое, и тогда излишками занимался «Личко». Он укладывал мясо в посуду и закапывал в землю. Видимо, он не очень овладел этим искусством, потому что заготовленное впрок мясо частенько попахивало. К счастью, это никому не повредило. Возможно, от отравления нас спасал самогон, строго ограниченное производство которого нам пришлось наладить, чтобы спасать людей от простуды.
В первой половине июня, вернувшись в отряд после нескольких дней отсутствия, я застал там трех новичков. Это были убежавшие из лагеря советские военнопленные. Их нашел неподалеку от нашей стоянки вездесущий «Личко». Укрывшись в лесной чаще, они на небольшом костре готовили курицу. Увидев неожиданно появившегося с оружием в руках «Личко», они сначала растерялись, но потом, быстро сообразив, в чем дело, договорились с ним. Так — под направленным на них пистолетом — он привел их в отряд. Переговорив с русскими и посоветовавшись с товарищами, «Вицек» решил оставить их у нас. Двое из советских солдат были рослыми парнями. До войны Петр Новиков («Петрек») учился в ленинградском механическом техникуме. Василий Новиков («Васька») работал в Караганде, а самый маленький из них, Ян Шулик («Янек») был колхозником из-под Москвы. Они оставались с нами до самого освобождения, принимая участие во всех операциях отряда.
В июне мы залечивали нанесенные нам раны. Я в то время был командиром округа Армии Людовой Домбровского бассейна, а после смерти «Болека» пришлось мне возглавить Хжановский подокруг. Целый месяц у меня было ощущение пустоты. Должность моя была скорее номинальной — у меня не было точных сведений о положении в районе, а редкие беседы с уцелевшими товарищами давали не очень ясную картину всего происходящего.
Однако мы не могли просто так сидеть в лесу и сложа руки дожидаться конца войны. Постепенно мы освоились с новым положением и начали осторожно завязывать контакты в городах и селах. В отряде было четверо уроженцев Домбровского бассейна, остальные были преимущественно из Хжановского района, поэтому-то лучше всего пошло у нас дело в Хжановском районе и Домбровском бассейне. Прежде чем привлекать новых людей в организацию, мы учитывали и такие обстоятельства, как место их работы и жительства, возможность свободного передвижения, соседей и прочее. В сравнительно короткое время нам удалось наладить четко работавшую сеть связных, создать явки, восстановить работу разведки, без которой и думать было нечего о серьезных боевых действиях.
На исполнительном комитете из шести человек, избранном в августе, лежала вся работа округа. До освобождения нам так и не удалось наладить контакт с ЦК. Мы действовали самостоятельно. Это не означало, что мы ничего не знали о событиях, происходивших в освобожденных районах Польши. Уже в августе мы получили экземпляр «Манифеста Польского Комитета национального Освобождения» и тут же приступили к выполнению его призывов.
Мы сформировали подпольный Воеводский Народный Совет Силезии. В него вошли восемнадцать представителей V округа. Председателем стал Здислав Вишневский, заместителем Францишек Недзюлка. В него входили товарищи Юзеф Фаруга и Адам Музык, а наш IV округ был представлен «Вицеком» и мною.
Вскоре был образован и подпольный народный совет Хжановского повята. Организовать его поручили мне.
Стоял воскресный день. В Либёнже, в шахтерский домик «Комара» — Эугениуша Трепы, в котором должно было состояться собрание, стали поодиночке приходить товарищи. И только под вечер собрались все.
Я пришел последним. Дверь мне отворили на условный стук. Из маленьких сеней «Комар» ввел меня в комнату. За столом сидело шесть человек. Могло показаться со стороны, что они играют в карты, которые были разбросаны тут же по столу. «Комар» представил меня:
— Начальник штаба округа товарищ «Здих».
Минут пятнадцать я говорил о «Манифесте ПКНО», о необходимости создания местных органов рабочей власти на территориях, еще оккупированных немцами. С той минуты, когда первый польский или советский солдат появится в Хжанове, подпольный народный совет должен взять на себя власть в повяте. Наступили сумерки. Кто-то из присутствующих, включая электрическую лампочку, спросил, успеем ли мы закончить заседание при ее свете или придется зажигать свечи? Речь шла о перерывах в подаче тока, так как к тому времени мы уже приступили к уничтожению электролиний.
Тут уж я с полной уверенностью мог ответить, что на этот вечер у нас ничего не предусмотрено, но на ближайшие дни не худо запастись свечами.
Потом была принята присяга. Все встали и торжественно повторили:
«Я, член повятового народного совета в Хжанове, сын польского народа, страдающего в варварском немецком рабстве, торжественно клянусь посвятить все свои способности честному труду в соответствии с велениями совести и здравого рассудка, руководствуясь судьбами народа в борьбе за Свободную, Независимую, Демократическую Польшу. Перед лицом опасности, грозящей со стороны оккупантов и прислуживающих им польских предателей, обязанности свои я буду выполнять со строжайшим соблюдением безусловной конспирации и с чувством ответственности перед Польским Народом».
Я предложил избрать председателем совета «Комара». Предложение мое было принято единогласно, и все поздравили «Комара» с новой должностью. Заместителем «Комара» стал Игнаций Буяк. Впоследствии состав совета был расширен до 16 человек. В числе прочих в состав совета вошли: Францишек Бались, Эдвард Цекера, Ян Дружбик, Макарий Юрчик, Ян Пшебиндовский, Ян Павловский, Тадеуш Пайонк и Антони Шарый. В совет вошли в большинстве члены ППР, затем представители фабричных комитетов, члены ППС и беспартийные.
Выбор «Комара» председателем совета был удачным и правильным. Когда через несколько месяцев гитлеровцы в панике покидали Хжанов, Эугениуш Трепа, войдя в здание предвоенного старостата, тут же принял управление и не оставлял своего поста еще пять лет.
Сейчас на одном из шахтерских домиков, которых так много в Либёнже, висит памятная доска с надписью:
«В этом доме в конце декабря 1944 г. был организован подпольный Народный Совет Хжановского повята».
Уже в июле — августе силезские партизаны Армии Людовой приступили к боевым действиям. В Домбровском бассейне возник лесной отряд под командованием «Мушки». С апреля по июль 1944 года «Мушка» сражался в нашем отряде имени Ярослава Домбровского. В июле ему было поручено организовать отряд в Домбровском бассейне. Вместе с ним ушли от нас «Сковронек», «Вацек» и «Кропка». Нам было жаль расставаться с этими хорошими и храбрыми солдатами. Несколько месяцев делили мы с ними радости и горести партизанской жизни, и это спаяло нас больше, чем обычная дружба. Очень скоро отряд «Мушки», насчитывая уже 18 человек, устроил себе бункер в околице Зомбковице. Уже 20 августа одна из групп вновь сформированного отряда совершила диверсию на железнодорожной линии Голонуг — Зомбковице, разбив паровоз и 18 вагонов, что прервало движение на 8 часов. Чтобы добыть оружие, они совершили несколько смелых налетов, в том числе на пост жандармерии в Зомбковице, на караульное помещение баншутцев, на квартиру шефа гестапо в Бендзине. С интервалами в несколько дней аловцы трижды наведывались в кассу трамвайного парка в Бендзине, реквизировав несколько десятков тысяч марок.