Хозяин, Куш и офицеры летной части успели проводить старый год, наполнили бокалы в ожидании нового. В это время раздался взрыв. Вместе с Васиным новогодним «подарком» от детонации взорвались и другие начиненные взрывчаткой экспонаты комендантского «музея». Здание комендатуры и склад-музей были разнесены в щепки. Все, кто находился за праздничным столом, погибли. От взрыва «музея» взлетел на воздух склад боеприпасов, загорелись и начали взрываться бочки с бензином. Полуразрушенные склады запылали. Более часа раздавались взрывы снарядов и патронов.
Все это наделало очень много шума не только в Логойске, Косино, окрестных деревнях, но и в самом Минске. На место происшествия из Минска прилетела специальная комиссия. Больше недели она вела расследование и пришла к выводу, что смерть обоих комендантов, 14 офицеров и 30 солдат, не считая множества раненых, уничтожения склада боеприпасов, горючего и продовольствия, а также комендатуры, равно как и диверсия в Косино, являются делом рук партизан, которые среди полицаев имеют своих людей. Было брошено в тюрьму 20 полицейских. Впоследствии они были расстреляны.
Новый комендант на похоронах погибших оккупантов поклялся проучить «бандитов». Эта угроза дошла до нас в тот же день. Следовало ожидать быстрых и активных контрдействий. Поэтому мы усилили боевые заслоны со стороны Логойска, увеличили количество дозоров и на всякий случай держали в боевой готовности на высотах около деревни Ляды усиленный взвод.
Все эти меры помогли нам обезопасить себя от попыток разведывательных групп, созданных из немцев и полицейских, проникнуть в район расположения отряда.
Наши боевые действия не прекращались. Удары гвардейцев партизанского фронта становились все более чувствительными и дерзкими. Так, в морозную ночь на 12 января группа партизан под командованием лейтенанта Ивана Фоминкова вышла на автомагистраль Минск — Москва у деревни Криница с заданием взорвать железобетонный мост. Хотя яркий лунный свет и не способствовал скрытному продвижению к цели, расположенной почти у самого гарнизона противника, все же партизаны благополучно добрались до объекта. Выставив наблюдение, приступили к закладке снарядов.
Слипались ресницы от трескучего мороза, коченели руки, теряли чувствительность ноги. То и дело тяжелые снаряды выскальзывали из рук, с двухметровой высоты пробивали лед и скрывались в воде. С трудом их вытаскивали, оттуда и снова крепили вверху… И вдруг в самый разгар сигнал тревоги: со стороны Минска по автомагистрали идут три санные подводы по две лошади! В каждой вооруженные люди в белых маскировочных халатах.
Открытая местность и хорошая видимость от морозного лунного света исключали скрытый отход партизан. Фоминков решил дать бой.
Утром в отряде стало известно, что в ночной схватке было убито и ранено 22 оккупанта. У партизан ранен в могу Володя Рогожкин.
Наши успехи и их неудачи все больше бесили гитлеровцев. Они готовили против нас самые коварные планы, о которых мы в то время и не догадывались. За дело взялись гестапо и абвер.
О вражеском лазутчике «Лесном волке» мы узнали намного позже после того, как он пробрался в отряд. Гитлеровцы подготавливали своего диверсанта в специальных школах сначала в Ново-Борисове, а затем на станции Печи-Сортировочная. В Ново-Борисове почти у самого берега реки в глубине сада стоял приземистый двухэтажный особняк. Высокий деревянный забор с натянутой поверх колючей проволокой и деревья скрывали его от посторонних глаз. Прохожих, останавливавшихся у забора хотя бы ненадолго, часовые гнали прочь или задерживали.
В доме за тяжелыми ставнями все делалось тихо и не спеша. Гитлеровцы в эсэсовских мундирах занимались здесь теми таинственными делами, которые не допускают шума и огласки. Шеф этого тайного заведения полковник абвера Нивеллингер любил повторять своим подопечным, что их тщательно скрываемая деятельность требует самых глубоких раздумий, сосредоточенности, тщательного психологического анализа, адской изобретательности и, конечно, конспирации.
— Мне, — поучал он своих подчиненных на одном из совещаний, — нужны не храбрые служаки-фронтовики, щелкающие каблуками, а думающие, способные офицеры. На основе глубокого знания психологии людей различных национальностей, специфических местных условий и современных достижений в области нашей службы они должны уметь разрабатывать самые невероятные, но вполне реальные варианты нанесения по врагу, в данном случае по здешним партизанам, тайных смертельных ударов. Наше оружие — максимальная хитрость и коварство, внезапность и неотвратимость удара, наносимого в самое уязвимое место противника, полнейшая скрытность и минимальная численность привлекаемых сил. Нужна не грубая сила, а буквально ювелирная работа, в которой важны все звенья: оригинальный замысел, отличные исполнители и совершенные средства. В этом заложены наши огромные возможности. В заключение, чтобы не задерживать ваше внимание, приведу отвлеченный пример. Практика показывает, что крупный партизанский отряд, маневрирующий в лесных массивах и приносящий нам немалый урон, порой неспособна быстро уничтожить даже целая дивизия. А вот наш агент или небольшая группа при идеальной подготовке способны одним бесшумным ударом сделать это. Об этом говорят не только наши исследования, но и некоторый опыт на западе. Все. Прошу принять сказанное к исполнению, а майора Шварца зайти ко мне.
Через несколько минут сухопарый майор в пенсне докладывал развалившемуся в кожаном кресле полковнику:
— Герр оберст, в основу операции, разработанной с целью уничтожения отряда, который на вашей карте обозначен номером два, мною заложены все ваши идеи. Вот ее кратко изложенный план.
— Ну что же, тут неплохо задумано. Действуйте, но помните: провал должен быть исключен… Ваш успех — мой успех, а я сумею достойно вознаградить… Кто исполнитель?
— Агент «Фиалка». Вот его досье. А после можете познакомиться с ним лично.
Шеф отпустил майора.
Раскрыв дело «Фиалки», эсэсовец внимательно всмотрелся в небольшую фотографию. На него смотрел самодовольный, ухмыляющийся человек с широким ртом. Угодливо прищуренные глаза еле выглядывали из-под лохматых бровей. Светлые волосы были тщательно расчесаны на пробор. Отложив снимок, гитлеровец еще раз пробежал по анкете: Дуроф Михель, тридцать пять лет; отец — царский офицер, дворянин; в Германии с 1918 года, член нацистской партии с 1935 года. В кратких характеристиках значилось, что агент оправдал себя как провокатор на радиозаводе в Дрездене. Жадный, за деньги продаст кого угодно, хоть мать родную. Хитрый, ловкий и выносливый. «Фиалка», засланный в небольшой партизанский отряд в Дзержинском районе, убил там двух командиров, незамеченным скрылся и навел на партизан карательный батальон. Далее значилось, что на эту операцию он пойдет под кличкой «Лесной волк» с новой для него «легендой».
Окончив чтение, полковник нажал кнопку, и вскоре в его кабинете появился плоскоголовый истощенный мужчина среднего роста, лицо которого скривилось в заискивающей гримасе.
— Хайль Гитлер! — выпучив серые бесцветные глаза, простуженным голосом поприветствовал вошедший.
— Хайль, — слегка махнул рукой абверовец. — Садитесь, мой друг, — предложил офицер. Обойдя вокруг и тщательно осмотрев весьма костлявого «друга» в грязном истрепанном советском обмундировании, он довольно воскликнул: — Все в порядке, Теперь ты выглядишь настоящим военнопленным. — И, важно усевшись в кресло, продолжил: — Сегодня тебя отвезут в лагерь. Там ты должен еще лучше изучить нравы советских военнопленных, войти к ним в доверие, подобрать по своему усмотрению группу из 4—5 человек и с нею по сигналу бежать в то время и тем способом, о которых мы сообщим позже. Срок подготовки — 10 дней. Да, не удивляйся, если при побеге кто-либо из новых «друзей» ради правдоподобия будет ранен или убит.
— Меня могут опознать. Партизаны из Дзержинского района часто бывают и в Смолевичском районе. Увидев меня, они, безусловно, расскажут, что я скрылся из их отряда.
Полковник, как можно мягче и растягивая слова, вполголоса сказал:
— Должен сообщить, что семья Дуроф по-прежнему неплохо живет в Пруссии, и уверен, что благодаря вашему усердию ее положение в будущем еще улучшится…
Несколько помедлив, он уже более жестким тоном продолжил свои инструкции:
— У тебя два пути. Первый — отлично выполнить задание, проникнув в партизанский отряд… — тут он, поморщившись, еле выдавил: — «Смерть фашизму», как они его именуют, а потом… с деньгами домой. Второй путь — провал и смерть, гибель семьи. Третьего не дано, — закончил абверовец, окинув агента испытующим взглядом.
— Ясно, господин полковник, — без энтузиазма ответил тот, сжав узкие плечи.
Офицер провел его в соседнюю комнату, отдернул на стене шелковую занавеску и показал на карте примерный район действий партизанского отряда. Местом возможной встречи с партизанами были названы деревни Остров, Бабий Лес и Шпаковщина. Сообщив пароль, он сказал диверсанту, что через некоторое время в отряд придет «Дракон» с указаниями о дальнейших действиях.
Гитлеровец сурово посмотрел в глаза лазутчику и сказал:
— Все детали с тобой уже отработали, и надеюсь, вопросов нет.
Так к отряду начали тянуться тайные щупальца абвера, а потом и гестапо.
Позже, слушая доклад начальника разведки Чуянова, я невольно вспомнил дошедшую до меня весть об акции, учиненной оккупантами в моей родной деревне на Любанщине. Когда Чуянов закончил доклад, я рассказал ему об этом поучительном случае.
Поздней осенью появился в деревне Осовец неизвестный. Его изможденное тело прикрывали жалкие лохмотья. Из распухших пальцев ног сочилась кровь. Пришелец дрожал всем телом. Жители деревни ахнули при виде «горемычного», шептавшего посиневшими губами о побеге из лагеря военнопленных. Ему посочувствовали, завели в дом, обогрели и накормили. Появившиеся позже деревенские активисты доверчиво похлопали «военнопленного» по плечу и определили в семью Стефаниды Кунцевич. Шли дни — он набирался сил и втирался в доверие к патриотам. Скоро активисты уже считали его своим человеком, и он знал об их тайниках со спрятанным оружием. Однажды безлунной ночью в деревню нагрянули каратели. Их встретил пригретый в деревне предатель. По его доносу деревенские активисты были схвачены, а оружие изъято. Раздавая зуботычины, негодяй приговаривал: